– Буквально несколько часов назад я прибыл с Восточного фронта. Мне удалось повстречаться практически со всеми командующими армиями и дивизиями. Ознакомился я и с донесениями военной разведки. Особое беспокойство у меня, как у начальника Генерального штаба сухопутных войск, вызывают территории Восточной Пруссии и Вислы, – подошел он к столу, на котором лежала карта. – Особенно Вислы… Если русские прорвут там нашу оборону, то через Познань им будет прямая дорога на Берлин. Я родился в небольшом городке Кульме, рядом с Вислой, и знаю эти места достаточно хорошо. По данным воздушной разведки воздушного флота «Рейх», из глубинных тылов русских к передовым позициям подтягиваются значительные людские резервы. Передислокация войск происходит в основном ночью, под звуки работающих танковых двигателей и под рев пролетающих самолетов. Нами было выявлено, что на Первом Белорусском фронте под командованием маршала Жукова были подтянуты шестьдесят девятая и третья ударные армии. Бесперебойно в район Первого Белорусского фронта подходят эшелоны с вооружением, боеприпасами и военной техникой. В том числе значительным количеством танков… По данным военной разведки, на передовых рубежах рассредоточены первая и вторая танковые армии, – уверенно прочертил генерал-полковник Гудериан овал, указав район сосредоточения танковых войск. – Особая концентрация сил намечается в направлении Кутш и Познань. И если русским удастся захватить город-крепость Познань, то далее им открывается дорога на Берлин. На Пулавском выступе собираются также значительные силы русских. Как докладывает полевая разведка, буквально несколько дней назад в этот район прибыл седьмой гвардейский конный корпус. Мы предполагаем, что русские своими основными силами постараются нанести удар с Пуловского выступа в направлении Варшавы.

– Каково общее количество наступающих? – помрачнев, спросил Гитлер.

– Предположительно около миллиона. Русские превосходят нас как по живой силе, так и в технике. На прусском направлении, по данным Первого воздушного флота, в Третьем Белорусском фронте под командованием генерала армии Черняховского и Втором Белорусском фронте под командованием Рокоссовского рассредоточены значительные силы. Около полутора миллионов человек… Второй Белорусский фронт будет усилен Четвертой воздушной дивизией и Пятой гвардейской танковой армией. Третий Белорусский фронт будет усилен первой и третьей воздушными армиями, а также пятидесятой гвардейской армией. Цель русских очевидна, они хотят прорвать нашу оборону и выйти к Балтийскому морю. Занять всю Восточную Пруссию и часть северных территорий Польши.

– А что скажете по Висле? – спросил Гитлер, разглядывая карту.

– На этом направлении поставили командующих, зарекомендовавших себя в наступательных операциях: генерал-полковника Чуйкова, а также генерал-лейтенанта Родимцева. Именно они главные виновники окружения армии Паулюса. Наступление русских будет проходить через наши города-крепости, и их солдаты имеют немалый опыт ведения боев в городах. У меня все, мой фюрер.

– Не уверен, что русские сумеют продвинуться дальше. – Настроение фюрера после доклада Гудериана заметно ухудшилось, выглядел он более задумчивым, чем прежде. – Если русским даже удастся войти в наши города, то они станут для них могилой… Но вы совсем еще недавно докладывали мне, что для развертывания нового наступления русскими в Пруссии и на Висле у них недостаточно живой силы и танков. А подтягивание резервов займет слишком много времени.

– Все так, мой фюрер, но обстановка на фронтах меняется каждый день. Очевидно, русские изменили свои планы и хотят ускорить наступление.

– Что вы предлагаете? Каков ваш план действий как начальника штаба сухопутных войск?

– Я предлагаю в районе Восточной Пруссии и на Висле возвести дополнительные линии обороны с минными полями и противотанковыми орудиями, – выждав небольшую паузу, продолжил твердым голосом: – Укрепление наших рубежей – это абсолютная необходимость. Если мы этого не сделаем сейчас, то через какой-то месяц русские выйдут на территорию Германии.

– Этого никогда не будет, Гудериан, мы не допустим этого! Не уверен, что контрнаступление состоится. Прогноз погоды на востоке крайне неблагоприятен. А нелетная погода в последующие несколько дней будет только ухудшаться, – убежденно проговорил Гитлер. – Впрочем, давайте на нашем сегодняшнем очередном совещании решим, как нам поступить дальше. Встретимся, господа, через час… А сейчас мне нужно крепко подумать.

Присутствующие вышли из блиндажа на свежий воздух. Погода и в самом деле была скверной и очень ветреной. Со всех сторон деревеньку заволокло плотным туманом, и, несмотря на полдень, было сумрачно, как вечером. По периметру блиндажа несла службу личная охрана фюрера. Держа наготове десантные автоматы, они то возникали в серой плотной дымке облаков, а то вдруг выходили из него блеклыми, лишенными плоти силуэтами. Задумчивое настроение Гитлера передалось и другим. Генералы обменивались о состоянии дел на фронте и сошлись на том, что русские вряд ли станут тянуть с наступлением, и уж тем более им не помешают скверные метеорологические сводки.

Оставшееся время фюрер провел в полнейшем одиночестве. Только однажды к нему зашел Гюнше, который принес требуемые рейхсканцлером карты. Предстоящего совещания ожидали с волнением, понимая, что ключевое слово остается за рейхсканцлером, которое могло определить весь ход дальнейшей военной кампании. Но выбор был явно небольшим: между плохим и очень плохим.

После разгрома американо-британских войск Гитлер рассчитывал заключить с ними сепаратный мир, и вот теперь все его ожидания рассыпались как песочный замок.

За десять минут до начала совещания участники прошли в блиндаж и расположились в небольшой комнате, подразумеваемой как приемная рейхсканцлера. В блиндаж в сопровождении адъютантов вошли Гиммлер с Борманом. Похоже, что рейхсканцлер и в самом деле хотел сделать какое-то важное заявление. Перед дверью по-прежнему сидел секретарь, казалось, что он просто прирос к своему месту и, уткнувшись в бумаги, что-то читал. Посмотрев на часы, он произнес:

– Господа офицеры, фюрер ждет вас.

Растянувшись в короткую очередь, генералы вошли в комнату Гитлера. На большом столе, стоявшем в центре помещения, лежал ворох оперативных военных карт. Фюрер встал в основании стола, взявшись обеими руками за его края, и внимательным сумрачным взглядом наблюдал за вошедшими. Уверенно, как мог делать только он, хранил глубокую паузу, зная, что никто из присутствующих не посмеет ее нарушить. Тут не было каких-то театральных эффектов, в таком поведении была сущность фюрера, он буквально гипнотизировал вошедших одним лишь своим молчанием, подчинял своей несгибаемой воле, что удавалось ему, как никому другому. Ни он сам, ни люди, находящиеся в блиндаже, не ведали об его источнике силы. А они были немалые.

Семь лет назад перед своим выступлением в Вене с балкона императорского дворца, где на площади собрались десятки тысяч людей, он выждал паузу длиной в пять минут. Установилась такая тишина, каковой позавидовал бы даже столичный театр. И когда фюрер наконец произнес первое слово, народ на площади взорвался криками ликования.

Конечно же, сорок пятый год это не тридцать восьмой. Тогда все было иначе и все было впереди – каждый из собравшихся свято верил в политический и военный гений фюрера. С того времени облик Адольфа Гитлера изрядно потускнел, и собравшиеся генералы не могли не осознавать, что с собой в могилу он тащит целые народы. Но даже сейчас, без прежнего ореола, каковой ранее буквально окутывал всю его долговязую фигуру, каждый из присутствующих продолжал ощущать на себе магнетическую силу его личности, не смея произнести что-либо наперекор.

Сейчас не тридцать восьмой год, и сами они не восторженные и наивные венцы, не подозревающие, что их ожидает в ближайшем будущем, а убеленные сединой генералы сорок пятого года, познавшие как сладость побед, так и горечь жестоких поражений, но каждый из них в значительной степени ощущал на себе личность рейхсканцлера.

– Мы хорошо контратаковали американо-британские войска в Арденнах, – наконец заговорил Гитлер негромким, но твердым голосом, буквально сокрушившим звонкую тишину, заставившую присутствующих невольно расслабиться. Состоявшийся доклад Гудериана отпечатком скорби лежал на состарившемся лице фюрера. Думать о чем-либо другом фюрер уже просто не мог. – Главная наша задача на Западном фронте остается прежней – взять Антверпен! Командующий армий «Б» генерал-фельдмаршал Модель указывает, что американцы с британцами упорно сопротивляются, продвижение все более затрудняется. Но мы как никогда близки к своей цели… Однако на Восточном фронте русские продолжают наращивать силы и в ближайшее время должны перейти в наступление по всему фронту. Наиболее благоприятная для них обстановка складывается в районе Вислы, где наблюдается значительная концентрация русских соединений. Нам следует усилить фронт именно на этом направлении… Вот только резервов в настоящее время у нас нет. Усиление Восточного фронта возможно лишь за счет срыва операции, предпринятой в Арденнах. Другого варианта я не вижу… Может, кто-то хочет высказаться?

– Позвольте, мой фюрер, я скажу пару слов, – произнес Мартин Борман.

– Прошу вас, Борман, мы слушаем.

– Господа, я полностью согласен с тем, что изложил фюрер. Ситуация на Восточном фронте складывается для нас крайне неприятно. Нам нужно предпринять самые срочные меры, чтобы максимальнейшим образом усилить там наши позиции. Если русским армиям все-таки удастся прорвать фронт, то их наступление для Германии, да и для всей нации будет иметь самые роковые последствия. И наши победы на западе не будут ничего стоить.

– Может, желает высказаться кто-то еще? – спросил Адольф Гитлер, тяжеловатым взором глянув на присутствующих.

– Мой фюрер, – заговорил Гиммлер. – К сожалению, у нас нет другого выхода, как укреплять Восточный фронт. Русские продолжают усиливать натиск. Весь вопрос сводится к тому, куда именно нанесут русские удар: по Пруссии или пойдут через Вислу. Если судить по тем разведданным, которые мы получаем в последние дни, то русские войска будут наступать на Висле, а направление их главного удара будет направлено через Познань. Но сейчас главной нашей задачей является задержать русские полчища на берегах Вислы. Какую-то часть соединений с Западного фронта следует перебросить на Восточный фронт. Таким образом мы можем спасти положение. Но последнее слово за вами, мой фюрер.

В блиндаже установилась плотная тишина, имевшая осязаемость, вес. Она выглядела настолько материальной, что давила на плечи, заставляла сутулиться, из-за своей повышенной густоты даже затрудняла дыхание, что было видно по фюреру, судорожно вздохнувшему.

– Возможно, что наступление русских в Восточной Пруссии и на Висле действительно несет для нас очень серьезную угрозу, – наконец прервал молчание Адольф Гитлер. Только сейчас в сумрачном помещении блиндажа было особенно заметно, что фюрер за последние месяцы очень сдал. В начале военной кампании он был крепкий пятидесятилетний мужчина, а за последние три года он переродился в дряхлеющего старика. Дряблые щеки на его сухощавом хищном лице ввалились, безобразные усики под носом неприятно топорщились, левая рука подрагивала больше обычного. Неизменными оставались лишь глаза – глубоко посаженные, пронзительные, они буквально пронизывали собеседника. От его немигающего взгляда цепенели самые мужественные мужчины, не единожды показавшие отвагу на поле боя. Сейчас он смотрел на Гиммлера твердым взглядом, и рейхсминистр, слегка приподняв острый подбородок, собрал воедино все свое мужество. – Дела в Арденнах для нас складываются благоприятно, несмотря на существенный перевес американских и британских войск в самолетах и живой силе. Но у нас есть самолеты, которым нет равных, у нас имеются непробиваемые тяжелые танки, которые способны принести нам победу. Наша армия уже готова перейти Маас, – продолжал Гитлер усталым голосом. Вынужденное решение давалось трудно. – Но мы должны совершить нелегкий шаг… С тяжелым сердцем хочу вам сообщить, что наша основная цель на Западном фронте Антверпен отступает на задний план. Мы вынуждены ослабить свои позиции в Арденнах и перебросить на Восточный фронт шестую танковую армию Дитриха… А также основные силы пятой танковой армии. Надеюсь, что принятое мною решение исправит ситуацию, сложившуюся на фронте. А вы, Гюнше, – перевел свой взгляд Адольф Гитлер на личного адъютанта, – поезжайте в Сен-Вит и сообщите о моем решении Дитриху. – Выждав, продолжил совсем негромким голосом: – Конечно, мне следовало бы сообщить ему об этом лично. Дитрих достоин такого внимания… Он одержал много славных побед на поле брани и сейчас делает все возможное, чтобы разбить союзников русских… Надеюсь, что он поймет меня правильно, если услышит мой приказ от моего личного адъютанта.

– Я готов выехать немедленно, мой фюрер.

– Именно этого я от вас сейчас и жду. Промедление может быть равносильно гибели. Скажете Дитриху, что я решил перевести на Восточной фронт всю его армию и чтобы выводил танковые дивизии с линии фронта постепенно. Иначе можно обрушить весь фронт… Крайний срок переброски последних подразделений до двенадцатого января. А теперь, господа, мне нужно побыть одному. Наше совещание закончилось.