Глава 2. Задачу понял!

Расставание с женой получилось совсем не таким, как планировалось, присутствовала некоторая нервозность.

Зоя выглядела мрачной, была малоразговорчива. Все попытки Тимофея как-то расшевелить любимую женщину заканчивались тотальным провалом. Стараясь выглядеть бодрым, он сложил вещи в небольшой кожаный чемодан; взял бритву и помазок, купленные накануне Зоей, кусочек хозяйственного мыла и щелкнул замками.

– Все, милая, мне пора!

– Может, мне тебя проводить?

– Не нужно. Доберусь сам, здесь недалеко.

Уже остановившись у дверей, Зоя задала вопрос, который тревожил ее более всего:

– Ты надолго?

Обманывать ее не хотелось, но и держать в беспокойном ожидании тоже не подобало.

– Эта командировка… недели на четыре, но она может затянуться. Не знаю, как там пойдет дальше… Возможно, придется задержаться на два месяца, а может, на три… Я человек военный, куда отправили, туда и еду. Ты, главное, не переживай, все будет в порядке!

– Обещай писать мне почаще.

– Конечно, буду, – ответил Романцев, – ты же знаешь, насколько я люблю эпистолярный жанр.

– Я серьезно, а ты все шутишь.

– Я тоже серьезно.

Поставив на пол чемодан, Тимофей нежно притянул Зою к себе, почувстовав ладонями ее худенькие плечи, ощутил на губах горечь ее прощального поцелуя и заторопился за порог, скрипнувший под тяжелой поступью.

От крыльца отходил бодро, осознавая, что жена стоит у окна и смотрит ему вслед. Хотелось обернуться, приветливо махнуть рукой, но, опасаясь натолкнуться на застывшее побледневшее лицо любимой женщины, сумел перебороть желание и ускорил шаг. Так уж было заведено между ними, что до вокзала он добирается один, налегке, без груза переживаний, оставляя слезы расставания где-то в глубине квартиры.

До Червоноармейска^[1], пункта назначения, как это нередко бывает во время войны, добирался на перекладных. Сначала был поезд до Киева, в котором он нашел даже местечко у окна среди молодого необстрелянного пополнения, отправлявшегося на фронт, а дальше летел на грузовом залатанном самолете вместе с несколькими командировочными, удобно разместившись между баулами с бельем.

Червоноармейск был освобожден еще четыре месяца назад, линия фронта продвинулась километров на пятнадцать под самые Броды, так что город можно было считать глубоким тылом. Его уже очистили от завалов, на дорогах было довольно оживленно, и по обе стороны от трасс, напоминанием о недавних сражениях, возвышались еще не восстановленные здания. Отдельные пробоины заделывали наспех побитыми почерневшими кирпичами, которые горами возвышались на пустырях, а потому едва ли не каждый отстроенный дом пестрил разноцветьем. Обходились пока без штукатурки (не до того!), но вот запах свежей краски присутствовал повсюду, и это обнадеживало.

Добравшись до отдела контрразведки армии, расположившегося в трехэтажном сером здании с приметной отметиной под самой крышей, – пробоина от снаряда была заделана красным обожженным кирпичом, – Тимофей Романцев козырнул бойцу, стоявшему у входа, и вошел внутрь. Следовало отметиться о прибытии, а потом двигаться дальше в штаб семьдесят первой стрелковой дивизии.

Он отыскал канцелярию – всего-то небольшая комната с тремя столами, за одним из которых, покрытым затертой коричневой клеенкой, сидел немолодой майор с орденом Красного Знамени.

– Здравия желаю, товарищ майор… Разрешите? – Тимофей шагнул в комнату.

Майор посмотрел на вошедшего и произнес:

– Проходите, товарищ капитан, что у вас?

– Капитан Романцев… Мне бы встать на учет, – сказал он, протянув военный билет и предписание.

Майор внимательно прочитал предписание и поднял усталые глаза на Романцева:

– Здесь в выписке из приказа написано, что вы прибыли «для дальнейшего прохождения службы».

– Так точно, товарищ майор!

Майор вдумчиво пролистал военный билет.

– Из вашего послужного списка видно, что биография у вас самая что ни на есть боевая. И назначение в Москву вы получили вполне заслуженно… А обратно-то почему? Не поладили с начальством, что ли?

– Можно сказать и так… Как бы это поделикатнее выразиться… Адюльтер у меня случился с дочкой начальника.

В глазах майора сверкнуло любопытство. Сидеть за бумагами скучновато, а тут какая-то занимательная любовная драма, так чего же не послушать, но капитан хранил молчание.

– Вот как… Бывает, – не дождавшись продолжения, протянул майор.

– А потом мне в войсках как-то привычнее, – честно ответил Тимофей.

– Верю… На учет я вас поставил, – голос майора заметно потеплел. – Штаб семьдесят первой дивизии сейчас находится в Немировке, это буквально в нескольких километрах от Бровки. Вам нужно будет еще зайти к начальнику отдела контрразведки «СМЕРШ» тринадцатой армии полковнику Александрову, он предупредил меня о вашем прибытии.

– Где мне его найти?

– Его кабинет находится в конце коридора, комната номер восемь.

– Разрешите идти, товарищ майор?

– Идите.

Тимофей прошел в конец коридора, отыскал нужную дверь и негромко постучался.

– Разрешите, товарищ полковник! Капитан Романцев…

У самого окна за столом, перелистывая раскрытую папку с бумагами, сидел моложавый сухощавый полковник лет сорока. Внимательно посмотрев на вошедшего, он дружески спросил:

– Романцев?

– Так точно!

– Прибыл, значит. Располагайся… Как там Георгий Валентинович? – спросил Александров, когда Тимофей присел.

– Он передает вам привет, товарищ полковник, – с готовностью произнес Романцев.

Губы Александрова растянулись в благодушной улыбке. Стало понятно, что полковник умеет ценить дружбу.

– Спасибо… Общение с Георгием Валентиновичем для меня всегда большое удовольствие, нас судьба еще до войны свела, в Питере… – Он вдруг сразу сделался серьезным и продолжил: – А теперь давай о делах. Здесь у нас неспокойно. Хотя где сейчас спокойно? Вот вроде бы мы служим в глубоком тылу… Но только дня не проходит, чтобы бандеровцы какой-нибудь сельсовет не уничтожили или какую-нибудь небольшую военную часть не обстреляли. Лютуют хуже зверей! Если узнают, что кто-то из крестьян симпатизирует Советской власти, заявляются в село и прилюдно устраивают над ними казнь… Всех запугали! Взять хотя бы место вашей будущей службы. Там полновластный хозяин – Гамула Остап. Жесткий, волевой, беспощадный! Для него без разницы, кто перед ним: женщина или старик, убивает всех! Никого не жалеет! Резня недавно на Волыни произошла, так этот Гамула был одним из главных ее инициаторов… У него какой-то особый счет к полякам и евреям.

– Чего добиваются бандеровцы? Откуда такая жестокость?

– Хм, откуда такая жестокость, спрашиваешь… Их лозунг: «Украина для украинцев!» – все остальные для них просто лишние. И еще им важно запугать местное население, чтобы оно не шло с советской властью ни на какой контакт.

– Кто он там, этот Гамула?

– Так называемый куренной атаман. Под его началом около трех тысяч стволов, считай, целый полк! В его распоряжении имеется целое артиллерийское подразделение. Это уже по-настоящему серьезная сила. Шастает со своими повстанцами по всей Львовской области, наведет страху, полютует – и снова в лесах прячется.

– Как же к нему подобраться?

– Непростая задача… Еще полгода назад мы к нему трех человек внедрили, казалось бы, все складывалось хорошо, несколько раз наши люди выходили на связь, а потом все трое пропали без вести… Что с ними случилось, до сих пор не известно. Даже не знаем, что матерям сообщить… Или вот недавний случай. Информация пришла, что Гамула должен появиться в селе Марчуки, ну, мы и отправили туда взвод. Остановились по соседству на хуторах, чтобы внимание к себе не привлекать, так он всех бойцов вырезал, а командиру отряда и хозяину, у которого он остановился, головы отрезал. Даже после смерти над трупами поиздевались… Думаем, что без предательства тут не обошлось. Этот хозяин связником нашим был. Конечно, там серьезно работает следственная группа, примем самые жесткие меры в отношении виновных, но разве людей вернешь?

– Как выглядит этот Гамула?

– Никто толком не знает, – пожал плечами полковник. – Известно только, что молодой. Недурен собой, во всяком случае, так бабы рассказывают. Известно, что ходит в немецкой эсэсовской форме с нашивками куренного. Предпочитает советскую офицерскую фуражку… По какой-то непонятной причине среди бандеровцев она особенно в моде. А вот на кокарде – трезубец! Надо же такое удумать, – хмыкнул он, – советскую кокарду под трезубец переделывать. Гамула враг беспощадный, лютый, и лучше к нему не попадаться, спасения не будет! Так что с ними нужно поступать так же жестоко, как и они с нами. Никакого снисхождения! Вот так-то… Считайте, что выслушали от меня небольшой инструктаж перед отправкой к месту службы. Вас, конечно же, в дивизии еще более обстоятельно проинструктируют, когда будут вводить в курс дела, но счел своим долгом предупредить, на какое место службы направляетесь. И скажу еще так, полковник Утехин прекрасно разбирается в людях, и на такое нешуточное дело человека малодушного он бы никогда не отправил. – Прозвеневший телефонный звонок прервал разговор: – Полковник Александров… Ага, уже подъехала. Спасибо. – Полковник положил трубку и посмотрел на Тимофея: – Как раз сейчас в ваш район, на Немировку, едет машина, может захватить вас с собой.

– Был бы вам очень признателен, товарищ полковник!

– Пустяки… И еще раз хочу предупредить на прощание, вы едете служить в очень неспокойное место, никому не доверяйте. Утром он батрак и кланяется вам низенько, а вечером в спину стреляет. Несколько дней назад пропал ваш предшественник майор Севастьянов. Думаем, что его уже нет в живых. Попытайтесь узнать что-нибудь о нем.

– Задачу понял, товарищ полковник!

– Если возникнут какие-то вопросы, немедленно обращайся, я всегда на связи!

– Есть!

– Так что желаю успешной службы! – Пожатие у полковника Александрова оказалось весьма крепким.

Водителем потрепанной полуторки был обстоятельный сержант лет тридцати пяти. Взгляд недоверчивый и внимательный одновременно. На выцветшей гимнастерке висела медаль «За отвагу» и прямоугольная нашивка за тяжелое ранение. Выглядел бодро, на первый взгляд никакого видимого увечья, и только когда ускорял шаг, становилось заметно, что он слегка припадает на правую ногу. Внешность его вызывала расположение: большой, сильный, неторопливый, а широкая грудь была просто создана для орденов.

– Вы водитель?

– Так точно!

– Мне сказали, что вы можете меня подбросить до места.

– Меня тоже предупредили. Куда именно направляетесь, товарищ капитан?

– Мне в Немировку, под Бровками.

– Знаю, – кивнул сержант. – Я как раз через Батьков еду, рядом с Немировкой. Только у самого села дорога танками разбита. Весной в ней даже самоходки вязли. А сейчас на этой жаре все засохло, и такие колдобины образовались, что на полуторке не проехать, разве только на трехтонке. Можно, конечно, и в объезд, но это все время… Ничего, если я вас в километре от Немировки оставлю? Машина-то у меня старая, вся гремит, может не выдержать такого насилия, – начал он неловко оправдываться. – Я уже четвертый грузовик поменял, но ни один из них такой развалюхой не был. Сейчас сплошную фанеру штампуют. Вот посмотрите, даже кабина из фанеры. Я, конечно, понимаю, все железо на танки и пушки ушло… Надо бить фрица! Только ведь в этой полуторке из металла один лишь двигатель. Если меня где-то крепко тряхнет на кочке, моя машина просто вся рассыплется на дощечки.

Капитан Романцев улыбнулся. Ему нравился этот основательный и неторопливый сержант. В чем-то обыкновенный. Но именно от таких обыкновенных солдат и зависит успех победы. Выносливые, аккуратные, все понимающие. Для них любое дело – важная работа, которую следует выполнить исправно, будь то поездка в соседнюю часть, чтобы привезти бойцам пару мешков картошки, или штыковая рубка у бруствера противника.