– Если ребенок поздно просыпается, то он может встать рано из послушания, но никакая сила не приведет его утром в хорошее настроение.

– И не впихнет в желудок полезный завтрак.

– Если ребенку позволить начать день в его ритме, сколько конфликтов даже не возникает!

– Если мы решаем вопрос, кому надо подстроится в ритм, мне или ребенку, ответ однозначен: мне. Потому что взрослая нервная система устойчивее и гибче, чем детская.

– Есть обстоятельства, которые можно подстроить под себя (например, договориться с детским садом, что мы будем приходить в 10, а не в 8:30), есть те, которые не победишь (школьное расписание): во втором случае задача родителя – действовать максимально мягко и бережно. Не только ради здоровья и работоспособности ребенка (помним про недосып), но и ради мира в семье.

Ритмы тела приходится уважать. У маленького человека они ровно такие, с которыми он родился. Принять это мне помогает такая метафора: в племени всегда кто-нибудь не спит.

Представьте: первобытные люди, племя, круглые сутки надо хранить огонь, надо смотреть, чтобы не пробрались хищники… Всегда должен быть кто-то, кто в данный момент бодрствует: и днем, и вечером, и в полуночную пору, и в предутренние часы… Кто-то всегда сидит у огня: старуха, мужчина и женщина, пара детей… Потом на них находит сон, но просыпаются другие. Так у племени всегда есть свои глаза и уши.

Человеческая популяция – то же племя. Режим (регулярность, повторяемость, ритмичность) важен, но природа не предусмотрела одного режима для всех.

И много трудностей возникает, когда в семье живут люди разных биоритмов и разных темпов жизни. Особенно – когда это родитель и ребенок, особенно – когда мама и ребенок, особенно – если детей несколько и матери физически невозможно под всех подстроиться, приходится выбирать… и при этом можно забыть иногда выбирать себя. Нужна помощь, а от специалиста – напоминание или объяснение, что разница в ритмах – серьезный фактор стресса.

Ну а как же тогда мать должна справляться? Ведь «женщина природой предназначена…» А в том-то и дело, что не должна и не предназначена – никогда прежде в истории мать не оставалась с детьми изолированной в одно-двух-трехкомнатной коробочке. Детей выхаживали в много рук (уж там хорошо или плохо – зависело от общих условий жизни). Одной мамы даже на одного ребенка просто, бывает, не хватает физически. Это нужно очень хорошо понимать и помогать матери не требовать от себя лишнего (а для этого иногда приходится серьезно пересмотреть свои взгляды на материнство и детство в части «что должна мать»).

Чтобы воспитать ребенка, нужна целая деревня.

(То есть нуклеарная семья, расширенная семья, друзья и ближайший дружелюбный к ребенку социум).

Нет деревни? Мать не может одна быть целой деревней, увы. Она и так человек-оркестр.

Поэтому мы много будем говорить о том, как беречь ее силы.

Очень много родительских сил порой уходит на противоборство детской физиологии. Кажется, что можно силой и убеждением воздействовать на

– индивидуальный темп деятельности (есть шустрые дети, которых всегда осаживают, и медленные, которых вечно торопят);

– пищевые привычки и пристрастия (в том числе предпочтительное время еды, количество приемов пищи в день, объем съедаемого, избегание или предпочтение каких-то продуктов или блюд);

– мелкие навязчивые движения (грызение ногтей, кручение волос, сосание пальца, колупание болячек и пупков, в том числе и прикосновение и игры с собственными гениталиями);

– потребность в том, чтобы укладывали спать, отказ засыпать самостоятельно;

– просыпание по ночам и приползание в кровать родителей;

– запоры и недержания;

– возбудимость нервной системы (истерики, например);

– слезы и нытье;

– неусидчивость (как нормальную, возрастную, так и патологическую).

Кажется, что это поддается «воспитательным усилиям», но на самом деле нет: это – вне сферы контроля ребенка и, значит, вне сферы послушания. Приложив значительные усилия, можно в чем-то победить физиологию, но ценой и собственных ресурсов, и ресурсов психики и здоровья детей. Поэтому тут лучше сесть и здраво поразмыслить, посовещаться: где-то можно сдаться; где-то найти компромисс; а где-то – задуматься о причинах явления и постараться подействовать на эти причины.

Например: непобедимые мелкие навязчивости. «Мы уже палец изо рта убирали, и ругали, и горчицей мазали, и покупали горький лак, и показывали, как это некрасиво, ну что еще осталось – начать по рукам бить?» Мелкие навязчивые движения – это способ тела справиться с напряжением.

Строго говоря, это не проблема – а способ управиться с какой-то проблемой.

Мне нравится теория, что эти покручивания-погрызывания-пощипывания – остатки младенческого сосательного рефлекса. Если вспомнить, младенцы ведут себя у груди именно так: они пощипывают или мнут вторую грудь, тянут мать за волосы или за одежду. Эти мелкие движения запоминаются телом как часть паттерна расслабления и покоя и активизируются по необходимости.

Когда котики урчат и топчут лапами одеяло или колени хозяина (как будто котята под боком у мамы-кошки), мы понимаем, что они расслабляются. Но умиляться пятилетке, грызущему ногти, мы не готовы. Хотя суть у этих действий одна.

Мелкие навязчивости появляются как в моменты покоя и умиротворения (перед сном, во время просмотра мультика или когда мама читает книжку), так и в те минуты, когда надо справиться с нервозностью (то есть успокоиться, расслабиться): когда ругают, когда провинился, когда выполняешь сложное задание, когда ждешь кого-то или чего-то, когда остаешься один… Вот это «остаешься один» здесь ключевое: мелкие навязчивости – это способ успокоить-ся, успокоить себя самостоятельно, причем способ младенческий. Следовательно, эффективней всего будет подключение симметричной родительской реакции.

Ребенок как бы говорит с помощью этого симптома:

– Я сейчас один и могу сам себя успокоить.

А родитель отвечает:

– Ты не один и поэтому тебе не надо успокаиваться самому – я могу успокоить тебя.

И, конечно, делает это не словами, а телом – ведь младенцы и их родители разговаривают друг с другом телами.

Можно обнять, покачать или погладить, прижать к себе – сделать что-то, что сделали бы, если бы ребенку было меньше года. И делать так каждый раз, когда появляются навязчивые движения.

А вот привлекать к ним внимание, расстраиваться, ругать или стыдить – не стоит. Это и не поможет, и может даже повредить, создав еще больше напряжения, с которым опять придется справляться.

Кстати, и бороться с навязчивостями стоит только если они как-то травматичны (если ребенок расковыривает себя до крови или сгрызает кожу или ногти до мяса, вырывает волосы) или социально неприемлемы (трогает свои гениталии на людях). В остальных случаях – ну топчет котик одеялко, и пусть топчет. Что, мало людей, которые щиплют кожу на пальцах или погрызают ногти? Кому от этого плохо? Ну, не очень культурно – ну, вырастет, сам разберется, сам отучится, когда сам захочет «быть принятым в хорошее общество». Чем старше ребенок, тем больше власти у него над этими мелочами, при условии уравновешенной психики.

Очень много детских симптомов связано с балансом напряжения и расслабления (запоры, энурезы, истерики, тики), и их терапия связана с переживанием безопасности, которая у детей дана в ощущении:

Я не один,

Я под защитой,

Обо мне заботятся.

Поэтому мы будем смотреть, как устроен контакт со взрослыми, восстанавливать контакт с ними, особенно с той их частью, которая представляет Заботливого родителя.

Дети вообще легко реагируют телом на эмоциональные события (как крупные стрессы, так и микро-события, микро-травмы, незначительные, но повторяющиеся). У них, собственно, лет до 10—11 три главных способа реагировать на стресс:

– Телесность (эмоции, телесные реакции, симптомы и заболевания)

– Поведение в контакте со взрослым (протест, упрямство, агрессивность, пугливость, капризы, плаксивость)

– Игра.

Все это – способы переработки, способы адаптации.

Игра – хвала небесам – конструктивный и творческий способ. Про него я еще напишу отдельно.

С младшего подросткового возраста подключается сфера деятельности, ребенок «открывает» самостоятельность и успешность, соревновательность и признание – и деятельность, ориентированная на достижения, становится еще одним способом реагировать на вызовы жизни.

И, наконец, кроме тела и его нужд, есть еще кое-что первичное, базовое. Эмоциональные Потребности. В детско-родительской психотерапии мы чаще всего имеем дело с потребностями

– в безопасности

– в контакте, близости

– в принятии

– в утешении

– в переживании собственной ценности, значимости

– в понимании, ощущении своей понятности другому.

Необходимость удовлетворять потребности и препятствия на этом пути создают динамику конфликта:

– между ожидаемым и наличествующим

– или между новой реальностью и старым способом удовлетворения потребности,

– или между взаимоисключающими потребностями и/или способами их удовлетворения).

Неудовлетворенная потребность создает эмоциональный заряд (чтобы побудить человека искать пути ее насыщения: emotio – букв. «то, что движет») Именно эмоциональный заряд превращает факт жизни, текущую ситуацию в конфликт. Эмоции влияют на поведение.

Под «микроскопом» это выглядит так:

Потребность – Эмоции – Поисковое поведение – Препятствие – Конфликт – Эмоциональная реакция – Поведение в конфликте.

(Под еще большим «увеличением» мы увидим, что само наличие потребности это уже конфликт: «мне нужно, а у меня нет». Все, пошла динамика…)

Следовательно, потребности – самая базовая вещь, ядро нашего неполного и несовершенного, вечно в чем-то нуждающегося существа.

Неудовлетворенные, фрустрированные потребности пробуждают обиду и ярость, направленные во все стороны. А если потребности не удовлетворяются достаточно долго, в душе накапливается ощущение тяжести и горя: депривация; депрессия.

Я говорю не только о потребностях ребенка, но и о потребностях родителей. Тот же список неудовлетворенных потребностей, приведенный выше, организует большую часть семейных проблем. И, коль скоро мы говорим не о личной, а о детско-родительской терапии, нам нужно думать о том, насколько мы насыщаем эти потребности человека в его особой, родительской роли.

Насколько взрослый человек в терапевтических отношениях чувствует себя в безопасности, насколько он ощущает себя принятым, значимым, уважаемым, понятым как родитель этого ребенка?

Детские психологи обычно радушны и полны принятия по отношению к детям и к их проблемному поведению. Я почему-то уверена, что если вы добрались до моей книжки, этому вас учить не надо. Но я ворчливо призываю вас ставить, ради тренировки, себя на место

– Матери пары детей, один из которых очень маленький, а другой постоянно держит в напряжении;

– Матери гиперактивного ребенка, которого всегда и везде все ругают и стыдят, и требуют от нее призвать дитя к порядку, и никто не готов помочь или понять; какое бремя стыда она несет?

– Матери ребенка с любым неврологическим или психиатрическим диагнозом, главный тайный вопрос которой: «что я сделала не так и что со мной не так, что мой ребенок такой?»

– Отца семейства, который проводит с детьми гораздо меньше времени, чем мать, из-за чего связь между ними нарушена, и это трудно даже осмыслить, потому что «а как по-другому?»

– Родителей ребенка в депрессии, которая у детей редко выглядит как уныние и апатия, а скорей проявляется в беспричинном протесте, истериках, приступах пессимизма и неблагодарности и неспособности радоваться жизни, как ни вкладываются в это его родные;

– Родителей недиагностированных дисграфиков и дислексиков, остро ощущающих свою беспомощность перед трудностями своего ребенка («хоть головой об стенку бейся или его бей»), в отсутствие, зачастую, хоть какого-то понимания и поддержки школы и с единственным рецептом: «если трудно – удвой усилия»;

– Матери, которая всем должна и которой очень мало кто готов помочь, да она и не привыкла думать о своей потребности в помощи;

– Отца, который, видя трудности ребенка, переживает за его жизнеспособность в мире, который был к нему большую часть его жизни жесток и вряд ли будет добр к его детям…

И так далее.

Это творческое упражнение поможет разнообразить наши рабочие будни.