Читать книгу «Стальная память» онлайн полностью📖 — Евгения Сухова — MyBook.
image

Глава 3
Мужчина в офицерском галифе

Назар Степанович, чтобы не затеряться в толпе, встал возле скульптуры женщины с веслом. По сравнению с ее мощным телосложением старик выглядел худым подростком, на котором еще не наросло мясо. Впрочем, в парке он был не один такой худой старикан, которого можно было принять за подростка.

Похолодало не на шутку. Сильный порывистый ветер пробирал до костей, защищенных лишь старой обветшавшей кожей да худой перелатанной одежонкой. А Оленька все не шла. Назар Степанович еще какое-то время постоял у гипсовой скульптуры, после чего пошел по направлению к бараку, надеясь встретить внучку по дороге. Хмель быстро выветрился. И теперь было просто зябко и отчего-то тягуче тоскливо. Как будто в мире он был один и до него никому не было дела. Назар Степанович почти дошел до барака, а Оленька все еще не повстречалась.

«Да где же ее черти-то носят?» – подумал про себя старик, открывая дверь в барак и всматриваясь в длинный неосвещенный коридор. Но коридор был пуст.

Назар Степанович подошел к двери своей комнаты и распахнул ее. Перешагнув порог, застыл в ужасе – на полу лежало бездыханное тело внучки. С первого взгляда было видно, что девочка неживая: она не дышала, лицо помертвело, отчего приобрело какие-то чуждые, несвойственные ей черты; под ее телом широко растеклась лужа крови, а полуоткрытые глаза смотрели куда-то в сторону. Назар Степанович немигающе взирал именно на кровь, разлившуюся на полу, – никогда бы не подумал, что в таком щуплом детском теле может быть так много крови. И от осознания этого сделалось особенно страшно.

Назар Степанович постоял так с полминуты, не меньше, пытаясь осознать случившееся. Но мозг не желал воспринимать произошедшее. В какой-то момент он просто хотел закричать от горя, но вдруг понял, что голос пропал, из горла раздавалось только сиплое шипение. Ноги вдруг ослабели, Назар Степанович бессильно оперся о стену и стал медленно сползать на пол, тонко, по-ребеночьи, подвывая.

– Ты что, сосед? – услышав вой старика, подъехал на своей каталке на подшипниках бывший морячок Вася Гудков, отталкиваясь от пола деревянными колодками, похожими на пресс-папье. – Чо воешь-то?

В ответ Назар Степанович молча указал на Оленьку, лежавшую на полу.

Морячок лихо переехал на своей тележке через высокий порог и приблизился к Оленьке. Объехал ее кругом и деловито изрек, как человек, повидавший на своем небольшом веку немало смертей:

– Нож. Прямиком в сердце. Ну хоть не мучилась. – Потом помолчал немного и уже вполне участливо добавил: – Это у кого ж на ребенка рука-то поднялась? Хуже фрицев!

Назар Степанович обхватил лицо ладонями, а потом нарочито сильно ударился затылком о стену и взвыл:

– Что же я наделал… Как же не подумал… Надо было мне с тобой пойти, Олюшка. А я, дурак старый, там остался. Как же это так, внученька моя…

– Ты, Назар, это… Не вой. Уже не исправить. Надо в милицию сообщить о случившемся. Чтоб они этого гада нашли и под расстрел подвели. Ты это, – безногий морячок глянул на старика и, кажется, впервые осознал, что кому-то может быть еще хуже, чем ему, – здесь пока побудь, а я метнусь в отделение. Одна нога тут, другая там, – попытался он по-флотски приободрить старика. Неуместно получилось, не до шуток сейчас, пусть даже если они касаются собственных ног, которые оставил в далеком сорок первом где-то на дне Балтийского моря. И уже сочувственно, понимая, что совершил некоторый промах, добавил: – Тяжело тебе будет, понимаю… Но надо терпеть… Чтобы увидеть, как этих гадов к стенке поставят… Я скоренько…

Старик то ли кивнул, то ли сделал еще одну попытку удариться затылком о стену. Вася Гудков покачал головой и, громко шумя подшипниками, поехал по коридору. С трудом открыв тяжелую дверь, он покатил в сторону отделения милиции, в ведение которого входил поселок имени Орджоникидзе.

* * *

Дежурный сержант не сразу понял, чего от него хочет безногий матрос, к тому же не совсем трезвый.

– Послушай, браток, я тебя не понимаю, объясни ты мне толком. Что ты хочешь? – переспросил милиционер Василия после его бессвязной тирады.

– Уполномоченного мне сюда давай, – настаивал безногий моряк.

– Нет сейчас никого, – высунулся в окошко дежурки сержант, чтобы как следует разглядеть настырного посетителя, желающего увидеть кого-нибудь из оперуполномоченных.

– Тогда главного давай, – не унимался морячок, который явно собирался добиться своего.

– А чего ты хотел-то? – сдвинув брови, заорал на матроса сержант милиции, однако на голос и грозный вид Василия Гудкова было не взять. Глянув снизу вверх на сержанта, матрос разразился такой загогулистой матерной тирадой, что у сержанта непроизвольно приоткрылся рот. Вид у него и так был как у человека, не очень обремененного интеллектом, а с открытым ртом (если бы не форменное обмундирование) его вполне можно было принять за пациента из городской психушки. – Там девочку убили прямо дома, ножиком зарезали! А ты тут… – продолжилась загогулистая тирада.

– Так говорю же: нет сейчас никого, – уже иным тоном, в котором можно было уловить уважение, произнес дежурный сержант. – Все в городе. Неспокойно сейчас.

– Да как так может быть, чтобы во всем отделении никого не было? – возмутился Вася Гудков.

– Говорю же тебе, окромя начальника, никого в отделении нет! Все на выезде, – начал уже оправдываться сержант, с которого после услышанного мата слетела вся «начальственная» шелуха, как штукатурка со старого фасада. Повидал морячок, ног на фронте лишился, но держится задорно, такого ничто не сломает.

– А где он находится?

– На втором этаже, – ответил милиционер.

– Ну тогда я его навещу!

Не успел сержант опомниться, как безногий матросик уже ловко взбирался по ступеням на привязанной к культям тележке, орудуя тренированными руками. Сержант хотел было ринуться за ним, но затем нашел иное решение и поднял трубку телефонного аппарата. И когда Василий Гудков, грохоча подшипниками по дощатому полу, поехал по коридору второго этажа, навстречу ему уже шел высокий мужчина в офицерском галифе, начищенных хромовых сапогах и кожаном пиджаке поверх вязаной безрукавки и полосатой рубахи. На вид ему было лет сорок или около того.

– Это ты начальник? – едва не наехал своей тележкой на носки хромовых сапог Василий и боевито задрал вверх голову.

– Ну я, – ответил мужчина в офицерском галифе.

– В нашем бараке девочку малолетнюю зарезали, – выпалил безногий матрос, продолжая смотреть снизу вверх на начальника, как дети смотрят на взрослых. – Ножом! И фатеру обнесли, – добавил он.

– В каком еще нашем? – сурово посмотрел на матроса мужчина в офицерском галифе и хромовых сапогах.

– Второй барак на Сталинградской. Аккурат за зеленым домом, – ответил Василий Гудков.

– Ясно, – сказал начальник отделения милиции. – Ну что, пошли? Может, помочь?

– Сам справлюсь, – отмахнулся Вася.

– Ноги-то где потерял? – участливо спросил милицейский начальник.

– На Балтике в сорок первом, – ответил моряк. – Недалеко от маяка Тахкуна. Там где-то мои ноги и лежат…

* * *

Начальник городского отделения милиции майор Щелкунов Виталий Викторович тоже успел повоевать. Когда началась война, он, будучи служащим фабрики, вместе со многими другими парнями и мужчинами подал заявление в военкомат с просьбой принять его в ряды РККА и без промедления направить на фронт. Поскольку за плечами Щелкунова была десятилетка и работа мастером цеха на меховой фабрике, его сразу направили на четырехмесячные ускоренные курсы, готовившие младших лейтенантов, по окончании которых он попал на Волховский фронт. При освобождении Тихвина получил тяжелое ранение в грудь. Хотя руки-ноги у него были целы, но тем не менее он в звании лейтенанта был по ранению комиссован из армии.

Вернулся в Средневолжск. В военкомате, куда он пришел, чтобы сняться с военного учета, ему предложили продолжить службу в милиции во вновь учрежденном отделе по борьбе с бандитизмом и дезертирством. А поскольку грамотных кадров с полным средним образованием да еще офицеров-фронтовиков в отделениях милиции Средневолжска можно было пересчитать по пальцам, то через полгода Виталий Викторович стал заместителем начальника отдела в звании старшего лейтенанта, а через год с небольшим – в начале сорок четвертого – уже в звании капитана возглавил отдел. Однако быстрый карьерный рост Виталия Щелкунова был связан не только с его образованием, офицерским званием при поступлении на службу в милицию и фронтовым опытом, но и непосредственно способностями к розыску, обнаружившимися у него при расследовании первых же дел.

Одним из его первых значимых дел, которое заставило обратить на него внимание не только коллег, с которыми он разделял кабинет, но и строгое начальство, было задержание подозрительного мужчины с мешком и последующее за этим раскрытие крупных хищений с городской кондитерской фабрики.

Дело обстояло таким образом…

Возвращаясь зимой вечером с дежурства и отойдя всего-то метров сто пятьдесят от своего отделения, лейтенант Щелкунов обратил внимание на мужчину, несущего на спине большой мешок. Когда лейтенант милиции нагнал подозрительного человека и поинтересовался, что у того находится в мешке, то мужчина ничего вразумительного ответить не смог: стал юлить, изворачиваться, нести всякую чушь. Щелкунов предложил мужчине пройти в отделение милиции. Тот поначалу упирался, а потом раскрыл мешок и предложил Щелкунову половину содержимого. Мол, бери половину и дай мне уйти с миром. В мешке оказалось настоящее богатство для военного времени: несколько буханок хлеба; колотый сахар в пакетах; мука в холщовых мешках; несколько плиток шоколада и две бараньи лопатки, завернутые в тряпицу. Кража или ограбление, следовало разобраться! Схватив мужчину за шкирку, Виталий Викторович доставил его в отдел. Задержанный оказался неким Галиаскаровым, однако откуда у него взялось такое богатство – полный мешок самых что ни на есть дефицитных продуктовых товаров, – говорить он категорически отказывался. Обыск, проведенный в его квартире, дал неожиданный результат: было обнаружено около четырехсот килограммов продуктов, в том числе более пятнадцати пудов муки, почти пуд изюма, по полпуда сливочного и подсолнечного масла, сахар, какао, кофе. После произведенного у Галиаскарова обыска с предъявлением доказательств его преступной деятельности деваться ему более было некуда, и он, рассчитывая признаниями облегчить собственную участь, был вынужден рассказать о крупных хищениях, проходивших на кондитерской фабрике, где он работал до своего задержания. Благодаря лейтенанту Щелкунову было заведено уголовное дело и раскрыта банда расхитителей, орудовавшая на кондитерской фабрике.

После задержания в начале сорок третьего года банды перекупщиков хлеба в доме у одного из фигурантов, живущего в поселке имени Серго Орджоникидзе, старшим лейтенантом Щелкуновым были обнаружены в большом количестве фальшивые хлебные карточки. При допросе задержанный показал, что ему их принес работник типографии Хаев и попросил подержать у себя с недельку. После ареста Хаева и его допроса выяснилось, что в типографии, расположенной в центре города на улице Миславского, орудовала целая банда преступников, занимающихся хищением бумаги, шрифта и красок для печатания хлебных карточек. Изготовленные фальшивки практически ничем не отличались от настоящих продовольственных карточек, а печатали подделки в подпольной типографии на улице Некрасова, в подвале частного особнячка с яблоневым и вишневым садом. Дело было поставлено на широкую ногу, и преступникам к моменту задержания удалось получить и реализовать более восьми тонн хлеба. Раскрытие этого дела и привлечение к уголовной ответственности семнадцати человек вынудило милицейское начальство издать внутриведомственный приказ, согласно которому с марта сорок третьего года соблюдение режима печатания продуктовых карточек в типографиях и порядка в распределении карточек было поручено органам милиции. Что с того дня неукоснительно соблюдалось.

Старший лейтенант Щелкунов не единожды участвовал в облавах на дезертиров, сбившихся в большие банды, а в одной из них, получив пулевое ранение из обреза в плечо, все же смог задержать двух преступников, за что был награжден именными часами, получил звание капитана и был назначен начальником отдела по борьбе с бандитизмом.

Его звездным часом было участие в расследовании дела под кодовым названием «Ветхие деньги».

Случай был из ряда вон выходящий. Пожалуй, что даже фантастический… Из Средневолжского отделения Государственного банка, куда во время войны стекались золото, ценности и деньги едва ли не из половины банков страны и куда была переправлена центральная кладовая Госбанка СССР, в начале весны сорок четвертого года пропали два мешка денег на сумму два миллиона рублей. Деньги были не новые, все сотенными купюрами. И украдены были из бронированной комнаты, которую охранял специальный отряд Народного комиссариата внутренних дел. Командовал отрядом охраны капитан НКВД Николай Никудин.

Первые два месяца расследования почти не дали никакого результата. Трясли служащих банка, охрану – все без толку! Все люди были проверенные, случайных служащих как в банке, так и в охране не имелось: проходили строжайшую проверку, имели безукоризненную биографию. Казалось, два мешка сотенных купюр просто растворились в воздухе, не оставив ни следа, ни запаха. Или дематериализовались. Чего, естественно, в стране победившего социализма быть никак не могло. Конечно, о случившемся в Средневолжском отделении Государственного банка узнали на самом верху, поскольку кража двух миллионов рублей была очень дерзкой, вызывающей. Шутка ли: вынести из охраняемого банковского хранилища два мешка денег, да еще так, чтобы никто не заметил!

Дело попало на особый контроль руководству НКВД страны, о нем был осведомлен сам нарком внутренних дел товарищ Берия. Наркома внутренних дел республики Гисматуллу Абдулловича Сабитова удалили из Средневолжска аж в Узбекскую ССР на не слишком приметную должность в Наркомате госбезопасности республики. На его место был назначен начальник Пятого агентурно-оперативного отдела Третьего (секретно-политического) управления НКВД СССР полковник государственной безопасности Павел Николаевич Горбулин. Новый нарком внутренних дел республики начал с того, что поменял в Управлении милиции города начальников отделов по борьбе с бандитизмом и по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией. В Средневолжск был командирован приказом из Москвы тридцатидвухлетний майор Абрам Борисович Фризин, до этого командированный с Украины на Северный Кавказ и успешно ликвидировавший со своим оперативным отрядом тамошние бандитские формирования. Он и был назначен новым наркомом Горбулиным на должность начальника отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией городского Управления милиции. Отдел Управления по борьбе с бандитизмом временно возглавил капитан НКВД Григорьев, ликвидировавший несколько недель назад банду Жихи (Антона Жихаревского), терроризирующую город с самого начала войны и убивающую своих жертв за старенькое пальто и валенки, авоську с мерзлой картошкой или буханку хлеба.

Буквально через неделю после вступления полковника госбезопасности Горбулина в должность наркома внутренних дел республики в Средневолжск прибыл из Москвы на усиление полковник госбезопасности Горюнов Иван Иванович, начальник Первого отдела Главного управления контрразведки Смерша, занимающегося агентурно-оперативной работой. Вероятности того, что пропажа двух мешков наличности была не просто кражей, а диверсией, исключать тоже было нельзя. Особенно после задержания агентов немецкой разведки – группы Ягудина, Пальцева и Донца, целью которых были диверсии на пороховом и авиационном заводах Средневолжска и сбор данных о передвижениях военных эшелонов транзитом через Средневолжск.

Они были очень непохожи – полковники госбезопасности Горбулин и Горюнов. Первый был родом из Курска, рабочую карьеру начал в пятнадцать лет учеником слесаря в железнодорожных мастерских. Позже длительное время работал в комсомоле на разных должностях, откуда был переведен в Главное управление государственной безопасности, где, дослужившись до полковника, получил новое назначение. Он был круглолиц, щекаст, насмешлив и до безобразия молод, каких-то тридцать три года! Второй был из Подмосковья, успел повоевать в Гражданскую. Затем в частях особого назначения, созданных для выполнения специальных заданий и состоящих исключительно из комсомольцев и коммунистов, противостоял силам мелкобуржуазной контрреволюции на севере и востоке Казахстана. Подавляя мятеж Сапожкова, был ранен в ногу. Позже был призван на партийную работу, откуда был переведен в органы НКВД.

Худой, неулыбчивый, с колючим жестким взглядом, полковник Горюнов был лет на десять старше Горбулина. Взгляд у него был тяжелый, изучающий, и когда Иван Иванович смотрел на собеседника в упор, то тому казалось, что он читает его мысли. С таким лучше не лукавить и не спорить, говорить исключительно правду и без колебаний соглашаться на предлагаемые условия. Впрочем, и Павел Николаевич не лишен был таких же талантов и при внешней мягкотелости, не повышая голоса, мог подобрать нужные слова, позволявшие даже самому несговорчивому блеснуть красноречием.

Несмотря на несхожесть характеров, на различие в возрасте, на разный жизненный опыт, оба полковника госбезопасности начинали оперуполномоченными в особых отделах и отлично понимали друг друга, что для дела было весьма важно.

На следующий день по приезде в Средневолжск полковника госбезопасности Горюнова у него состоялся телефонный разговор с личным секретарем Сталина, заведующим Особым сектором ЦК ВКП(б) Поскребышевым. Александр Николаевич поинтересовался состоянием дел в городе, в наркомате республики и мягко посоветовал, имея в виду обоих полковников госбезопасности, создать по делу «Ветхие деньги» оперативно-разыскную группу во главе с майором Фризиным.

– А вот состав группы – это на ваше усмотрение. Вам с ними работать, вам и выбирать, – добавил Поскребышев, на чем разговор и закончился.

1
...
...
7