Глава 1. Зеркальное стадо

В тот злополучный год что-то пошло не так – нарушилась гармония, царившая в Бантолии со времён разделения единого народа. Весна ещё никогда не была такой затяжной. Радость от её прихода постепенно превратилась в мистический страх. Цветущие сады перестали восхищать людей. Ни на земле, ни под землёй ничто не наливалось соками и не созревало. Всюду одни пустоцветы. Вопреки законам природы плодоносные деревья, едва сбросив лепестки, вновь стояли, как невесты, задержавшиеся у алтаря.

Страна всегда славилась сочными фруктами и свежими овощами, поэтому бантолианцы считали кощунством убивать животных, чтобы есть их. На столы традиционно составили только растительную пищу, бантолианцы гордились этим и презирали соседей – «хищников» и «падальщиков».

Но землю Бантолии словно постигло проклятие, она стала бесплодной. Скромные запасы фруктов и овощей таяли с каждым днём, а гордые правители Бантолии не спешили просить помощи у соседей. Отчаявшись, люди искали спасения в храмах. Днём и ночью шли вереницы прихожан, несли богатые подношения верховному божеству Архису, но всё впустую. Бог молчал, а его каменные изваяния, похожие на чёрную волну с множеством ладоней, прохладно сверкали гранями драгоценных камней, украшающих его глаза. Тревога в сердцах бантолианцев росла.

Оракулы Бантолии пророчили жителям голодную смерть, и самые напуганные, собрав пожитки, покидали страну. По главной дороге одна за другой тянулись кареты, а за ними – телеги, гружённые тюками. В напряжённых лицах людей читалась безысходность. Никто не разглядывал местность и не вёл друг с другом задушевные беседы. И тут их взбудоражили оглушающие крики. Люди начали вытягивать шеи, чтоб разглядеть источник.

Навстречу беглецам мчался экипаж, запряжённый тройкой птиц. Они горланили так, что народ мигом расступался. Четырехместная карета напоминала бревно толстенного дерева, на колёсах вдвое больше него. Люди провожали её удивлёнными взглядами: неужели кто-то пожелал вернуться?

В бантолианский экипаж традиционно запрягали выносливых и сильных птиц – гароф. Лиловые птицы, едва уступающие в росте слону, тащили карету, казавшуюся на их фоне крохотной. Беглецы оборачивались вслед и ругали прыткого кучера, но всё же во взглядах их читалась зависть: надо быть по-настоящему смелым, чтобы вернуться в Бантолию в такие тёмные времена.

Когда пограничная застава осталась далеко позади, кучер тряхнул рыжим ирокезом и остановил птиц тонким шестом с деревянным веером на конце. Гарофы легко повиновались, вытянув к земле длинные лапы и сложив четыре крыла. Оказываясь рядом с лошадьми, они всегда свысока смотрели на них, хотя не обладали длинной шеей. Гордую голову гарофы украшали узкие вытянутые перья. По их количеству можно было узнать возраст птицы: сколько лет она прожила, столько перьев насчитывалось в пучке.

Едва экипаж замер, в движение пришли его пассажиры: юноша и мужчина в летах, облачённые в жёлто-зелёные плащи с капюшоном и широкими рукавами – одежду священнослужителей. Высокий статус старшего подчёркивали два амулета, выполненные из кожи и дерева. Символы, изображённые на них, имели право носить только жрецы первой касты храма Архиса, возглавляемые верховным жрецом – санторием. На его фоне младший выглядел скромным подмастерьем, без амулетов, татуировок, перстней и прочих знаков отличия.

Оба ловко спрыгнули на землю и огляделись. Их окружал влажный хвощевой лес Бантолии. Здесь травянистые хвощи превращались в деревья с высоченными крепкими стволами с чётким чередованием узлов и междоузлий. В узлах располагались ветви, словно симметричные рёбра зонтов, а на них – мутовки листьев, напоминающих кожаные ремни. Густая листва не позволяла солнечному свету проникать сквозь них, и у земли стояла тенистая прохлада. От хвощевых деревьев исходил солоноватый запах, а из поскрипывающих крон доносились одинокие трели птиц.

– О, Великий Архис, мы поступаем, как варвары! – произнёс юноша, откинув капюшон. – Надеюсь, когда-нибудь принцесса Ялиоль меня простит.

Бледность его лица подчёркивали распущенные тёмные кудри до плеч. Он выглядел юным, хотя в чёрных глазах светились сила и ум. Его звали Арсением —имя непривычное для Бантолии, чужое. Тем не менее, здесь он прожил большую часть своей жизни.

Длинные волосы Катрама, второго пассажира, скрученные в жгут, были уложены на затылке вертикальным знаком бесконечности. Низкий лоб и массивная нижняя челюсть делали его лицо почти треугольным. Прямой, чуть заострённый нос с узкими ноздрями придавал ему строгости, а широкий рот с крупными зубами вносил в этот образ что-то хищное.

– Довольно сожалеть о содеянном! Мы пересекли границу, и принцессу уже можно не прятать. – Катрам сурово сдвинул чёрные брови, разительно контрастировавшие с сединой в волосах. – А ну-ка помоги мне.

Путники вернулись в карету, отодвинули потайной люк в своде «крылатого» экипажа и осторожно извлекли оттуда тело, завёрнутое в шёлковую ткань.

– Проверь, всё ли с ней в порядке, не задохнулась ли, – велел Катрам и, высунувшись в окно, заговорил с тощим кучером о поиске места для ночлега.

Юноша уложил тело на скамью кареты, ослабил верёвки и осторожно нащупал меж складок ткани шею похищенной девушки. Когда слабый пульс забился под пальцами, он облегчённо вздохнул.

– Как бы мне хотелось пообещать тебе, Ялиоль, что всё будет хорошо, – прошептал он и с упрёком посмотрел на своего спутника, который уселся напротив и безучастно взирал на девушку.

Катраму недоставало величественности в осанке, хотя сквозь плащ проступали бугристые мышцы и широкие плечи. Превосходство в силе выдавал самоуверенный взгляд человека, который заслуженно стал главным жрецом первой касты, и, как у всех жрецов, красноватого оттенка кожа на лице Катрама была обильно испещрена татуировками с замысловатыми узорами.

Вскоре карета свернула с главной дороги и направилась по узкой тропе в глубь леса в поисках места для привала. Поблизости находилось озеро, и кучер направил экипаж к нему.

Жрец не спешил освобождать связанную и укутанную в шёлковый кокон принцессу, лишь уложил её подле себя на скамью и осторожно придерживал рукой. Арсений, сидевший напротив, то и дело бросал встревоженные взгляды на пленницу, и Катрам, наконец, не выдержал:

– Арсей, что не так? – спросил он и нахмурился. – Неужели ты до сих пор не понял, что у нас не было другого способа привезти её в Бантолию?

– Понимаю, но разве мы не могли сделать это как-то иначе? – Арсений пристально глядел на жреца. – Я смог бы уговорить её! Уверен, Ялиоль поехала бы с нами по собственному желанию, я знаю её с детства, и она сделала бы всё что угодно ради спасения отца. Нам вовсе не следовало опаивать её зельем и похищать с собственной свадьбы!

– Боишься гнева доринфийского принца? – Катрам чуть приподнял брови.

– Нет, не боюсь, но считаю, что мы поступили подло. После всех злоключений, что выпали на её долю, мы просто не имели права отбирать у неё возможность спокойной жизни в Доринфии. Она никогда не простит мне этого! Везём её, как поклажу! – Арсений бросил выразительный взгляд на кокон.

Катрам тяжело вздохнул и покачал головой.

– И что ты предлагаешь? Вернуть её назад?

– Нет, но мы хотя бы могли попытаться уговорить или … – Арсений осёкся, закусил губу. На бледных щеках выступил румянец смущения.

– Ты без меня знаешь, как жесток был её отец. Ялиоль всё детство провела в приюте для уродцев. Разве стал бы ты делать хоть что-то ради спасения того, кто поступил с тобой подобным образом?

– Но благодаря его защите она избежала смерти! – с жаром воскликнул Арсений. – Её бы забили камнями, останься она на родине.

– Забили камнями, – эхом повторил жрец и согласно кивнул. – Дикари, они всегда считали Ялиоль порождением зла.

– А мы везём её назад! – Арсений повысил голос, но, поймав суровый взгляд Катрама, пристыженно умолк, опустив глаза.

– Ты слишком много болтаешь! – Катрам некоторое время прожигал юношу гневным взглядом, а потом отвернулся и уставился в окно.

В его зелёных глазах давно не отражалась злость, радость или грусть. Казалось, они были полны тайных мыслей и сосредоточенности. Но, несмотря на то, что Катрам был втрое старше своего юного спутника, время мягко обошлось с ним, оставив на лице слишком мало морщин: одну заметную между бровей и пару в уголках губ.

Внезапно Катрам прильнул к стеклу. Слух Арсения пронзили крики гароф и скрежет металла. Карета резко затормозила, и пассажиры еле удержались на сиденьях Арсений успел перехватить шёлковый кокон, уберегая пленницу от ушибов. Катрам приоткрыл окно и выглянул наружу.

– Ради Великого Архиса! Что происходит?

Кучер спрыгнул на землю, торопливо застегнул жилет, подтянул шаровары и побежал к переполошившимся гарофам.

– Хозяин, вам лучше на это посмотреть! – крикнул он по пути.

Катрам выругался, спрыгнул на землю и поспешил за кучером. Вслед за жрецом из кареты выбежал Арсений. Полы длинного плаща распахнулись на ветру, открывая белую льняную сорочку, облегающую торс, и чёрные кожаные шорты, обтягивающие бёдра. Ступни юного священнослужителя обхватывали сандалии-сапоги – любимая обувь бантолианцев. Ремешки сандалий поднимались вверх до колена, удерживая три-четыре кожаные овальные пластины, прикрывавшие переднюю часть голени.

Карета остановилась на дороге, огибающей озеро и уходящей в глубь мрачного леса, вставшего сплошной стеной. Но вовсе не лес преграждал им путь. Наперерез двигалось полчище куда-то устремлённых спекланов. Топот тысяч быстрых коротких лап смешивался с шуршанием зеркальных игл, покрывавших их спины. Шипы на спине спекланов едва достигали человеческого колена. Пассажиры экипажа и кучер некоторое время стояли, ошарашенные зрелищем. Арсений знал много историй, когда эти существа стаей нападали на людей, но сегодня они не обращали внимания на возможную добычу.

– Ты когда-нибудь видел, чтобы животных, которые считаются редкими, было так много? – спросил юного священнослужителя Катрам; хотя спекланы не нападали, оставаться на дороге было опасно.

– То, что мы видим, ещё раз доказывает слова Таласа о нарушении гармонии окружающего мира, – ответил Арсений, забравшись в экипаж вслед за жрецом и прикрыв за собой дверь.

– Да, началось…

– Очевидно, звери не только первыми почувствовали перемены – их пугают последствия!

Стадо зеркальных ежей казалось нескончаемым, и кучеру велели свернуть к озеру. Картам рассудил, что на песчаном берегу, вдали от опасных спекланов, переждать будет спокойнее, к тому же гарофы вдоволь напьются и отдохнут. Почуяв близость воды, птицы ускорились, а когда их освободили от упряжки, они поспешили окунуться в озеро, чтобы остудить разгорячённые крылья. Катрам выбрался из кареты и окинул пристальным взглядом песчаный берег. Место в стороне от спекланов казалось тихим и безопасным, но меры предосторожности не помешают.

Катрам накинул капюшон плаща и, сцепив пальцы в замок, встал между зеркальным стадом и каретой. Все жрецы первой касты обладали особой магией, и на тыльной стороне ладоней Катрама отчётливо виднелись «впаянные» в кожу три разноцветных полупрозрачных магических камня, окружённые шрамированием в виде витиеватого рисунка. Обратив тыльную сторону ладоней к себе, маг задумчиво посмотрел на голубые, белые и красные камни.

Склонив голову, он чётко проговорил слова древнего заклятия: «Ихвэ батур!». Красные камни вспыхнули, и от них по шраму распространилось свечение. Взмахнув рукой, маг откинул возникший сгусток магической энергии на землю. Там, куда упала капля красного света, появился лучистый круг и сразу впитался в почву. Сделав ещё несколько таких взмахов, маг окружил карету заклятиями.

– Теперь, если кому-то из них или другим тварям вздумается поживиться плотью, им придётся самим превратиться в жертву.

Арсений с недоверием смотрел на переливающийся красным магический щит.

– Испепеляющее заклинание? – задумчиво спросил он. – Разве не проще было использовать защитное, чтобы никому не навредить? Например, более безобидное отбрасывающее.

– Предпочитаю убивать врага сразу, – раздражённо ответил маг.

– Но почему?

– Лучше, когда враг мертв, а не озлоблен…

Катрам подошёл к выбравшейся на берег гарофе и сказал, поглаживая лиловое крыло:

– Не понимаю, почему доринфийцы предпочитают разводить коней? Они кажутся такими непрактичными. Наши гарофы мало едят и движутся гораздо быстрее.

В его взгляде читалось восхищение. Гарофы выглядели ухоженными и здоровыми, ведь люди весьма бережно содержали крылатых «скакунов», считая их подарком бога Архиса, и даже вместо хлыста использовали веер.

– Доринфийцы стремятся во всём быть не похожими на нас, – ворчливо отозвался юноша.

– Но спят они, как и мы, лёжа…

Арсений тяжело вздохнул и вернулся в карету, не поддержав шутку мага. Его распирало недовольство: Катрам снова не согласился с ним и не позволил сделать что-то самостоятельно. Взглянув на Ялиоль, лежащую на скамье, он погрузился в поток воспоминаний детства. Сейчас, картинки обрели утраченную яркость, проснулись забытые переживания. Арсений увидел Ялиоль впервые, когда отец привёз его из маленького городка на востоке Фалидара, где он родился и жил до семи лет. Неожиданная разлука с матерью и братом глубоко ранила его сердце.

С первого дня в чужой стране он обрёл друга – маленькую девочку, покорившую его необычной красотой, пугающей других. Молочно-белая кожа Ялиоль и белоснежные волосы восхищали Арсения. Её тёмно-вишнёвые глаза, невероятно большие даже для ребёнка, светились добротой, и даже когда другие дети обижали Ялиоль, во взгляде не вспыхивало злобы. Будь Арсений постарше, он сказал бы: глаза принцессы – отражение её чистой души, но ему было семь, потому он лишь удивлялся тому, что ласковая и милая Ялиоль может кому-то не нравиться.