Глава 2
Будь женой

Встретиться со старшим лейтенантом медицинской службы Колесниковой Бурмистрову не удалось. Нельзя сказать, что Прохор был так уж расстроен этим обстоятельством, но вот кое-какая щемящая досада присутствовала. Даже здесь, находясь на передовой, Бурмистров не был обделен женским вниманием. Порой такие встречи бывали совершенно случайными, всего-то на одну ночь в какой-нибудь деревушке, на коротком постое у одинокой женщины, которая, изголодавшись без мужской ласки, так дарила себя случайному солдату, как если бы это была последняя ночь в ее жизни.

А еще в таких ненамеренных встречах присутствовало нечто большее, чем плотское желание, частенько преобладала жалость, столь свойственная русским женщинам. Солдатик воюет на фронте, бьет врага, возможно, возвратиться ему домой не суждено, и жаркие объятия женщины должны быть некоторой благодарностью за его ратный подвиг. Возможно, ночь, проведенная в объятиях одинокой женщины, будет последним воспоминанием у смертного одра, прежде чем он смежит очи.

Однако Бурмистров никогда не забывал и свою юношескую любовь Полину, некогда ставшую для него настоящим наваждением. Прошлого уже не вернуть, и следовало жить настоящим, а сердце кровоточит и не желает успокаиваться! Казалось бы, забудь ее навсегда, заживи по-новому; теперь Полина чужая жена, вряд ли о тебе думает столь же часто, как ты о ней. Но безжалостная память порой подбрасывала ему картинки из прошлого, в которых Полина всегда находилась рядом с ним.

Война приучила к скорым расставаниям и мимолетным встречам, не оставлявшим в душе и следа, однако Вера не забывалась, и в часы недолгого отдыха он вспоминал шатенку с короткими волосами – старшего лейтенанта медицинской службы, – которая смотрела на него с таким интересом, какого он не наблюдал ни у одной женщины ранее. Молодая военврач зацепила, что было неожиданно для него самого.

Следующая встреча с Верой состоялась еще и потому, что он сам этого очень желал. Почему бы ее не отыскать? Ведь не на разных же фронтах воюют, а в одной армии. А потом, не так много эвакогоспиталей. Если обойти каждый из них, то можно и отыскать девушку. В перерывах между боями, когда полк уходил на переформирование, Бурмистров тратил все свободное время на поиски едва знакомой Веры Колесниковой.

Госпиталь близ поселка Знахово, в который наведался Прохор, разыскивая Веру, по счету был шестым. В предыдущих случаях, пряча глубоко смущение, он направлялся прямиком к начальнику госпиталя и спрашивал: «Не служит ли у вас старший лейтенант медицинской службы Колесникова?» На него посматривали с интересом, порой иронично. Случай был из банальных – в госпитале постоянно кого-нибудь ищут, а уж если речь заходила о девушке, то каждый второй представлялся ее родственником. Но, уважая погоны старшего офицера и три боевых ордена на широкой груди, один из которых был орденом Александра Невского, отвечали с пониманием и советовали обратиться в другой госпиталь. В одном из госпиталей, где Вера проработала три недели, ее помнили очень хорошо и не то в шутку, не то всерьез, стараясь сделать ему приятное, ответили, что между ним и Верой имеется большое сходство.

Прохор Бурмистров начинал понимать, что может не встретиться с Верой никогда, – текучка в госпитале была почти как на передовой: менялись начальники и их замы, бывало, что эвакогоспиталь расформировывали или направляли на другие участки фронта. А военврачей при крайней необходимости командировали в полевые госпитали, откуда они подчас не возвращались – получали ранение или погибали. Так что отыскать нужного человека задача была не из легких. Радовало лишь то, что находились люди, которые были с ней знакомы и отзывались о ней тепло, говорили с некоторой лукавинкой:

– Повезло же вам с сестрой.

Вера увидела Прохора в тот самый момент, когда он направлялся к начальнику госпиталя. Остановив проходящих мимо бойцов, Бурмистров пытался выяснить у них, где размещаются больничные корпуса, втайне надеясь, что желанная встреча состоится, и буквально был ошарашен, когда рядом услышал ее голос. Потребовалось немало усилий, чтобы скрыть свое ликование: обрадован, но не более того; встреча произошла случайно, так на фронте иногда случается. Возможно, что, когда они будут вместе, он расскажет любимой, каких трудов стоила ему такая «случайность».

И сейчас, немного волнуясь, Прохор Бурмистров подходил к избе, в которой находилась девушка. Надо же такому случиться – уж далеко не мальчишка, повидал немало, в глаза смерти смотрел не единожды, а тут у девичьей двери сердце заколотилось чаще.

Постучался в дощатую дверь. Дожидаться пришлось недолго. В глубине помещения раздались быстрые шаги, а еще через секунду шваркнула щеколда, и в проеме двери Прохор увидел Веру с сияющим лицом.

– Проходите, – слегка отступила девушка в сторону. – Я только что пришла с дежурства.

Прохор вошел в комнату. Тонко скрипнувшие половицы с головой выдавали его робость. Потолок низкий, хата небольшая. В стесненном пространстве он в полной мере ощутил неуклюжесть своего большого и сильного тела. Обратил внимание, что Вера переоделась – не иначе как к его приходу. У здания госпиталя она была одета по форме: в женскую слегка мешковатую гимнастерку и в юбку, на ногах темно-коричневые ботинки с облупленными носами. Сейчас на ней было однотонное простенькое синее платье из хлопка. Гибкую талию стягивал новенький узенький ремешок. Прохор невольно задержал взгляд на ее ладной фигуре, что не укрылось от Веры, сдержанно улыбнувшейся. Внимание гостя ей было приятно.

В легком платьице Вера выглядела особенно женственно. Нельзя сказать, что она была красива, самая обыкновенная, как и большинство женщин. Не холодная королева с надменным взглядом, спешащая где-то по противоположной стороне улицы, а девчонка со двора, своя и очень понятная, с которой можно с удовольствием пообщаться и знать, что всегда отыщешь в ее лице участие и понимание. Именно такие девушки бывают хорошими женами, а полюбив однажды, будут хранить верность всю жизнь.

Слегка приподняв холщовую сумку, что Прохор продолжал держать в руке, он несколько смущенно произнес:

– Тут бутылка вина. Досталась по случаю. Как знал, что вас встречу. Тушенка, шматок сала, хлеб, сгущенка. Все как полагается.

– А шоколад не позабыли? – спросила Вера, весело улыбнувшись. – Все девушки любят сладкое.

– Как же можно, – охотно откликнулся Прохор, расстегивая полевую сумку. – Вот и шоколад, – протянул он две плитки шоколада.

– Даже две… Меня так никто еще не баловал.

Бурмистров поймал себя на том, что ему было чрезвычайно легко с Верой. Улетучилось напряжение, какое возникает поначалу с малознакомыми людьми. Не было опасения сказать что-то не так, показаться смешным или неуклюжим. Все происходило просто и естественно, как случается с людьми, которые знают друг друга не один год.

Прошли в комнату. В центре помещения стоял круглый стол, на котором в небольшой плетеной вазочке лежал хлеб, а на дощечке – тонко нарезанные куски мяса. Вера его ждала, что было особенно приятно.

Разместились за столом. Девушка смотрела на него не отрываясь, так разглядывать могут только любящие женщины.

И опять Бурмистрову припомнилась Полина, ее быстрая походка когда-то просто сводила его с ума. Прохор едва не застонал от открывшейся душевной раны. Что же с ним такое происходит? Почему все не так? Почему он все время думает о женщине, с которой никогда не будет вместе? Что же у него за судьба такая? Так накрыло воспоминаниями, что и не выкарабкаться.

Но Вера была привлекательной, этого у нее не отнять. Ее робкая улыбка способна покорить даже самого стойкого мужчину. Взять бы ее в свои объятия, мять, тискать, наслаждаться ее теплом – так ему королеву подавай!

– Что это я вдруг тут расселась, – встревожилась Вера. – Вы ведь, наверное, голодны.

– Я тут немного перекусил…

– Может, перейдем на «ты»?

– Конечно, – охотно поддержал предложение девушки Прохор.

– Давай я сейчас разложу еду по тарелкам. Рис отварила… Знаешь, никогда особенно его не любила, а тут моя медсестра принесла пару горсточек и сказала, что он очень вкусный. Трофейный. Сварила его, и вправду рис получился очень лакомый. Я к нему еще морковь и лучок поджарила, – застучала она на плите сковородкой и ложкой, накладывая рассыпчатые рисовые зерна в алюминиевые плоские тарелки.

Поднявшись, Бурмистров подошел к Вере, торопливо постукивающей ложкой. Обхватил ее худенькие плечи. Сжимать ее в объятиях было приятно. Ощущал податливое женское тело; чувствовал, как ее тепло проникает в него и понемногу расходится по всему телу, повышая желания. Если так пойдет дальше, то он может просто воспалиться от девичьего жара. Девушка застыла. Теперь тарелка и ложка в ее руках были неуместными. Не смея пошевелиться, Вера осторожно посмотрела на Прохора, не спешившего разжимать объятия. Стояли не шевелясь, наслаждаясь близостью.

– Может, ничего не нужно? – слегка подсевшим голосом произнес Бурмистров. – Я не голоден.

– Хорошо, – ответила девушка и аккуратно, стараясь не расцепить нежные объятия, поставила сковородку с рисом на плиту. К ней столь же бережно придвинула алюминиевую тарелку, слегка звякнувшую.

Объятия в какой-то момент разомкнулись, но лишь для того, чтобы в следующее мгновение скользнуть по ее платью – нежно и одновременно уверенно, как может поступать только любящий мужчина. Пальцы остановились у талии, словно спрашивая дальнейшего дозволения, и, не почувствовав протеста, принялись неторопливо расстегивать узенький ремень.

Вера боялась пошевелиться, всецело, до самой последней клетки возбужденного разгоряченного тела, находилась во власти сильного мужчины, очень желанного. На сегодняшний день она его наложница, его раба, и он волен поступать с ней так, как ему заблагорассудится.

Расстегнутый и аккуратно свернутый ремень Прохор положил на стол рядом с нарезанным мясом, которого так и не отведал. Сейчас было не до того. Свет горевшей керосиновой лампы глубокими тенями падал на ее лицо, обнаженные плечи, грудь. Слегка отстранившись, Прохор заглянул в девичьи слегка затуманившиеся глаза. Вера представлялась ему загадочной и немного старше, чем была в действительности. Взгляд внимательный, немного строгий, такой бывает у учительницы старших классов.

«Самое время, чтобы избавиться от наваждения под названием Полина. Похоронить ее образ в закоулках памяти, безо всякой надежды на возвращение. Давно пора освободиться от навязчивых воспоминаний о прежней любви, продолжавшей тянуть его в прошлое и не дававшей возможности вздохнуть полной грудью и двигаться дальше. Остаться навсегда рядом с той девушкой, которая тебя любит по-настоящему. Чего тебе еще нужно? Ты же, как никто другой, знаешь, как больно оставаться нелюбимым».

Глаза Веры светились счастьем, так может смотреть лишь любящая женщина, способная ради обожаемого мужчины шагнуть в глубокий омут, пожертвовать собой. Ничего не станет требовать взамен, главное, чтобы любимый оставался рядом.

Некоторое время они смотрели в глаза друг другу, а потом Вера, словно опасаясь спугнуть свое нежданное счастье, крепко обхватила Бурмистрова и, прижавшись к его груди, негромко произнесла:

– Любимый, как же я тебя давно ждала. Я вся твоя. Делай со мной что хочешь.

Ладони Прохора заскользили по узкой девичьей спине, а потом медленно, как бы наслаждаясь каждым прожитым мгновением, стали приподнимать платье, оголяя красивые ноги, обутые в тяжелые ботинки.

– Не торопись, мой родной… Я сама.

Вера аккуратно принялась расстегивать пуговицы у самого воротника, все более обнажая мраморную крепкую грудь.

– Ты чего так смотришь? – смутилась военврач под пристальным взглядом мужчины. – Что-нибудь не так? Нам просто выдали такие лифчики, мне пришлось немного их ушивать, иначе неудобно. Спасибо и на этом, а ведь в начале войны даже женской одежды не было. В мужских трусах ходили.

Прохор улыбнулся:

– Я не о том… Просто смотрю, какая ты прекрасная, и не могу на тебя наглядеться.

– Мне никто не говорил таких красивых слов, – смутилась Вера. Расстегнутое платье обнажило желанное девичье тело.

– Это только начало, – серьезно пообещал Бурмистров, – самое интересное у нас впереди.

Подхватив девушку на руки, Прохор пересек комнату и бережно положил ее на панцирную кровать, аккуратно принявшую легкую ношу.

– Нужно задернуть занавески, – подсказала Вера. – С улицы нас могут заметить. У меня ведь ни с кем ничего подобного не было…

– Нам некого бояться, теперь мы с тобой всегда будем вместе, – пообещал Прохор. – Но все-таки задерну. Боюсь, что такую красавицу, как ты, у меня может кто-то украсть.

– Прохор, я у тебя все спросить хотела, да как-то не решалась… А куда ты должен был пойти на следующий день, когда мне назначал свидание на послезавтра?

– Ревнуешь? – с улыбкой спросил Бурмистров.

– Только самую малость.

– В разведку должен был пойти. Не знал, вернусь ли… А огорчать тебя не хотел. Если бы не пришел, тогда бы ты решила, что я раздумал, и больше бы обо мне не думала. А может быть, забыла бы совсем.

– Тебя трудно забыть.

Прохор подошел к окну. Через распахнутую форточку в комнату пробивалась свежесть вместе с запахами цветов, разросшихся в округе. Забравшись на самый верх небосвода, огромная луна освещала бледно-мертвым сиянием окрестность. Дорога пустынная, не слыхать проходящего транспорта, только где-то вдалеке, совершая какие-то маневры, грохотала бронированная техника.

Задернув занавески, Бурмистров вернулся к кровати, на которой поверх тонкого байкового одеяла лежала обнаженная девушка, совершенно не стесняясь белоснежной притягательной наготы. Аккуратно сложенное платье лежало на старой табуретке. Протянув к Прохору руки, Вера произнесла:

– Иди ко мне, мой желанный. Только не торопись, я хочу, чтобы эта ночь продолжалась бесконечно.

– Мне этого тоже хочется так же, как и тебе… Мне некуда торопиться, милая.

Обнаженные, наэлектризованные близостью, устроились рядышком, как оголенные провода, способные выстрелить искрой…

– Кажется, наконец я нашел свой дом, – признался Бурмистров.

– Ты, наверное, так говорил всем женщинам, которые тебе нравились.

– Я такое сказал впервые. – Дотянувшись до гимнастерки, Прохор вытащил из кармана небольшой кусочек алюминиевой проволоки и попросил: – Дай мне свою ладонь.

Вера протянула руку. Обернув кусок проволоки вокруг ее пальца, Прохор сказал:

– Это кольцо.

– Более прекрасного кольца мне не доводилось видеть за всю свою жизнь, – сказала Вера, разглядывая на пальце кусок алюминия.

– Теперь мы с тобой помолвлены.

– Как-то все очень быстро. Ты подумал?

– На войне все делается очень быстро. Но дело даже не в этом… Я очень долго тебя искал. Когда война закончится… мы с тобой распишемся. Ты согласна быть моей женой?

– Мне хочется кричать от счастья, но почему-то на глаза наворачиваются слезы. Как хотелось бы засыпать в твоих объятиях, жалко, что это невозможно.

– Когда-нибудь это так и будет. Обещаю тебе.