Три хранителя теоремы

В глубине парка, как раз недалеко от выхода на Липовую аллею, стояла маленькая облезлая эстрада с пожелтевшим экраном. Очень редко здесь показывали киножурналы, и потому раковина эстрады была уютным прибежищем для всех мальчишек. Только вчера здесь пережидали погоню сбежавший от зрителей фокусник и его приятель.

Серёжа влез на эстраду, развалился на шершавых досках. Ну и жизнь настала привольная! В школу не ходи, заданий не готовь. Электроник и так всё знает. Хочешь – смотри на небо сквозь щели в крыше, хочешь – мечтай о чём угодно, хочешь – броди по парку.

Он полежал на животе, зевнул, перевернулся на спину, стал считать доски в крыше-раковине. Пробился в щель солнечный луч, рядом с мальчиком легло на пол светлое пятно. Серёжка вынул из кармана зеркальце, пустил солнечного зайчика в сумрачный угол. Зайчик скользнул по старым доскам, потревожил пауков в их паутине, запрыгал по экрану.

Вдруг зайчик пропал. Только что он сидел на серо-жёлтом полотне и вот исчез. Луч от зеркальца тянулся блестящим мечом к экрану, а светлого кружка на нём не было, словно луч проткнул полотно.

Серёжка снова поймал солнце и пустил зайца в нижний угол экрана. Заяц поскакал-поскакал и через мгновение опять исчез. Его будто накрыла мягкая невидимая рука.

Всё ещё направляя луч в то же место, Серёжка с забившимся сердцем подошёл вплотную к экрану и резко обернулся, почувствовав, что за его спиной кто-то стоит.

Он увидел девочку с тонкой косичкой. Она держала корзинку, покрытую тряпкой.

Сыроежкин разинул от удивления рот, соображая, как девчонка могла оказаться за его спиной, но она опередила его вопрос.

– Это мой дедушка поймал твоего зайца. – Девочка наклонилась к Серёже и доверительно сказала: – Он лучший охотник на солнечных зайцев во всей нашей стране.

Серёжа ещё шире разинул рот, но опять ничего не успел спросить, потому что откуда-то появился седой дед с большим сачком. Дед держал что-то блестящее, сверкающее, огненно-золотое. Нельзя было рассмотреть этот блеск, так резало глаза.

Серёжа прищурился, прикрыл глаза ладонью и сквозь пальцы разглядел добычу. Девочка не обманывала: дед нёс огненных зайцев, держа их за длинные уши! Было похоже, что они солнечного происхождения.

– Спасибо, сынок, – добродушно сказал дед. – Ты принёс охотнику удачу, хотя и заставил побегать. Но пора нам домой. Хочешь проводить нас? Ты попадёшь в город, какого прежде не видывал.

– Да-да… – закивал Серёжа. Ему очень захотелось увидеть тот самый город, где живут охотники за солнечными зайцами.

Они шли через лес.

Серёжа вертел головой, с удивлением рассматривая деревья. Странный был этот лес. Как будто простые ёлки, берёзы, сосны. Но стволы у них не круглые, а как линейки. И ветки растут только по бокам – вправо и влево.

– Уже недалеко, – заметил старик. – Вон просвет, а там и город.

Дорога-стрела, вырвавшись из леса, превратилась в городскую улицу. Стояли на ней обычные дома. С треугольниками крыш, квадратами окон, прямоугольниками дверей. Шли люди, ехали машины.

Серёжку с первых же шагов охватило смутное чувство тревоги. Одних пешеходов он видел только спереди и сзади и не замечал, как они проходили мимо. Других он мог разглядеть только сбоку, а издали они были похожи на тонкие палочки или чёрточки.

Старик окликнул его:

– Ну, сынок, поброди-ка с Анкой по улице, а я пойду домой. Ты счастливый. Может, и внучке принесёшь удачу.

– Пошли? – спросила Анка и тряхнула корзиной. – Ты и вправду счастливый? А то много дней у нас нет совсем покупателей…

– А что ты продаёшь? – спросил Серёжка. – Ириски?

– Не-ет, – покачала головой Анка, – у нас не продают ириски. В этой корзине – улыбки.

– Улыбки? – улыбнулся Серёжка. Честно говоря, ему совсем не было весело.

– Смотри!

Анка сдёрнула с корзины платок, и Сергей зажмурил глаза от нестерпимого блеска.

– Эти улыбки дедушка делает из шкурок зайцев, – продолжала девочка. – Я думала, ты догадался. Только их мало покупают.

И она обратилась к странным прохожим:

– Купите улыбку! Очень дёшево. Улыбку простую – печальную, грустную. Улыбку для всех – детскую, взрослую. Какую хотите. Купите, купите!..

Но никто не желал купить солнечную улыбку. Прохожие шли мимо, помахивая тощими портфелями. Они не замечали Анку и её золотую корзинку. Их лица были сосредоточенны, движения точны, глаза устремлены вперёд. Даже собаки пробегали молчаливо, таинственно, будто тени.

И вдруг Сыроежкина осенило: вот так штука, здесь же всё плоское!

Он внимательно посмотрел на улицу. Это был плоский город: автомобили, дома, фонари, деревья, жители, даже собаки – всё-всё плоское, как блин, как доска, как стена, словно вырезано из картона или бумаги. Даже девочка Анка, которая стоит рядом с ним, и та плоская. У неё всего одна косичка. Как он раньше не заметил!

А вот важно идёт человек с огромным животом. Наверное, он считается толстяком. А на самом деле, если посмотреть сзади, он тоньше иглы.

Серёжка не выдержал, захохотал: какой узкий стул нужен этому толстяку. А кровать – тоньше линейки! А какие бутерброды жуёт этот толстяк? Папиросную бумагу он жуёт, а не бутерброды.

Он смеялся до слёз, не замечая, как насторожилась Анка, как остановились прохожие, как собралась небольшая толпа. Плоские люди строго смотрели на весёлого мальчишку, перебрасывались сердито:

– Какой невоспитанный! Только я сосредоточился, как вдруг этот ужасный смех. Он спутал все мои расчёты.

– Да, вот такие мешают спокойному течению мыслей.

– Я всегда говорил, что для чересчур резвых детей надо открыть школу с усиленной программой по черчению.

– И ещё вечно путается под ногами девчонка! Кому нужны эти дурацкие улыбки?

– Тише! – испуганно воскликнул кто-то. – Идут хранители теоремы.

Толпа смолкла, расступилась, пропуская три важные фигуры.

В покрое их одежды можно было различить три квадрата и треугольник, и всё же они не были похожи друг на друга. Один из них, с квадратной головой и остренькими глазками, был облачён в старомодную профессорскую мантию. Другой, небольшого роста, носил на голове огромный цилиндр, держа руки в карманах и зажав под мышкой зонт. Последний шёл через толпу, воздев руки к небу, словно предупреждая о чём-то. Так выглядели три хранителя теоремы, медленно приближавшиеся к Серёже.

Честно говоря, Сергей в этот момент струсил. Уж очень строгий вид был у хранителей.

Три хранителя остановились перед мальчиком, молча разглядывая его. Потом тот, кто был в профессорской мантии, сказал неожиданно писклявым голосом:

– Нам стало известно, что ты нарушаешь порядок, установившийся с незапамятных времён в нашей стране. Известно ли тебе, незнакомец, что ты находишься в Стране двух измерений?

– Да, – кивнул Серёжа.

– Известно ли тебе, – продолжал пищать хранитель, – чему равна сумма квадратов катетов?

– Квадрату гипотенузы!.. – пробормотал мальчик.

Хранители переглянулись.

– Он не так уж глуп, как кажется, – заметил малютка в огромном цилиндре.

Серёжка осмотрел трёх хранителей и стал вспоминать, где он видел эти треугольники и квадраты. Ну конечно, на школьной доске! Их рисовал Таратар Таратарыч!

– Теорема Пифагора! – выпалил он.

– Ты знаешь это имя?! – удивился хранитель с поднятыми руками. – Предупреждаю: произноси его почтительнее! Ибо всё, что ты видишь вокруг, создано на основе этого бессмертного открытия…

Напыщенность хранителей и их возвышенный тон уже наскучили Сыроежкину. Пока хранитель с поднятыми руками читал наставления, наш математик мысленно перевернул его вниз головой и захихикал.

– Что ты нашёл смешного в наших словах? – строго спросили хранители.

Толпа угрожающе загудела. Нет, их не стоило раздражать.

– Не обращайте внимания, – сказал Сыроежкин. – Я всегда так смеюсь, когда вспоминаю о Пифагоровых штанах.

– Поясни свою мысль.

– Ну, так легче всего запомнить теорему… Пифагоровы штаны во все стороны равны!

– О! – воскликнули в один голос три хранителя. – Эта формулировка неизвестна даже нам!

Они вынули из карманов мел и принялись чертить на асфальте фигуры. Никто больше не обращал на Серёжку внимания. Толпа следила за движениями хранителей.

Конец ознакомительного фрагмента.