Отзывы на книги автора «Евгений Водолазкин»

Была несколько удивлена, обнаружив, что автор чуть младше меня. По писаниям он выглядит скорее этаким наполовину желчным, наполовину пафосным старцем со своеобразным чувством юмора (гораздо более свойственным предыдущему поколению). Ошибочное впечатление усиливают и манера автора снисходительно разжёвывать и без того понятное читателю, и сама структура этих записок, заставляющая вспомнить первоначальное значение слова «анекдот». Даже отвергание всего советского периода укладывается в эту схему («Это разве море? Вот до революции было море…» ©), даже употребление английских, французских и в первую очередь латинских выражений без перевода (уже подзабытая манера, воспринимаемая ныне как «умничанье», — а тогда это было естественным, как дыхание). И религиозность автора: не настырная, но явственная.
Может быть, автор как-то объясняет это?

Много лет занимаясь древнерусской литературой, я ловлю себя на том, что в каких-то областях и сам ощущаю влияние исследуемого материала.

Сборник начинается с «Мелочей академической жизни», чем-то напоминающих записки Довлатова (обострённое чувство к слову, околопрофессиональная среда), а иногда и Веллера (общая ядовитость и лёгкая скабрёзность). Среди дневниково-анекдотических зарисовок неуместным островком торчит «Зона турбулентности» — явно художественный рассказец с зияющим финалом.

Раздел «In memoriam» совершенно другой по тональности: голос автора дрожит от наплыва чувств, когда он рассказывает о дорогих ему (иногда в качестве духоподъёмного примера) людях: от академика Д.С. Лихачёва, с которым Е.Г. Водолазкину посчастливилось работать продолжительное время в Пушкинском доме) до слегка ненормального Ханса-Петера из германского лечебно-педагогического центра ордена августинцев.

И наконец, третья часть — «Мы и наши слова» — то, ради чего я и приложила старания, чтобы раздобыть эту книгу в бумаге: ради «приключений русского языка». Их, к моему разочарованию, оказалось очень мало, и то в подавляющем большинстве пересказаны вещи известные. Практически нет того, что я не прочитала бы ранее у Левонтиной, Кронгауза, Северской… а до них всех — у Льва Успенского, ну да. Немножко рассмешила главка под названием «Компьютер» в «Трудностях русского языка»: она занимает две странички, из которых две трети страницы посвящены всего одному конкретному вопросу: откуда взялась запятая в стандартной подписи «С уважением, %имярек%»? Действительно, проблема.

Написано хорошо, не спорю. Читается легко и быстро. И всё же вызывает (у меня, по крайней мере) лёгкое недоумение разношёрстностью сборника и некоторой его необязательностью: как будто «быть или не быть» — не вопрос.

Эх, Водолазкин, если уж вы петербуржец во все поля, каким себя рисуете, то что ж у вас фамилия не Бадлонов тогда? Сомнительная шутка с моей стороны (это всё же не от той водолазки, которая бадлон), но она вот к чему: как в фамилии автора чувствуется некая несуразность, нелепость, противоестественность, так и вся книга получилась построенной по тому же принципу.

Начнём с того, что в книге собраны разнородные очерки, заметки и едва ли не речи на тему всего, что связано с велмопрасом. Их распределили по трём "кучкам", то бишь частям, то есть создали видимость редактуры и продуманности структуры... Но это только видимость. На самом деле внутри частей нет ни единства, ни стержня, ни даже логики иной раз. Заметки-кулстори о людях, связанных с развитием русского языка, вдруг перемежаются совершенно фантастической миниатюрой ни к селу, ни к городу. Напыщенные речи о том, какие в Петербурге интеллигентные остроумцы, вдруг прерываются ужасающим анекдотом о том, как светило лингвистической науки (пардоньте за подробный рассказ, но мопед правда не мой, я просто пересказываю кратко, что прочитала у Водолазкина) зашёл облегчиться, шумно пустил ветры и пошутил про расход газа и Украину. Стрелять-колотить, это тонкий лингвистический юмор? А совсем грустно то, что редакторы поленились вырезать из многочисленных статеек повторяющиеся почти слово в слово моменты, так что когда в тысячный раз читаешь возмущения Водолазкина по поводу строящейся фаллической башни в Петрограде (в одних и тех же выражениях, почти всегда не в тему), то хочется заткнуть его большим кляпом и долго бить стулом по голове отдел редактуры. Так дела не делаются.

Впрочем, и к самому Водолазкину у меня есть претензии. Я не буду даже говорить сейчас, что книжка вышла откровенно унылой и не соответствующей заявленной аннотации: про русский язык в ней с гулькин нос, какие-то прописные истины, которые даже двоечники и то краем ухом слышали. Не буду подробно описывать то, что хвалебные речи великим языковедам мира сего абсолютно одинаковы и наштампованы так, что приводить их несколько штук (да ещё и посвящённых, по большей части, одному и тому же человеку) не было смысла. Больше всего меня убил один маленький момент. Водолазкин откровенно издевается над теми, кто делает ошибки в речи, в частности использует слова в просторечных и ошибочных значениях (ну, например, спутать из-за созвучия слова "невежа" и "невежда", или не в жилу вставить куда-то слово "апробировать"). Себя при этом он ставит как великого грамма-нациста, который возвышается над этими смердами... И тут же ляпает слово "нелицеприятный" в значении "неприятный". Это вообще финиш. Как будто ты поучаешь школьника о том, что нельзя писать "он боицца" и говоришь, что надо писать "он боиться", с мягким знаком.

В общем, Водолазкин не выдерживает никакой критики. Наспех сляпанный сборничек анекдотцев и банальных вещиц сомнительной ценности, с несмешными попытками петросянить не к месту и так и оставшейся для меня непоняткой — зачем всё это было нужно?

- Ну как?
- Приемлемо. Только вкус горьковатый и в горле дерет.

Я слышала, что Водолазкин написал новую пьесу. Слышала, что о пандемии. Было любопытно и немножко стыдно. Тот сорт неловкости какой испытываешь, когда приличный человек делает что-то, не вполне пристойное. Такого рода злободневность сильно отдает конъюнктурой. Хотя, как может хороший писатель совершенно игнорировать действительность?

Он отличный. И нет, отражение динамики коронавирусных настроений только в титульной пьесе. Сколько могу судить, тетралогия не связана общими героями, сквозным сюжетом, даже единством времени и места действия.

"Сестра четырех" (отсылающая к "Трем сестрам" и "Сердцам четырех"), как раз остроактуальная и, в согласии с возможностью брать информацию из воздуха, открытой хорошим писателям, Евгений Германович сделал одного из героев, курьером, развозящим пиццу на трехколесном пикапчике, который может сложиться гармошкой и убить владельца от малейшего толчка.

"Пародист" - отступление в недавнее прошлое доковидных времен. По дороге из загородного дома погибает, разбившись в аварии, известный пародист. Спустя три года его вдове с ее новым мужем (близким другом покойного) наносит визит частный детектив в сопровождении массажистки почившей знаменитости. Детектив немного заикается (никого не напоминает?). И, как нетрудно догадаться, прогнило что-то в Датском королевстве.

"Музей", еще дальше в прошлое, время накануне убийства Кирова. Которое, вы помните, послужило отправной точкой для первого витка репрессий. События предшествовавшие выстрелу Николаева. Водолазкин историк и знает о подоплеке событий больше, чем профан, вроде меня, услышит на уроке или вычитает из Вики.

Неканоническая бытовая версия, связанная с любовницей С.М. Мильдой Драуле, мужем которой был убийца, мастерски вплетена в историю столкновения двух воль в ходе которого одна съеживается и перестает существовать, смятая и подавленная другой.

Гротескная, абсурдистская, исполненная чернейшего юмора, пьеса приводит на память Ионеско и Дюрренматта и вызывает порой физиологическое отвращение. Все-таки, думаю, что идея сделать из нее аудиокнигу в исполнении Геннадия Смирнова была не самой блестящей. Не потому, что он плох, а потому, что драматургию прозаика нужно читать, как читаешь прозу. В ней акцент не на диалог, а на то, что за его рамками.

Заключительная пьеса "Микрополь". Название одновременно служит антитезой мегаполису, такой себе микрокосм как отражение макрокосма, и отсылает к некрополису (ну, вы поняли). Греческая трагедия с выборами мэра и хором обманутых дольщиков, периодически перемещающимся из конца в конец сцены. Стенания их исполнены высокой поэтики, но мало что могут изменить в текущей ситуации.

Да, понимаю, что рядом с остроактуальной первой пьесой, четвертая с темой дольщиков выглядит прямо-таки замшелой. Но если копнуть глубже, кто мы нынче, как не те, чей кусок жизни отъеден непонятно кем: короновирусом, властями предержащими, олигархами, рептилоидами?

Я рада знакомству с Водолазкиным драматургом, это тот писатель, которого люблю за "Соловьева и Ларионова" и особенно за "Авиатора"

ИППОЛИТ. Так кило́метр или киломе́тр – как произносить-то?
АГАТА. Зависит от того, где произносишь. Ты в прошлый раз куда ездил?
ИППОЛИТ. Ну, на колбасную фабрику.
АГАТА. Все правильно: там кило́метр. Сегодня же – общегородской митинг, так что лучше, наверное, киломе́тр. А что у тебя завтра?
ИППОЛИТ. Консервный завод. Получается, что там снова – кило́метр.
АГАТА. Можешь заодно сказать и асвальт. А то, чего доброго, не проголосуют.
ИППОЛИТ. Однозначно. Скажут: загордился Ипполит. Люди на консервном такие – как бы сказать…
АГАТА. Консервативные.

Вот и состоялось мое знакомство с популярным ныне автором. Рецензии и отзывы на книгу противоречивы: от бурных восторгов до категоричного неприятия. Но такая «диаметральность» нередко говорит о значимости произведения. Не берусь судить, насколько значимо это, время покажет. Но популярность автора объяснима. Интерес к эпохе краха Российской империи не угасает в период попыток её реставрации, авантюрная канва с эротическими вкраплениями, какая-никакая философия с очередной духовной практикой, налет мистики и юмор — такая эклектика обязана привлекать, к тому же разные целевые аудитории, что и гарантирует бестселлинг. К одной из таких аудиторий я отношусь и сам, будучи филологом и не ровно дышащим к постмодернизму.

Литературный стеб, псевдонаучная мистификация, пародийная аллюзорность — всё это близко и забавляет. Хотя такая аллюзорность часто балансирует на грани между иронией и пошлостью, но и это свойственно постмодерну. Ссылки, которыми обильно оснащён роман, создают флёр научного исследования, которое и ведёт главный герой, лишённый имени, но зато носящий значимую в исторических кругах фамилию — Соловьёв (не тот самый, но «для себя Соловьев всегда был тем самым»). За правильное их оформление особо ратует научный руководитель Соловьева проф. Никольский, «поскольку текст, как и бытие, не может существовать без оговорок». В результате, в качестве обоснования того, что кадетов по многу раз водят на пьесу Островского, даётся ссылка на роман Гранина «Иду на Грозу», Будённому приписывается труд «Хорошее отношение к лошадям», а Устинову (под редакцией Суслова) — «Милитари как эпохообразующий стиль», и при упоминании вскользь стихов или сказок читатель тут же отсылается к трудам Жирмунского или Проппа.

Всё это, конечно, забавно, как и явные параллели с идеями нашенских постмодернистов-бестселлермейкеров вроде Пелевина, Соколова или Акунина. Например, стечение обстоятельств, заставившее Соловьева заняться историей легендарного (правда вымышленного) генерала Ларионова очень напоминает ряд разрозненных мелочей, приведших одного пелевинского героя в глубинку на слёт оборотней — ведь эти мелочи и оказались ничем иным, как «зовом верволка». Так и молодой историк, изучающий загадочного белого генерала, осознаёт, что его собственная биография — единый зов. А разобравшись главной загадкой генерала: почему он, оставшись в Советской России, не был расстрелян? — заставляет самого вернуться к исходной точке и к «щенячьей» любви, подобно тому, как генерал неизменно возвращался к воспоминаниям детства. И даже попытался реконструировать, что попутно спасло не одну жизнь, а позднейших спецов озадачило странными совпадениями. Возврат же Соловьева к первой любви не столь значим и изрядно отдаёт снобизмом. Видно, поэтому автор не завершает эту сюжетную линию, как не слишком интересную и и без того очевидную.

В целом роман читается легко, с интересом и способен дать пищу, если не сердцу, то изощрённому и извращённому уму и вполне потешить возрождающиеся персональным снобизмом имперские амбиции. Видно, не зря при чтении мне часто вспоминался один из любимых «гариков»:

Из нас любой, пока не умер он,
Себя слагает по частям
Из интеллекта, секса, юмора
И отношения к властям.

Я бы разделила книгу, а вернее впечатления о ней, на три части:
Первая: филологи. Автор, будучи филологом, очень увлекательно и тепло описывает свой круг. Забавные случаи и моменты, читая которые испытываешь иногда гордость, а иногда и зависть. Мне кажется, что до дрожи волнительно и до сумасшествия интересно погрузиться в мир литературы, слова, быть окруженным людьми, которые разделяют твой фанатизм. А если представить, что одним из таких людей был Дмитрий Сергеевич Лихачев – моменты жизни, описанные в книге, становятся совершенно фантастичными. И я более чем уверена, что такая «работа» (не могу я написать это слово без кавычек, представляя себе свою…) – не просто везение, а подарок свыше, который дается человеку талантливому. И огромное ему спасибо, что дал возможность читателю к этому миру прикоснуться.
Вторая: друзья-родственники. Интересные, написанные хорошим языком истории, которые читать приятно, но по сравнению с первой частью, они, на мой взгляд, менее интересны.
Третья: о русском языке. Русские фамилии и их корни, сокращения и их необходимость, слова-заимствования и сосуществование «дайвера» и «аквалангиста». Интересно, познавательно, о некоторых вещах я не задумывалась. Здравствуй, комплекс моей полнейшей безграмотности и неумения говорить, ты вырос после этой книги. О защите русского языка автор пишет очень увлекательно, но, боюсь, утопично. Представить, что правильность речи нашего разношерстного телевидения можно контролировать – сложно, если не невозможно. Да и работают ли еще там люди, которые этот контроль смогут осуществить? Интернет – отдельная сфера «свободы слова». Наверняка, если вы общались на форумах, то со временем приходилось задумываться: «ужас» или «ужОс» и т.д. Эдакие слова-оборотни липнут к сознанию и избавиться от них очень тяжело. Лет десять назад я лежала в больнице в одной палате с женщиной, которая говорила не «шоссе», а «соше». До сих пор перед тем, как сказать шоссе Энтузиастов я сначала проговариваю про себя, чтобы не ляпнуть «соше».
Очень надеялась, что автор кинет-таки камень в огород ученых, открывших категорию состояния как часть речи, но не дождалась. Может быть ученые филологи, жаждущие получить ученую степень, тоже входят в список тех, от кого стоит защитить русский язык?
И, наконец, один из самых приятных моментов! Утром я радостно стерла из своей подписи в электронной почте запятую и теперь мне не надо ломать голову, откуда она там взялась и подозревать, что наряду с категорией состояния, есть еще неведомые правила, по которым между словами «с уважением» и именем отправителя ставится пресловутая запятая. Ура!

Я бы разделила книгу, а вернее впечатления о ней, на три части:
Первая: филологи. Автор, будучи филологом, очень увлекательно и тепло описывает свой круг. Забавные случаи и моменты, читая которые испытываешь иногда гордость, а иногда и зависть. Мне кажется, что до дрожи волнительно и до сумасшествия интересно погрузиться в мир литературы, слова, быть окруженным людьми, которые разделяют твой фанатизм. А если представить, что одним из таких людей был Дмитрий Сергеевич Лихачев – моменты жизни, описанные в книге, становятся совершенно фантастичными. И я более чем уверена, что такая «работа» (не могу я написать это слово без кавычек, представляя себе свою…) – не просто везение, а подарок свыше, который дается человеку талантливому. И огромное ему спасибо, что дал возможность читателю к этому миру прикоснуться.
Вторая: друзья-родственники. Интересные, написанные хорошим языком истории, которые читать приятно, но по сравнению с первой частью, они, на мой взгляд, менее интересны.
Третья: о русском языке. Русские фамилии и их корни, сокращения и их необходимость, слова-заимствования и сосуществование «дайвера» и «аквалангиста». Интересно, познавательно, о некоторых вещах я не задумывалась. Здравствуй, комплекс моей полнейшей безграмотности и неумения говорить, ты вырос после этой книги. О защите русского языка автор пишет очень увлекательно, но, боюсь, утопично. Представить, что правильность речи нашего разношерстного телевидения можно контролировать – сложно, если не невозможно. Да и работают ли еще там люди, которые этот контроль смогут осуществить? Интернет – отдельная сфера «свободы слова». Наверняка, если вы общались на форумах, то со временем приходилось задумываться: «ужас» или «ужОс» и т.д. Эдакие слова-оборотни липнут к сознанию и избавиться от них очень тяжело. Лет десять назад я лежала в больнице в одной палате с женщиной, которая говорила не «шоссе», а «соше». До сих пор перед тем, как сказать шоссе Энтузиастов я сначала проговариваю про себя, чтобы не ляпнуть «соше».
Очень надеялась, что автор кинет-таки камень в огород ученых, открывших категорию состояния как часть речи, но не дождалась. Может быть ученые филологи, жаждущие получить ученую степень, тоже входят в список тех, от кого стоит защитить русский язык?
И, наконец, один из самых приятных моментов! Утром я радостно стерла из своей подписи в электронной почте запятую и теперь мне не надо ломать голову, откуда она там взялась и подозревать, что наряду с категорией состояния, есть еще неведомые правила, по которым между словами «с уважением» и именем отправителя ставится пресловутая запятая. Ура!

Я совершила глубочайшую ошибку. Я познакомилась с писателем, достаточно подробно, до непосредственной встречи с его творчеством, мне хотелось попробовать новую схему книжного исследования. Евгений Водолазкин произвёл на меня впечатление очень образованного человека, думающего, глубоко и тонко чувствующего природу многих вещей. Однако книга, к которой я подходила с большим любопытством и слегка завышенными ожиданиями, меня разочаровала. Пусть говорят о том, что она высоко ироничная, композиционно и стилистически выстроенная, для читателя-интеллектуала (эту книгу писатель обозначил как написанное "филологом для филологов"), для меня она останется просто скучной. Совершенно неинтересная сюжетная история, читается на всем протяжении как некоторая вступительная зарисовка перед непонятно чем, так и не наступившем. Остановлюсь на том, что я не читатель-интеллектуал и это просто не для меня, едем дальше..

Несчастья? Какие несчастья, -
То было обычное счастье,
Но счастье и тем непривычно,
Что выглядит очень обычно © Г. Шпаликов

Что такое счастье? Есть ли какой-то универсальный ответ? Большинство наверняка ответит, что счастье — это семья, дети, большой дом и много денег. Незамужних девушек, не имеющих детей, жалеют, выражают им сочувствие. Но, неужели нельзя быть счастливым без традиционного набора счастья? Без ребёнка или высокооплачиваемой работы? С кредитом или борьбой с неизлечимой болезнью? Почему иностранцы, читая произведения русских писателей, видят только черноту и печаль? Разглядеть русское счастье и рассказать о нем взялись современные отечественные писатели и поэты. Результат, сборник «Счастье-то какое!» представила Майя Кучерская — замечательная писательница, создатель и руководитель школы «Creative Writing School», выпускники которой также выступили авторами текстов для сборника.

Не ждите сладко-приторных историй в духе «Куриного бульона для души», с героями сборника «Счастье-то какое!» вы будете грустить и радоваться, смеяться и плакать, любить и ненавидеть, встречать и расставаться, вы будете... жить. Ведь, на самом деле, счастье — это каждый день чувствовать себя живым, это уметь радоваться победам и достойно принимать поражения, это бить первым и брать от жизни максимум, каждый её день пить жадными глотками, смотреть на мир широко распахнутыми глазами, уверено шагать навстречу новому и не бояться возвращаться назад.

Основу сборника составили рассказы, эссе и стихи именитых российских авторов, тут и Дмитрий Быков, и Евгений Водолазкин, и Наринэ Абгарян, и Александр Генис и многие другие. Однако, без молодых писателей, только делающих первые шаги к своему читателю, картина была бы неполной. Запомните их имена — Матвей Булавин, Тимур Валитов, Ирина Жукова, Екатерина Златорунская, Татьяна Кокусаева, Евгения Костинская, Михаил Кузнецов, Александра Шевелева, вы еще их обязательно услышите. Сложно, очень сложно определить фаворитов сборника, слишком многое отозвалось в сердце. Всё же выделю невероятный рассказ «Лакшми» Евгении Некрасовой, с ещё большим нетерпением жду выхода её книги «Калечина-Малечина», лиричный текст «Ида и вуэльта» Анны Матвеевой, снова необычную Ксению Букшу и её белые стихи (?) «Я — Максим», щемящий рассказ «Голубое и розовое» Екатерины Златорунской. Каждый из них привносит что-то новое в русскую литературу, оставляя неизменным главное — любовь к родному языку.

Никогда не грустите, что что-то закончилось, лучше улыбнитесь, что это было, идите вперед с высоко поднятой головой и помните — за черными тучами есть солнечный свет, и, как правило, чем чернее тучи, тем он ярче. Любите друг друга, дышите полной грудью и ловите мгновения.

Случайная цитата:

Костя лежит на соседней подушке, а от створки платяного шкафа рикошетит луч света. Проедет трамвай, и шкаф задребезжит, как шкатулка с кольцами. Где-то там уже идёт на работу новый день, а они скулят и удивляются другдруговой радости. И, может быть, они уже пропускают самое интересное — или это они — самое интересное этого дня.

Пьеса сильно хуже первой "Сестры четырёх". Там была загадка и на злобу дня. А эта просто история, которая разворачивается вокруг одного человека. Этого самого пародиста.

Рассказывать тут по сути нечего особо. Три года назад погиб этот самый пародист. И вот спустя 3 года к его бывшей жене приходит человек, который представляется то ли следователь, то ли частный детектив, которому заплатили за расследования смерти. И вроде как на самом деле это был не несчастный случай, а настоящее убийство.

Уж не знаю, как сейчас оценивают книги, но эта на 60 страниц, является эксклюзивом Литреса и продаётся по 250 рублей. Ну не знаю. Как по мне, точно не стоит этих денег. За все заявленные книги из серии, вроде 4, 250 рублей было бы нормально, как по мне.

В общем, наши специалисты по зарабатыванию денег становятся всё дальше от простого народа. И это очень печальный звоночек. Если взять в расчёт заявление представителей книжного бизнеса о необходимости увеличивать цену денег, да ещё в кризис, когда многие лишились работы, это вообще дикость.

Оправдывает всё это только эксклюзивность книги. Кто имеет права на продажу, волен назначить любую цену. Ладно бы все книги серии были отличными, но эта мне показалась совершенно посредственной. Обычный детектив, который раскрывается нам очень быстро.

Думаю, этих товарищей сдерживает только то, что есть так называемый "свободный доступ". А если бы его не было, то эта пьеса стоила бы не менее 1000 рублей. Кто может себе позволить, купит. А кто не может, ну так не для вас роза цвела. У капитализма совершенно не человеческое лицо.