грамма синильной кислоты, чтоб отравить человека. Присутствие 1/10 гр. синильной кислоты в воздухе

достаточно, чтоб в этом воздухе вымерли не только насекомые, но и животные.

2Калевала.

15

К сожалению, в этом месте изображение расфокусировалось (может,

бабушка на кухне кастрюлькой…) и внучке только показалось вдруг, что

возлюбленный её похож на господина с зонтиком Кабальеро.

… упал занавес, сомкнулись покровы, тонкие и чистые, как любовь,

которую дарил Психее Купидон, когда она в своём сне ещё держала его в своих

объятиях, а нежный Зефир уже раздувал угли зажигающейся Зари (какая-то

тоже неприпоминаемая классика).

«Ах, бабушка!»

Внучкаоткрывала глаза и, совсем как птичка Психея, чувствовала себя

покинутой; божество упорхнуло и на губах остался сладкий вкус… а здесь – всё

как было: смятая накрахмаленная простыня, ночник, горевший всю ночь,

книжки по химии, ботанике и русскому языку… (здесь надо воспользоваться

случаем и сообщить, что внучка приехала к бабушке издалека, чтоб поступать в

педагогический институт на учителя биологии, а если не повезёт, то в техникум

на агронома, но, как видите, с этой сиреневой мятелью, пока, было не до

подготовки к экзаменам, и книжки лежали, пока, стопкой на полу).

Так вот утром, всё как было: смятая накрахмаленная простыня, ночник,

горевший всю ночь, книжки, павлин с аргусовыми глазками, похожими на

анютины, бабушка – «нашепчет на палочку, на камушек, на какой другой

пустяк»1, сирень, метеолы, парни, играющие и заигрывающие глазами из-за

штакетника – но только не он.

«Ах, бабушка!»

Сценачетвёртая

О неожиданных встречах. О нежных чувствах отдельных цветков и целых

клумб. О тайных знаках любви и о проникновенных валторнах, кларнетах,

флейтах и гобоях.

Заасфальтированные дорожки резали Парк Культуры и Отдыха на угловатые

неровные участки; работники паркового хозяйства, неутомимые, жадные до

работы гномы настилали асфальт там, где люди протаптывали их (дорожки).

«…потаённые уголки, уютные закоулки, тайные тропинки…» – «ах,

бабушка!» – ничего этого не было, и на «неведомых дорожках» не было ни

людей, ни следов, потому что, наверное, был будний день, и девушка гуляла в

своём, поэтому, потаённом же одиночестве, и её не оставляло ночное

сновидение. Всматриваясь поглубже, теперь ей уже казалось, что челнок их

плыл по не совсем прозрачно-изумрудной глади, что белые водяные лилии и

1Апулей

16

рыжие кубышки в своих хороводах не так уж и радовались их нежной любви;

она уже видела, что гладь подёргивалась морщинистой мутью, что белые

кувшинки-нимфеи бледнели и криво улыбались, будто вспоминали пузатого

изменщика Геракла, а жёлтые кувшинки-нимфеи и вовсе закрывали свои

чашечки, может быть, боясь не углядеть за своим легкомысленным эльфом,

который так и стремился слетать, посмотреть, то на удивительный закат, то на

восхитительный рассвет.

Но эта неприятная картина не задержалась в головке у внучки; лишь –

мгновение – влюбленные же не видят ничего перед собой… и Лизанька стала

рисовать в воображении портрет желанного, того, который жил в самом

последнем доме с правой стороны, по улице Тупичковой… окна, ручка двери, к

которой он притрогивается… заборчик… симпатичный; но чем больше

рисовала, тем больше портрет не походил на того…на того, который жил в

последнем доме по улице Тупичковой, а всё больше походил на того – на того, с

которым она так опьянено мчалась к ложбинке, хотя, точно – она никак не могла

понять кто же это такой.

Может протагонист надел не ту маску; ошибся; случайно; перепутал; и

теперь ввёл в заблуждение, и действие должно было принять другое

направление… может актёр, играющий второстепенные роли, подсунул – чтоб

подсмеяться с друзьями за кулисами?

Нет-нет! всё не так просто.

…внучка пришла в Парк, томясь любовью, чтоб попытаться в тишине, в

«потаённых уголках», как советовала бабушка, успокоить свои чувства. Тогда

она и не знала ещё, что предмет её страсти, там, в этом самом Парке, служит

кассиром, и ещё даже не знала как зовут… внучка пришла, потому что ноги, в

горемычной надежде, сами привели её сюда. Внучка сидела на скамеечке, к

которой ещё не успели проложить асфальтовую дорожку, и смотрела, как

жёлтые крапивные цветки разбрасывают фейерверками искорок пыльцу, и вдруг

она вспомнила, ясно поняла, что портрет принадлежит господину с зонтиком.

«Как же у меня в голове всё перемешалось!» – подумала, улыбнувшись (как

бледные лилии в сновидении), внучка Лиза и поспешила к парковым

аттракционам, чтоб ветер на самой высоте «Чёртова колеса» продул и развеял, и

освежил её горячую голову.

Протягивая деньги за билет на «Чёртовый аттракцион», в кассовом

окошечке внучка увидела нашего молодого кассира и вспомнила: зелёную

лампу, павлина, бубновую пятёрку и бабушку: «…случайность всё-таки сведёт

вас с ним…» – ах, бабушка!

Наступила пауза – у внучки не разжимались пальчики, которые держали

смятую купюрку; молодой человек-кассир пытался получить плату (билет

оторван, и хотелось бы получить). Потихоньку он выкручивал из растерявшихся

от случайной случайности пальчиков бумажку, и, наконец, она (бумажка)

оказалась у него вруках. Пауза вырвала из внучки и сновидения, и

представления, и понятия. Портрет Кабальеро распался; сложился зато,

настоящий, живой, прямо перед глазами, в окошке кассы возникший, желанный;

17

не весь (поясной портрет в раме сине-зелёной кассовой будки), но и это была

такая неожиданная радость, но и это уже привело нашу прелесть в любовное

томление (из которого она, собственно говоря, и не выходила). Лиза опустила

глаза и видела сначала, только отдельные части: руки, с вильчато-разветвлённой

гладкой и желтовато-зелёной кожицей (в том, что кожица была желтовато-

зелёной ничего странного не было, потому что так, жёлто-зелёно, отражалась на

«кожице» окружающая зелень дерев. О зелени дерев позже будет отдельно), об

этом эффекте, называемом „рефлекс“, хорошо знают художники – у них всегда

на милом розовом личике можно найти всякие-разные, не имеющие к личику

отношения, неприятные краски… о-о-о! о чём это я? В начале… Сначала…

Лиза видела… Ну, с разгона: видела только отдельные части: руки с вильчато-

разветвлённой гладкой и желтовато-зелёной кожицей, пальцы-

глубоковыемчатые по краям реснитчатые и ланцетные, жилки, жи-ло-чки на

поверхности кистей – неясные голубые трепещущие… Лиза стала поднимать

глаза… три расстёгнутых пуговички-перловицы, открывающие ложбинку,

ямочку под названием «душка» – «душка» – всего лишь деревянная палочка во

внутренностях скрипки, но отзывается, как настоящая душа, на тончайшие

звуки страдающего любовью сердца, да что там говорить… в ней клокочут

слёзы, и клокочет же, радость, и ещё – в потаённый закоулочек так приятно

уткнуться носиком… так близко, наконец, так рядом, наяву… щёчки, губки,

такие милые…», – и вдруг, вместо лица – лицо господина с зонтиком в

фиолетовом берете… нет такого знака пунктуации, чтоб обозначил эту паузу.

Лучше написать словами: Па-у-за, – а уж потом, набирая снова темп: внучка

вскрикнула, закрыла глаза, хотела бежать… легкомысленная, но подумала и

дёрнула за шнурок…

…сатиры расшаркались, анютины глазки скосили глаза, а Куриная Слепота,

образовавшись в дверном проёме, запахла так, что нарисованные на толстом

картоне напольные часы зазвенели голубыми колокольчиками, в каждом из

которых сидела золотая пчёлка, потом бубенчиками, потом запели сопелями и

свирелями, пастушьими рожкáми, засвистели свистульками и, вместе с

курантами, стали наигрывать всякие пасторальные мотивчики, может даже

Пасторальную симфонию (внучка в этом не разбиралась). На многочисленных

циферблатах задвигались в пасторальных же танцах пастушки и пастушкѝ и

стали по-театральному разыгрывать идиллические (можно тоже сказать

пасторальные) сцены нежной любви. На других циферблатах закружились в

мерцающей карусели числа годового календаря, времени восхода и захода

Солнца, знаки Зодиака и шкала взаимного расположения планет. Барометры,

термометры, психрометры (не психометры, а психрометры1) и компасы

расположились по углам и добавляли в оркестровое звучание тиканий и

перещёлков. В комнату – нет! и комната, вдохнув (не вздохнув, а вдохнув)

жёлтого, как жёлчь духа Куриной Слепоты, уже стала паркетной, колонной…

под ослепительным, голубым в белых узорах потолком повисли большие,

круглые и золотые солнца, а в потаённых уголках, за колоннами, притаились:

1от греч. рsychros– холодный и …метр. Ничего общего с психикой не имеет и употребляется для измерения

относительной влажности.

18

лиловая и пунцовая полумгла, кобальтовый полумрак, карминная полутень и

штофные истома с негой, и казалось, что там брезжит Луна, и её всплески там, в

побрызгиваниях колючих звёздочек, поглаживают скользким лучиком

совершенные формы совершенных в своих порывистых и чувственных

движениях, вышитых серебряной гладью на чёрной драповой драпировке стен:

мифологических аполлонов с клитиями, марсов с венерами и зевсовс ледами…

Посейдоны с амфитритами там нежились, плутоны с персефонами ласкались,

персеи с андромедами прислонялись друг к другу, гераклы с деянирами

касались и возлежали, а атриды с хрисеидами, ахиллесы с брисеидами и

остальные ураниды, einfach (что значит – просто), блаженствовали. В открытые

на огород двери вплывали уже кавалеры и дамы во фрачных нарядах и бальных

убранствах: розы, георгины, гортензии, с наклеенными на румяные щёки, на

зелёные изящные шейки, на тонко-округлые плечи и на высокие перламутровые

груди всякими мушками – чтоб маки, нарциссы, ландыши и анемоны по

галантным знакам догадывались бы об их (роз и георгин) пылкой любви, об

ожидающей их (нарциссов, ландышей и анемонов) радости, о чести, которая

может выпасть на их же долю; или о неожиданной печали, или о болезни

(любовной же), о пролитых слёзках, о девственности, о безосновательной и

основательной тоске, о сердечном признании, об отказе и о: «люблю, да не

вижу»1.Маргаритки изысканно, загадочно и, как в настоящем театре,

надломлено переступали порог крохотными ножками; незабудки, фиалки,

гвоздики, с развевающимися за ними газовыми шарфиками всех цветов и

оттенков, шарфиками, которые тоже были не просто так, но которые тоже были

обращены к избранным кавалерам и тоже указывали на страстные желании, на

устремлённую верность, на целования, на свидания, на надежду, а то и

упрекали, сомневались и говорили: «довольно, хватит! »2; что же касается

1Из «Письмовника» Николая Гавриловича Курганова (1769 г.) «Роспись о мушках». Может кому-то будет

интересно узнать о значениях тайного языка мушек, так называемого «языка любви»:

Среди правой щеки – дева.

Среди лба – знак любви.

Промеж бровей – соединение любви.

Над правою бровью – объявление печали.

Над левою бровью – честь.

На висках – болезнь, или простота.

На правой стороне брады – смирение.

Посреди носа – злобство.

На конце носа – одному отказ.

Под носом – вертопрашество.

На правом усе – сердечная жалость.

Под бровью – люблю, да не вижу.

Под левым глазом – слёзы.

Среди левой щеки – радость.

Под левой щекой – горячество.

Среди губы – прелесть.

Из другого источника добавляю, что верхом неприличия считалось, когда мушек было больше трёх.

2Значения тайного языка цвета шарфиков и платочков:

Померанцевый – радость,

Маково-красный – желание,

Чёрный – печаль,

Тёмно-зелёный – верность,

Голубой – постоянство,

19

ветрениц – они без всяких особых приспособлений, лишь только подведя

сурьмой глаза, а усьмой брови…

Усьмой брови подведу,

Подведу глаза сурьмой,

За тобой я не пойду,

Сам пойдёшь за мной!

…и покачивая бело-жёлтыми кринолинами, сводили с ума молодых людей,

которые не сводили с них восхищённых глаз и предлагали им свои

всевозможные услуги.

Пасторальные мотивчики вместе с Allegro ma non troppo1(«Пробуждение

бодрых чувств по прибытии в село»2) подошли к концу, поздравив, таким

образом, прибывших с прибытием и окончательно пробудив и взбодрив чувства,

и приуготовив их к последующим актам. На кончике последней тоники (ах,

если бы это была си бемоль!3) дамы и кавалеры, разбившись парами, замерли

друг перед другом (кавалеры, откинув гордые головки чуть назад, одну руку,

согнутую в локте, поместив, при этом, за спину, а второй прикасаясь к кончикам

прозрачных пальчиков присевшей в грациозном книксенхене, опустившей глаза

долу барышни), замерли друг перед другом, образовав уходящую анфиладой

вдаль пестрейшую и ароматнейшую клумбу, и готовы были по первому же

сигналу начать танец.

… и танец начался.

… из репродуктора затомил и зашёлся такой гобой с валторнами,

кларнетами и флейтами, что тут же, сейчас же, хотелось растаять, раствориться,

превратиться самой в мелодию, чтоб окутывать, чтоб обхватывать,

обволакивать, оцеплять, опьянять, покрывать, зазывать, завлекать, развращать,

растлевать, раз… (расставьте сами, как говорит В.В. Набоков).

Клумба всколыхнулась…

Лиза почувствовала вдруг, сама увидела себя вдруг цветком.

Каким цветком?

А какие цветки растут в соблазнительных картинах маэстро Сандро

Боттичелли? Какие цветки источает из груди земная его Флорида, когда её