Он сделал предостерегающий жест и начал рассказывать. О тяжелой студенческой жизни, о профессорском задании, мемуарах поручика и странном предположении, что коллекция мецената Шалимова спрятана в тайге западнее Березинского тракта, что, собственно, и стало причиной посещения Художественного музея…

– Предположение не странное, Максим, – сглотнув, сказала Катя, – в девяносто девятом году я съездила в Лондон и, если так можно выразиться, погостила у своей прабабушки. Она была очень старая, почти не видела. А через месяц после моего визита она тихо скончалась – в возрасте ровно ста лет… Бабушка рассказала, что коллекция действительно находится в окрестностях Березинского тракта…

Скользкие мурашки ползли по телу. «И куда это меня втягивают?» – думал он.

– Дарья Антоновна не знала точного места, где спрятана коллекция, – говорила Катя, пристально глядя ему в глаза. – Но повествовала о каком-то разрушенном храме – неизвестно чьей народности… В его окрестностях якобы все и спрятали работники ВЧК… Если двигаться от станции Турово на север, это километров тридцать… Ну… примерно. Никто не считал. Около трех дневных переходов на груженых подводах по тайге… Я видела современные карты крупного масштаба. Местность до сих пор не заселена – глушь, необжитая тайга. Но если ехать из Тулуна по Березинскому тракту, можно добраться до Малакута – это уездный центр, а уж оттуда, на юго-запад, минуя несколько деревень… в нужное место. Я наводила справки – в том районе, который нас интересует, в годы Гражданской войны было две деревни: Чахловка и Мансурово. В Чахловке в 19-м году случилась вспышка сибирской язвы, жители умерли, деревню отгородили, потом сожгли. В Мансурове – на реке Курепке – кто-то оставался жить, там даже была купеческая фактория, но потом и оттуда все съехали, остались старики, которые со временем вымерли…

– Минуточку, – перебил Максим, – в 99-м году вы имели беседу со своей… хм, родственницей. Сейчас у нас, если не ошибаюсь, 2006-й.

– Но у меня и в мыслях не было интересоваться этой историей. Я должна была окончить университет, найти работу, какие, боже упаси, клады? Прабабушка много чего рассказывала, а эта история была лишь частью биографии. Да и ту она… как-то странно прервала.

– То есть вы не в курсе, что произошло в 18-м году – на отрезке между Туровом и развалинами предположительно древнего храма? Начало истории мы знаем. Чекисты с обозом пропадают в тайге, бросая часть конфискованных в Иркутске ценностей. Группа капитана Волынцева пускается в погоню…

Катя поежилась, что не укрылось от внимания.

– Произошло что-то страшное… По словам Дарьи Антоновны, у нее был молодой человек – племянник купца Шалимова. Илья Кольцов. С ним она и увязалась в авантюрную экспедицию. Шли почти трое суток, вступая в перестрелки с красными. Людей становилось все меньше… Было пятьдесят, осталось семь или восемь… Потом эти развалины, будь они неладны…

– Извините, перебью. Какого характера были развалины?

– Я не понимаю…

– Кто построил храм? Хакасы, буряты, енисейские кыргызы, манихеи?.. Кому там молились – Будде, Мани, Вишну, Черешну?..

– Черешну? – растерялась девушка.

– Черешну, – засмеялся Максим. – Имеется такое божество в индуистском пантеоне. Похож на Вишну, только покрупнее и физиономия бордовая.

Она не поняла шутки.

– Не знаю, – состроила она озадаченную мордашку, – да и бабушка не знала… Какая разница?

– А разница такая, что за прошедшую эпоху все храмы на территории Сибири если и не описаны, то по крайней мере локализованы и их координаты зафиксированы. Клубы любителей старины, бойскауты, теологи-авантюристы – давно подняты архивы и исхожены затерянные уголки. Каждый год громкие кампании – борьба за сохранение исторических названий, за упрощение русского языка, за повышение уровня культурной безграмотности… Но я отвлекся. Так что там насчет коллекции?

– Никто не знает, – Катя удивленно смотрела ему в рот, – на заключительном этапе погони в обозе красных уже не было коллекции… Но здесь я толком не поняла… Да, собственно, и не пыталась. Я просто слушала рассказы бабушки о жизни. Много раз она повторяла, что произошло что-то страшное, все погибли – она сама чуть-чуть не погибла. О судьбе своего спутника Ильи бабушка ничего не знает. Но вроде был жив. Уцелел красный командир… Какие-то крестьяне, случайно оказавшиеся в лесу, доволокли ее до ближайшего селения…

Официант вразвалочку доставил манты, задрал нос и удалился. Неторопливость – отличительная черта сибирского характера. Максим задумчиво вонзил вилку в мучное изделие – брызнул сок, Катя зажмурилась.

– И почему вы мне об этом рассказываете?

Она задумалась – действительно почему?

– Вы знаете, я не замечала за собой склонности к авантюризму. Окончила университет, устроилась на работу в городской центр экстремальных ситуаций – штатным психологом. Общалась с жертвами автомобильных катастроф, криминальных нападений, погорельцами, самоубийцами… Через полгода такой работы мне самой пришлось прибегнуть к помощи психолога. А затем развод с мужем, увольнение… а в Монреале так трудно найти работу, закладная и перезакладная на дом, авария с машиной… Я была в отчаянии, Максим. Знакомая посоветовала съездить в посольство Сибири, купить визу, посетить родину предков, припасть, так сказать, к корням…

Звучало не очень убедительно, но Максим проглотил. Он слушал, меланхолично поедая манты.

– Квартиру я купила в рассрочку – в вашей стране, в отличие от России, это почему-то не сложно. И всегда можно продать. Здесь нет бюрократических проволочек для иностранцев. Платите деньги – и живите. Кончились деньги – уезжайте.

– Приходилось жить в России?

– Наслышана, – девушка усмехнулась и снова погрустнела. – Возможно, я не отдавала себе отчета, зачем сюда рвусь… Хотя звучит, конечно, дико. Приехала, осмотрелась, стала наводить справки, поговорила с Куреповым. Съездила в Иркутск – почему-то я решила, что в Адмиральском музее получу более подробную информацию. Вернулась, спланировала сегодняшний поход в Художественный музей… А вчера в подворотне на Кабинетской ко мне подошли какие-то люди…

– Хулиганы? – насторожился Максим.

– Не уверена, – Катя сглотнула так, словно у нее болело горло. – Но вели себя вызывающе. Было темно, лиц я не видела… Один прижал меня к стене, взял за горло. «Засиделась ты в Сибири, лапа, – кажется, так он сказал. – Не хочешь серьезных неприятностей – вали в свою Канаду…» Потом они исчезли, а я еще полчаса приходила в себя…

– Вы думаете, это связано?..

– Ну уж точно не с моими «благородными» соседями, которые меня терпеть не могут… А с чем же еще?

– Но вы не добились успехов в своем начинании.

– А вдруг добьюсь? – она вскинула голову. – Кто-то хочет моего отъезда, понимает, что я буду искать.

«А вот теперь я точно влип, – удрученно подумал Максим. – Даже если откажусь, в разработку все равно попаду». Он собрался задать резонно вытекающий вопрос, но дама опередила:

– Почему я обратилась к незнакомому человеку? Не знаю… Не смейтесь, я правда не знаю. Этот случай в подворотне меня добил. Месяц живу в Сибири и чувствую себя такой одинокой… Ехать некуда, денег осталось немного… Я просто боюсь… Курепов увидел в вас порядочного человека, которого также интересует коллекция. Я наблюдала за вами – и поняла, что вы не связаны с… преступными кругами. Вы же не могли знать, что я за вами слежу.

«Мог, дорогуша, мог», – подумал Максим.

– Вы с таким удовольствием пьете это противное пиво… – девушка брезгливо поморщилась. – Я, пожалуй, тоже закажу. Официант, будьте добры! – она призывно щелкнула пальчиками.

– Минуточку, – встревожился Максим, – неужели я похож на человека, неспособного угостить даму пивом?

Конкретного предложения – отправиться на поиски клада – он так и не дождался.

– Оставьте свой телефон, Максим, – попросила девушка. – Я вам позвоню. Боюсь, несколько дней я буду занята.

– А вот из дома без причины я бы вам не советовал выходить. Если, конечно, все, что вы рассказали, похоже на правду.

Она вздохнула.

– Есть причина… Не вру я, Максим. Все это действительно очень грустно.

Будучи воспитанным человеком, он предложил проводить ее до дома, хотя откажись она, не стал бы настаивать. Имелось в этой девушке что-то настораживающее. Она не отказалась. До нужного дома пришлось пройти полтора квартала, а потом пережить небольшое приключение. Улица Кабинетская – исторический центр города – маленькая Одесса в худшем понимании этого слова. Подворотня встретила исписанными стенами, мусорным изобилием и парочкой сомнительных личностей, страдающих непобедимым похмельным синдромом. Аналогий с утренним эпизодом в подъезде Аллы пока не прослеживалось. Балконы нависали практически отовсюду, увешанные бельем, увитые хмелем, заставленные цветами, рассадой, старыми шкафами, ведрами, лыжами. С последнего этажа неслась сочная ругань. Над головой две румяные тетушки атлетического сложения, одетые в рейтузы и бюстгальтеры, попивая вино, обсуждали преимущества традесканции ладьевидной перед традесканцией-толстянкой. С любопытством уставились на вывернувшую из подворотни парочку. Катя потянула его.

– Нам сюда, Максим. Здесь желательно держаться подальше от стен…

Что-то звякнуло, он вскинул голову – очень кстати! В распахнутое окно вылетели две руки, держащие кастрюлю. Содержимое (уж явно не суп из черепахи) красиво устремилось вниз! Он схватил ойкнувшую Катю за руку, оттащил к подъезду. Порция помоев, выплеснутых явно злонамеренно, разбилась о землю, не причинив ущерба. Раздался демонический смех, «стреляющая» что-то крикнула на посылательном падеже, захлопнулось окно.

– Господи, – прижала сумочку к груди Катя. – Какой шалман… Серафима Капельсон – выжившая из ума старуха, и эта выходка еще безобидная…

– Увлечена любимым национальным занятием, – пробормотал Максим. – Пьет русскую кровь.

Распахнулась дверь на соседнем балконе, вылез жиртрест в трусах и майке, глянул вниз.

– Ну шо ж вы так, тетя Сима, в другой раз цельтесь лучше… Галка, глянь, Катерина сегодня с хахалем – во какой…

– Вот так и живем, – вздохнула Катя. – Не могу избавиться от мысли, что в конторе по операциям с жильем меня сознательно ввели в заблуждение. Привели смотреть квартиру рано утром, когда дом спал, пообещали все блага, расхвалили соседей… По тете Симе психбольница плачет, супруги Гурченко из Полтавы – просто жадные сволочи, а в третьей квартире на площадке проживает русский алкоголик и тунеядец Савочкин – временами его не слышно: уходит в запой, как в эмиграцию, а порой начинает долбиться в дверь и требует льготного кредита. Очень обижается, когда не даю. Вот так и живем, Максим… – повторила Катя, посмотрев на него очень печально.

Он вздохнул – делать нечего, следующие полчаса пришлось строить соседей. Баба Сима открыла дверь и тут же пожалела, Максим подпер ее ногой и с располагающей улыбкой вошел в квартиру. Сунул под нос пыхтящей старухе студенческий билет:

– Серафима Капельсон? Служба разъездных санитаров восьмой психиатрической лечебницы. Собирайтесь, вы пойдете с нами.

– Никуда я не пойду… – бормотала старуха, отступая и заслоняясь от нечистой силы какими-то хоругвями. – Сгинь, сгинь…

– На вас поступила жалоба, – настаивал Максим, перекрывая старушке кислород. – Последнее предупреждение, гражданка Капельсон. Еще одна претензия от женщины, проживающей в шестидесятой квартире, – и остаток жизни вы проведете в палате, забитой потными сумасшедшими мужиками. А сейчас позвольте процитировать вам фрагмент постановления муниципального совета о злостных нарушителях правил коллективного проживания и мерах по их ликвидации…

Господин Гурченко тоже зачем-то открыл дверь. Максим не церемонился – вошел в квартиру и без условностей стукнул господина по уху. Толстяк испуганно закудахтал, стал пятиться в комнату. Максим шел за ним и награждал оплеухами. Выскочила тетка в бигудях («Страх какой, – испугался Максим, – в теле человека жира на семь кусков мыла, а у этой – на всю коробку»), тоже закудахтала, путая русские, украинские и почему-то польские непечатные выражения.

– Ша, – сказал Максим. – А то язык порву. Частное бюро «Каратель», господа. Вы находитесь в оперативной разработке, с чем вас и поздравляю. А теперь вопрос: кто является автором идеи отравить жизнь проживающей в шестидесятой квартире госпоже?

– Нет никакого автора… – пускали пузыри и зеленели от страха соседи.

– Авторы есть у всего, – сурово наезжал Максим. – Даже у народных песен. КТО приказал выжить из квартиры гражданку Канады, КОГДА, СКОЛЬКО вам за это заплатили?..

Алкоголик Савочкин дверь по-умному не открыл. Из квартиры доносились лирические стенания и звуки ударов головой о стену.

– Эх, сивуха сивая, жизнь была красивая… – прокомментировал Максим. – Вот уж кому не помешают санитары.

– А вы забавный, – улыбнулась Катя. – Хотите зайти на чашку чая?

– Хочу, – ответно улыбнулся Максим. – Но некогда. Важные студенческие дела. Позвоните, Катя, когда оформите планы на жизнь, хорошо?

Предчувствия работали, но до дома он добрался в целости и сохранности. Вошел в квартиру, метко швырнув ключи на бараний рог. Забился в судорогах телефон. Незаслуженно забытая Алла Микош обиженно интересовалась, где его носит.

– Выполняю профессорское задание, – бодро отрапортовал Максим.

– Какой-то голос у тебя странный, – насторожилась Алла. – И запах духов струится по проводам…

– Правда? – изумился Максим. – А я-то думал, что мы проживем с тобой долго и счастливо и умрем, как Сервантес с Шекспиром – в один день.

– А они умерли в один день? – удивилась Алла.

– Как сговорились. 23 апреля 1616 года.

– То есть от ответа ты ушел, – вздохнула Алла. – Не придешь сегодня? А то я, понимаешь, уже остыла…

Он деликатно объяснил девушке, что отдельными ночами в нем просыпается оборотень – он тупо превращается в бревно.

– Понятно, – расстроилась Алла. – Бутерброд за ртом не ходит. Ладно, работай, развлекусь уж как-нибудь…

Он рухнул на кушетку и стал думать. ЧТО хотела от него девушка по имени Катрин Варден, подданная Канады и все такое? Действительно так испугана, что готова поделиться с первым встречным, который представился ей относительно порядочным? Почему не боится, что, получив информацию, он бросится в тайгу, оставив Катю с носом? Хотя какая, собственно, информация… Обширный квадрат поисков, копаться в чаще можно до второго пришествия и найти кукиш с маслом. Могла соврать. Могла придержать что-то важное. Биографию рассказывала с каким-то напрягом… Он спрыгнул с кушетки, оседлал «Прометея» с выклеванной печенью и через минуту уже бродил по виртуальной целине. Уйма историко-религиозных обществ. Теологическая пропаганда, приглашения посетить богослужения, лекции, семинары… «Древние храмы Сибири», монгольские бурханы, языческие идолы… Подробная карта размещения богопочитаемых мест… Все кому не лень бросают информацию (а кто ее проверял?), горы мусора, которые никогда не вывозят. Он стащил с полки атлас, обвел интересующий участок. 55 градусов северной широты, около ста – восточной долготы. Как сказала бы Чеснокова: сделаем триангуляцию и поймем, что заблудились окончательно. Ввел координаты в систему и пошел курить на балкон, справедливо полагая, что машинка не разгонится. Вернувшись, обнаружил на мониторе примитивную карту – ветка железной дороги, Турово, Тулун, Березинский тракт от Тулуна, Малакут, Астаховка. Ни Мансурово, ни Чахловка на карте не обозначены (чего ждать от тупой машины – деревни давно вымерли), но на юго-востоке от Малакута поблескивали две загадочные звездочки. Одна повыше, другая пониже. Он щелкнул по ссылке. Первая – развалины старообрядческой церкви. Из камня старообрядцы свои «храмы» не строили, и вообще это севернее. Вторая – каменное строение, окруженное каменной же оградой, состояние плачевное, сооружение наполовину ушло в землю, символика отсутствует, добраться трудно. По отдельным признакам древний буддийский храм предположительно VIII века. Дата обнаружения: август 1952 года (отсюда – отсутствие фотографий или зарисовок), организация, обнаружившая объект, – клуб «Ермак», приписанный к иркутскому обществу бойскаутов-искателей…

Можно предположить, что с 52-го года к развалюхе никто не подходил. Места глухие, экзотики ноль, полчища кровососов…

Дверной звонок исполнил песнь, Максим вздрогнул и отключился от Сети. Посмотреть в глазок не догадался. Подъездная кошка Маська, которую Семигин держал на вытянутых руках, заверещала и чуть не вырвала ему глаз. Довольный глупой шуткой, Семигин выбросил кошку и ввалился в квартиру.

– Айлурофобия, – объявил компетентно. – Боязнь кошек. Наполеон страдал и тщательно от всех скрывал.

– И только тебе признался, – пробормотал Максим, закрывая дверь. – Надо же, ты сегодня весь в чистом. Помирать собрался?

– На свидание пойду, – Семигин сдул пылинку с лацкана парадного парусинового пиджака, взгромоздил на тумбочку кожаный портфель и задумался, снимать ли туфли. – Ужином накормишь? Но учти, я сегодня жру, как акула. Набегался. На вас работал.

– Накормлю, – пожал плечами Максим. – Если сам приготовишь. Жена уже не кормит?