23 июля, поселок Юрьевский
Лагерь располагался в широком ущелье, стиснутом с обеих сторон лесными сопками, по соседству был отстроен поселок Юрьевский, в котором чувствовался достаток. Дома каменные, капитальные, строившиеся на века, с большими участками, засаженными фруктовыми деревьями, среди которых преобладали яблони, разросшиеся невероятно высоко и широко. У многих домов стояли автомобили, в основном внедорожники, наиболее популярный здесь вид транспорта. На улице народу немного – кто-то копался на огороде, кто-то возился подле машины, две мамаши катили детские коляски, лишь у магазина толкались несколько человек, видно, обмениваясь последними новостями. Жители поселка в своем большинстве трудились в колонии.
Ворота отворились, и Евдокимов, въезжая на территорию лагеря, произнес с некоторым облегчением:
– Вот мы и приехали.
Офицеры, ждавшие хозяина, нервно покуривали, но, заметив подъезжающий «УАЗ», дружно побросали недокуренные сигареты в урны.
– Здравия желаем, товарищ полковник!
– Здравия желаю, – ответил Евдокимов, бодро выскочив из автомобиля. – Чего стоим? Потопали!
Полковник вместе с Покровским и в сопровождении офицеров колонии вошли через небольшие ворота в производственную зону, отгороженную от остальной части лагеря стеной из колючей проволоки.
Показав на три белых одноэтажных каменных корпуса, Павел Спиридонович проговорил:
– Здесь заключенные трудятся. Зарплата у них стабильная, не ниже минимальной оплаты труда, сдельная. Ее мы начисляем на карточку. В выходные и праздничные дни проводим культурно-массовые или спортивные мероприятия. – И, заметив легкую улыбку Покровского, добавил: – Колония, конечно, не дом отдыха, здесь спать никто особо не даст, но условия у нас вполне человеческие. Можете сами в этом убедиться.
Показывая достижении колонии, полковник Евдокимов вел себя уверенно, с достоинством, как и подобает человеку его звания и должности, без малейшего намека угодить столичному проверяющему: был почтителен, но без чинопочитания, предупредителен, но не навязчив.
Колония впечатлила не столько своей площадью, хотя она тоже была весьма велика, сколько производственными мощностями. В двух рабочих корпусах располагались ткацкие цеха, в которых шили бушлаты, рукавицы, перчатки, в третьем здании находилась столярно-плотничная мастерская, где изготавливали мебель, причем весьма высокого качества. Но значительную часть производственной территории занимали цеха по изготовлению домиков из бруса и срубов. Домики, выстроившиеся ровными рядками, можно было бы принять за лубочные, сошедшие со сказочной картинки, если бы не колючая проволока, окружавшая лагерь по периметру в три высоких ряда.
– И откуда же они выбрались? – недоуменно спросил Покровский, посмотрев на начальника колонии.
– Через сруб, – ответил тот. – Там тоннель.
– Что ж, ведите!
Евдокимов твердо зашагал в дальний конец производственной зоны и, остановившись перед самым крайним срубом с недостроенной крышей, сказал:
– Это здесь.
Перешагнув через грубо струганный ствол, Афанасий подошел к большому срубу, поставленному из могучих сосен, – выглядел он весьма внушительно и заслонял собою большую часть жилого барака и караульную вышку. Сруб стоял вблизи запретной зоны в виде небольшой насыпи шириной в несколько метров, освещаемой с вышек сильными прожекторами. Вокруг не было ничего такого, что могло натолкнуть на мысль о побеге. Территория ухожена, тщательно подметена, кое-где посыпана желтым песочком. Стружка собрана в отдельную кучу.
– Значит, отсюда? – переспросил он, повернувшись к начальнику колонии.
– Так точно, товарищ подполковник, – сказал тот, слегка распрямившись.
На его красивом с правильными чертами лице обозначилась подобающая строгость. Держался Евдокимов уверенно, спокойно, без суеты. Взгляда при разговоре не отводил, смотрел прямо, как если бы намеревался прожечь дыры в переносице собеседника. Невольно возникало сомнение, что это у кого-то другого убежали из лагеря три особо опасных преступника, осужденных за убийство. У начальника колонии нервы были железные, это надо признать. Возможно, что на его месте другой бы попытался услужить проверяющему, преданной собачонкой заискивающе заглядывал бы в глаза и делал бы все возможное, чтобы как-то смягчить сложившуюся ситуацию. А этот даже не моргнет! В какой-то степени такая линия поведения внушает уважение.
– Когда обнаружился побег? – сухо спросил Покровский.
Неподалеку, совершенно ненавязчиво, чтобы не мешать разговору сотрудника следственного отдела с начальником колонии, стояли офицеры: заместитель по режиму – коренастый майор с короткими пухлыми ручонками и помощник начальника колонии – худой и узкоплечий капитан с изможденным скуластым лицом.
– Утром три дня назад на лагерной перекличке, – честно ответил полковник, продолжая смотреть Покровскому в глаза. – Мы их не досчитались и тут же начали поиски. Еще через пятнадцать минут в этом срубе был обнаружен подкоп. Заключенные работали в одной смене, вместе и убежали.
– Стало быть, вы ищите беглецов до сих пор и не можете их найти? – ядовито хмыкнул Покровский, надеясь, что начальник колонии хотя бы отведет взгляд. Но смутить того было крайне сложно, похоже, он вообще не видел за собой вины и воспринимал побег заключенных как нечто заурядное, ведь не в детском же саду работает, всякое может произойти!
– От нашего лагеря поисками занимается взвод солдат во главе со старшим лейтенантом Сильчиным. Офицерами оперативной части были опрошены десятки жителей, но пока никаких результатов…
– Ну-ну…
– Побег был тщательно подготовлен, товарищ подполковник, скорее всего, с той стороны колючей проволоки их уже поджидали сообщники, они же и вывезли их на машине как можно подальше от лагеря.
– Откуда такая уверенность?
– Неподалеку от выхода обнаружились свежие следы автомобильных покрышек. Предположительно внедорожник. Мы пытались по протекторам определить машину, расспрашивали местных, может, кто-то из них видел посторонних в поселке, но выяснить пока не удалось. За последние три месяца в поселке чужих не видели.
– Понятно, – произнес Покровский и шагнул через узкий проем в недостроенный сруб.
Сруб был довольно просторный – шесть на шесть метров, гладко тесанный. В нем свободно может спрятаться половина роты, не говоря уже о трех зэках, что рыли подземный ход. Стены сруба, сложенные в двенадцать венцов, не дают возможности рассмотреть с караульных вышек, что творится внутри, так что «побегушники» чувствовали себя внутри вполне комфортно. Большой проблемой мог стать вынос земли, но вокруг шла самая настоящая стройка, так что вряд ли кто из охраны насторожится от горки свежей земли, брошенной в кучу стружки.
– Где лаз?
– Перед вами… Вот эта яма.
Покровский отступил в сторону. На дне лаза лежал пук сухой травы, со стороны напоминавший небольшую затянувшуюся рытвину, какую обычно копают под столб.
Приподняв сухую траву, Афанасий увидел узкую нору, удалявшуюся в направлении запретной зоны. Как же так получилось, что заключенным совершенно незаметно удалось прорыть ход через запретную зону и под тремя ограждениями с колючей проволокой, оборудованной, между прочим, сигнализацией?
– Замеряли длину подземного хода?
– Не только замеряли, но и пролезали через него, товарищ подполковник, – столь же бодро ответил начальник колонии.
Держался он бодро, можно даже сказать, по-молодецки. Побег заключенных настроения ему точно не испортил. А ведь прекрасно осведомлен о том, что от заключения представителя Следственного комитета зависит его дальнейшая карьера. А она, судя по тому, что увидел Покровский, висела на волоске.
– И кто же пролезал? – хмыкнул Афанасий.
Евдокимов выглянул наружу и позвал:
– Капитан, подойди сюда!
Тот поспешно, выбрасывая вперед длинные конечности, устремился на зов и, согнувшись пополам, надломленным циркулем вошел в сруб.
– Что прикажете, товарищ полковник!
«А этот долговязый не столь флегматичен, как могло показаться поначалу, – посмотрел Покровский на вошедшего. – Переживаний, что плещутся в его слегка навыкате карих глазах, вполне хватило бы на весь оперативный состав колонии».
– Вот этот капитан пролез сквозь тоннель от начала и до конца, – сказал ему Евдокимов. – Егор, расскажи товарищу подполковнику, что там увидел.
– Ход узкий, примерно сантиметров семьдесят, не шире, но для человека средней комплекции это вполне преодолимо. Для двух беглецов это оптимальная ширина, но меня удивляет другое – как мог протиснуться третий беглец, осужденный Прохоров, он значительно крупнее остальных.
– В котором часу был побег? Хотя бы примерно можете сказать? – посмотрел Покровский на полковника.
– Где-то в темное время суток. Но место выхода они просчитали очень точно, с вышки его не заметить.
Присев на корточки, Афанасий посветил зажигалкой в глубину прохода. Горящий фитиль бросал рваные тени на глиняные стены узкого тоннеля, а желтый свет старался забраться как можно дальше, где и умирал, не в силах пробиться через плотную темень.
– Дальше не особенно разглядишь, – подсказал капитан. – Ход немного искривляется, уходит вниз метра на полтора, а потом идет прямо, а дальше – уже по восходящей.
– Целое интеллектуальное сооружение, я бы сказал, – пробурчал Покровский.
– Это уж точно.
– Как же ход не обвалился? Ведь не с подпорками же они его делали, в самом деле!
– Подпорки не нужны. Здесь не песок, одна глина! Вот потому и не обвалился. Хотя копается достаточно хорошо. В соседней колонии три года назад тоже побег был, так они алюминиевыми ложками рыли.
– И что, вырыли? – спросил Покровский, удивившись.
– Вырыли. Пять месяцев копали.
– А ваши чем копали? – посмотрел Покровский на начальника колонии.
– Лопатами…
– О, как! Все условия, как говорится, копай, не хочу.
– Понимаете, товарищ подполковник, здесь у нас промышленная зона, в силу необходимости приходится использовать лопаты. Что-то нужно прорыть, где-то кабель проложить, столб переставить, ограждение подправить. В общем, без лопат никак нельзя! Но по всем лопатам мы ведем самый строгий учет: все лопаты подписаны, по счету принимаем, по счету сдаем, как положено. Все они под усиленной охраной. В какой-то степени, это ведь оружие. Мы даже провели расследование, как им удалось скрыть наличие лопаты, но выяснить не удалось.
– Заключенные весьма изобретательны, – хмыкнул Покровский. – Как долго они рыли тоннель?
– Предположительно около трех месяцев.
– И за это время никто даже не заглянул в этот сруб? Не поинтересовался, что там делают заключенные?
– Почему же? Заглядывали, смотрели… И не раз!
– Так в чем же тогда дело?
– Ход был завален досками, просто так его не разглядишь. Работа здесь идет в три смены, день и ночь. Сруб был закреплен за их бригадой, тут они переодевались, держали кое-какой инвентарь… И потом, в этой колонии они сидели уже не первый год, к ним все привыкли, включая охрану, успели зарекомендовать себя…
О проекте
О подписке