Графу д'Артуа было что показать. Залы его замка были один лучше другого: богатым был греческий зал; великолепным – римский; торжественным, в золотом убранстве, выглядел египетский, но предметом гордости графа была картинная галерея, где были собраны многие выдающиеся полотна старинных мастеров. Под шедевры граф выделил длинный широкий коридор, проходящий через весь замок.

Особенно граф дорожил картинами Ханса Мемлинга и Антониса Ван Дейка, которые висели на самом почетном месте. По его мнению, они помогали гостям проникнуться настроением замка. И редкий гость проходил равнодушно мимо этих полотен.

Поговаривали, что через руки графа д'Артуа прошли три коллекции шедевров. Первая ему досталась от богатых родственников, он бездарно прокутил и продал ее за бесценок. Случалось, что живописными шедеврами он расплачивался с женщинами, с которыми проводил всего одну ночь.

Вторую коллекцию он приобрел лет тридцать назад, скупая полотна у бедных, но талантливых художников. Кто же мог подумать, что через десяток лет за их картины станут давать огромные деньги. Тогда он купил небольшую виллу на берегу Средиземного моря, и художники в качестве платы за ночлег оставляли ему свои картины, которые со временем вдруг неожиданно выросли в цене.

Картины удалось выгодно продать лет пятнадцать тому назад, а на вырученные средства получилось не только отреставрировать обветшалый замок, но и не думать о будущем.

И вот сейчас граф д'Артуа собирал свою третью коллекцию, сознавая, что уже никогда не заполучить тех шедевров, что однажды судьба вложила ему в руки. Но, будучи человеком тщеславным, он решил собрать такую коллекцию, от которой у современников завяжутся языки в узел. Нельзя сказать, что сейчас он был близок к намеченной цели, но в его собрании уже была пара десятков блестящих полотен. Продай он их, то смог бы купить еще один точно такой же замок.

С этой коллекцией расставаться граф не желал, ее следовало только приумножать. Если что и пугало его, так это подделки. Две недели назад он пригласил трех экспертов, работающих консультантами в Лувре. Он показал им картину «Три отца» Шарля Лебрена, свое последнее приобретение. Эксперты вдруг единодушно заявили, что она является искусной подделкой. Но это было не единственное разочарование в тот вечер. Тщательно осмотрев другие картины, эксперты неожиданно засомневались в подлинности полотен Рубенса, в которых граф до недавнего времени был уверен. И дело даже не в том, что за эти картины д'Артуа выложил огромные деньги, а в его личном авторитете непревзойденного знатока, который заметно пошатнулся. И теперь коллеги-коллекционеры смотрели на него как на старого чудака, скупающего всякий хлам.

Три месяца назад пятеро известных экспертов предложили детально исследовать все его картины, полагая, что большинство из них просто искусные подделки. Старый граф, опасаясь публичного позора, отказался от нежелательных услуг. Но уже через месяц тайно обратился к одному из них с аналогичной просьбой, но с непременным условием, чтобы просмотр картин был строго конфиденциальным.

Встреча была назначена на два часа дня, и старый граф заметно нервничал. Для поднятия должного настроения он даже позволил себе пару бокалов вина. И все-таки, когда назначенное время пробило, он понял, что не готов к предстоящему разговору.

Эксперт пришел вовремя. Вошел в просторный холл и прямиком устремился к двум картинам, висевшим на противоположной стене.

– Я думаю, вы не будете возражать, мсье Дюбаи, если мы начнем сразу с них?

Граф Артуа не случайно остановился именно на этом эксперте. Он был в том возрасте, когда подлинная ценность картин интересовала его куда больше материальных благ.

Дюбаи имел благородную внешность: до самых плеч спадали длинные седые волосы, в грудь упиралась густая посеребренная борода. Чем-то очень неуловимым он напоминал Леонардо да Винчи.

Остановившись около картины Андреа Мантеньи «Святой Лука», Дюбаи неожиданно попросил:

– А нельзя ли взглянуть на эту картину с противоположной стороны.

– Что вы имеете в виду? – не понял граф.

– Мне бы хотелось посмотреть, как загрунтовано полотно. Понимаете, в каждое время это делалось по-своему.

Граф пожал плечами:

– Ну, если это нужно для дела... Пожалуйста, приступайте, – разрешил граф. Для себя он уже решил, что, кроме положенного гонорара, он разопьет с экспертом бутылочку крепкого коньяка. Но, судя по изменившемуся лицу эксперта, оснований для торжественных возлияний было маловато.

– Очень хорошо, – неожиданно проговорил эксперт, просветлев лицом. – Я вижу, что это холст середины шестнадцатого века. Безо всякого сомнения, – твердо произнес он. – Сейчас таких просто не делают.

– Значит, картина подлинная, мсье Дюбаи? – спросил старый граф, стараясь не выдать своего волнения, и посмотрел на стол, где возвышалась бутылка коньяка.

– Я бы не спешил торопиться с такими выводами, уважаемый граф, – предостерегающе произнес эксперт. – Вы знаете о том, что в то время картины рисовали кистями из барсучьего волоса?

– Признаться, впервые слышу, – несколько растерянно отозвался граф.

– Сейчас таких кистей не производят. Да и технология их изготовления практически утеряна. Такие кисти можно отыскать разве что в старых мастерских. И то для этого придется очень потрудиться. Сейчас кисти другие, немного помягче. И мазок они дают совершенно иной. В старых кистях было свое очарование. Конечно, они были намного жестче, но тем самым придавали картине какой-то неповторимый шарм.

Слуге ничего не нужно было даже говорить. Его сиятельство бросило взгляд на бутылку коньяка, а следовательно, настало время разливать напиток по крохотным рюмкам.

Элегантно, очень профессионально слуга выдернул пробку и разлил коньяк в две рюмки, едва покрыв напитком донышко. И на крохотном подносе поднес коньяк графу.

Д'Артуа взял рюмку, одним глотком профессионального выпивохи опрокинул ее. Благодарить не стал, лишь поставил рюмку на край подноса и тут же взял вторую. Все ясно, граф решил напиться в одиночестве. Удивляться слугам не полагалось.

– Возможно, – сдержанно согласился д'Артуа.

– А потом, видите вот этот синий цвет? Я бы сказал, что он недостаточно сочен для того времени. Знаете, почему у старых мастеров получались такие насыщенные цвета?

– Просветите, ради бога.

– А потому что они использовали настоящие минералы и различные природные соединения. Например, киноварь, охру, малахит. Вы посмотрите повнимательнее на синий цвет. Обратили внимание?

– На что? – не понял граф.

– Он не соответствует природному соединению. Художники эпохи Возрождения применяли лазурит, причем тщательно растирали его в ступе. Но даже в этом случае попадаются крошечные кусочки, которые видны под лупой. – Дюбаи достал лупу и принялся детально изучать краску. – Вот, взгляните, здесь совершенно однородная масса. Это далеко не минерал. И краска эта, скорее всего, куплена в обыкновенной художественной лавке.

Граф д'Артуа посмотрел на слугу. Молодой человек уже держал в руках поднос. В этот раз на нем стояла всего лишь одна рюмка. Он вновь предугадал желание хозяина. Взяв в руки лупу, граф долго рассматривал краску. Под сильным увеличением полотно не выглядело ровным, а наложенная краска напоминала холмистую поверхность. В одном месте граф заметил несколько ворсинок от кисточки, и поди разберись, что это такое: не то обыкновенная небрежность, не то гениальный замысел художника.

– Значит, вы предполагаете, что это фальшивка? – убито спросил граф.

Дюбаи устало улыбнулся:

– Я не предполагаю, уважаемый граф, – в голосе эксперта прозвучала жалость. – Я знаю это совершенно точно.

Подобное утверждение следовало основательно переварить. Граф д'Артуа протянул руку, и тут же проворный слуга немедленно сделал несколько торопливых шагов.

– Пожалте, ваше сиятельство!

Граф взял рюмку с коньяком и слегка взболтал. Напиток был цвета темно-желтого янтаря, необычайно насыщенный и очень густой. Его капли неохотно стекали по стеклянной поверхности. Посмотрев коньяк на свет, граф выпил.

– Ах, вот оно как! – выдохнул граф, закусив маринованными шампиньонами. – Да-с, такое трудно переварить. А что бы вы мне посоветовали?

Эксперт потеребил ладошкой бородку и задумчиво заговорил:

– Уважаемый граф, вы стали жертвой самого обыкновенного обмана. Скажу вам определенно, подделка очень хороша... Но, думаю, вам от этого не легче.

– Может, я чего-то не понимаю, но холст же середины шестнадцатого века!

– Все верно, – охотно согласился Дюбаи. – Скорее всего, фальсификатор купил какую-нибудь мазню шестнадцатого века. Для него было важно само полотно! Потом он тщательно смыл картину, а на холсте написал то, что вы сейчас изволите видеть.

– Но эта же картина прошла сертификацию, – продолжал надеяться граф.

Дюбаи сочувственно улыбнулся:

– Все верно. Так и должно быть. Разве вы бы купили картину без сертификации? На это и рассчитано, уважаемый граф. Позвольте узнать, где вы ее приобрели?

Граф на секунду задумался, соображая, стоит ли откровенничать, а потом отвечал:

– Я ее выкупил на аукционе.

– Ну, вот видите! Сертификат – это паспорт картины, а для того, чтобы получить его, сначала картину где-то выставляют. Например, на какой-нибудь выставке. И уже тогда в этом паспорте будет указано, что картина такого-то мастера найдена совершенно случайно и выставлялась на выставке или где-нибудь в музее. Все это отработано, граф... А если таких надписей будет, к примеру, не одна, а целая дюжина, да еще с шумихой в прессе по поводу неизвестного ранее шедевра? Разве вы не заинтересуетесь?

– Нечто подобное как раз и произошло. И это обстоятельство сыграло определяющую роль, – уныло признался граф.

– Ну, вот видите! – почти радостно воскликнул Дюбаи.

– За эту картину заплачены очень большие деньги... Вы бы не посоветовали мне, как теперь следует поступить с этой... картиной?

Эксперт задумался. Подняв подбородок, он, нисколько не смущаясь изучающего взгляда графа, почесал заросшую шею.

– Денег своих вы не вернете... Это точно! А потом, если вы вдруг захотите ее продать и обман обнаружится, то может пострадать ваша репутация. А ее, как известно, не купишь ни за какие деньги. Я бы в вашем положении посоветовал без шума поменять картину на что-нибудь аналогичное.

– В таком случае вы не могли бы мне кого-нибудь рекомендовать? – Граф, заметив рассеянный взгляд Дюбаи, продолжил: – Разумеется, за хорошее вознаграждение. Я ведь все понимаю.

– Дело весьма щекотливое, надеюсь, вы войдете в мое положение. – Эксперт явно мялся. – Дело не только в деньгах, я ведь могу потерять и свою репутацию. А это на старости лет очень тяжело.

– Часть денег я могу дать сейчас, – настаивал граф. Он сунул руку в карман и вытащил кожаный пoртмоне. – Десять тысяч франков вас устроят?.. Нет, возьмите двадцать!

Дюбаи пожал плечами:

– Право, даже не знаю, как и поступить. Ну, если вы, конечно, так настаиваете, – с явной неохотой он взял деньги и несколько торопливо сунул их в карман. – Хотя, признаюсь, эти ваши деньги будут мне очень кстати. Я тут слегка поиздержался. Ну, вы меня поймете....

Граф понимал и солидарно рассмеялся:

– Ну конечно, разве мы не мужчины!

– Так вот, я знаю человека, который приобрел бы эту картину. Если ему продавать ее дешево, то он заподозрит неладное. Если же дорого, то у него просто нет таких денег. Единственная возможность, так это обменять ее на полотно Веласкеса «У врат рая».

Глаза старого графа блеснули азартом.

– Был бы вам очень благодарен. А знаете что, не пойти ли вам ко мне постоянным экспертом. Кроме разового вознаграждения, вы будете получать ежемесячный оклад, который значительно будет превышать ваше нынешнее жалованье.

– Мне лестно ваше предложение.

– Вот и договорились, – граф слегка повернулся. На подносе уже стояли две рюмки с коньяком. – Так давайте закрепим наше с вами сотрудничество!

На несколько секунд в комнате повис хрустальный звон. Граф промокнул влажные губы салфеткой, а потом спросил:

– Так когда я мог бы... получить Веласкеса?

– Завтра у меня как раз состоится встреча с этим господином. Я передам ему ваше желание обмена. Уверен, что он захочет приобрести эту картину немедленно. Но здесь важна тоже своя тактика. Я бы посоветовал вам потомить его хотя бы неделю.

– А кто он такой, разрешите полюбопытствовать?

– Один чудаковатый русский.

– Хорошо. Передайте этому русскому, что я жду его через неделю в это же самое время.

Кивком головы граф д'Артуа отпустил верного слугу. И тот, приподняв подбородок, торжественно понес поднос, словно это было полковое знамя. Все аристократы такие тонкие – следовало понимать, что визит пришел к своему завершению.

Дюбаи на секунду задумался. Коньяк был хорош.

– Я вот что подумал, уважаемый граф, ваше имя ни в коем случае не должно быть замешано здесь. Если вы мне доверяете, то я бы мог сам предложить ему эту картину.

– А что вы ему скажете?

– Что картину взял у перекупщика и работаю за свой небольшой процент.

Граф ненадолго задумался, а потом отвечал, снимая картину со стены:

– Ваша репутация очень высока, мсье Дюбаи. Возьмите... Буду очень рад увидеть вас через неделю в своем доме с картиной несравненного Веласкеса.

* * *

Мантенье, как никакому другому художнику, удавался крупный план, и эта картина не была исключением. Безвольное тело ослабевшего Луки было привязано к круглой мраморной колонне. Голени туго стянуты толстой веревкой, руки за спиной – пут не рассмотреть. Из икр и бедер торчали стрелы. Живот прострелен, и окровавленный наконечник выпирал из левого бока устрашающим колючим жалом. Пожелтевшее лицо святого выражало неимоверное страдание. На переднем плане изображен курчавый лучник с огорченным лицом. Было заметно, что юноша раздосадован промахом. Правой рукой он уже извлекал следующую стрелу и, видно, выбирал на теле Луки уязвимое место. Картина выглядела настолько реалистично, что Савелию подумалось, будто Мантенья был свидетелем события, случившегося без малого два тысячелетия назад.

– Впечатляет? – довольно спросил Дюбаи.

– Да, все-таки старые художники знали свое дело. Я совершенно не понимаю нынешнего авангардизма. У меня такое впечатление, что его придумали те художники, которые не умеют рисовать.

Эксперт лишь слегка пожал плечами:

– Суждение спорное.