1992 год. Окраина Новоречинска
Стрелка

– Ну надо же! – Горшаков бросил сигарету в снег себе под ноги и, прикрыв глаза от солнца ладонью, пристально всмотрелся в три приближающиеся к месту стрелки машины. – Ты глянь, Леня! Кто бы мог подумать, да? Нес стал таким крутым. И народец за ним потянулся, как ни странно…

– Этот народец не за ним потянулся, – процедил сквозь зубы стоящий рядом Кулагин. – А за тем разбродом, который Нес пропагандирует. И что за шлея ему под хвост попала, не пойму.

– Давай ему рыло начистим, – внес радикальное предложение Горшаков.

Кулагин не ответил. Три вновь прибывшие машины плавно пересекли территорию пустыря и остановились на почтительном расстоянии от автомобилей, на которых прибыл со своими приспешниками Леонид. Шумский первым выбрался из центральной «шестерки». За ним последовали Круглов и Антипов. Из соседней «копейки» выбрался молоденький парнишка, известный Кулагину по кличке Рубероид. Лет пять-шесть назад он был одним из тех, кто повсюду таскался за лидером вокзальной группировки Айраном. Странно, что его не оказалось среди своих в тот злополучный день, когда все тот же Шумский уложил своим стилетом двух байкеров. Из третьей машины никто не вышел, но Кулагин знал, что из нее за стрелкой наблюдают те, кому в случае необходимости придется сыграть решающую роль в силовом столкновении. Точно такую же функцию выполняли и его ребята под руководством притаившегося в «москвиче» новой модели Лебедева, только их численность была выше, и они размещались сразу в двух автомобилях.

– Все предусмотрел, сука, – вполголоса произнес Левинсон, зябко кутаясь в широкий овчинный тулуп. – Продуманный не хуже нас.

– Знал бы я, что он такой козел, ни за что не стал бы за него у хозяина мазу тянуть, – Горшаков сплюнул. – Вспомнить страшно, сколько раз я его вытаскивал из неприятностей. А он, тварь, как барахлом был, так барахлом и остался. Леня, давай я с ходу ему пулю промеж глаз всажу.

– Угомонись! – осадил соратника Кулагин.

Заметив, что Круглов и Антипов заметно подотстали от продолжавшего шествовать в их направлении Шумского, он сам двинулся навстречу недавнему товарищу. Горшаков тоже сорвался с места, но Кулагин остановил его движение едва заметным взмахом руки. Левинсон просунул правую руку под тулуп. Дежуривший у раскрытой дверцы новенькой «девятки» Вершинский нервно сменил положение тела. Кулагин отлично понимал, что все его ребята на взводе. Должен был понимать это и Шумский. Не совсем же он дурак, в самом деле…

Они остановились друг против друга и некоторое время оба хранили сосредоточенное молчание. Кулагин изучал Шумского так, словно видел его впервые в жизни. Прикидывал, на что способен его бывший дворовый, а затем и лагерный приятель. Нестор делал то же самое. Невольно Кулагин отметил заложенные глубоко в карманы пальто руки Шумского, и это вновь напомнило ему о стрелке пятилетней давности. Точно так же Нестор тогда прятал свой стилет. Что у него там сейчас?..

– Ну? – Шумский первым нарушил молчание. – Зачем эта встреча, Леня? Что ты хотел мне сказать? Если ты надеешься проехаться мне по ушам, так это напрасно. Ты уже достаточно ясно обозначил свою позицию в прошлый раз, и я, кажется, тоже. Ничего не изменилось за истекшие несколько дней.

Кулагин сокрушенно покачал головой.

– Что с тобой происходит, Нес? – вполне тепло и по-дружески поинтересовался он.

– Не надо, Леня, – усмехнулся тот.

– Что не надо?

– Не надо строить из себя психолога. Тебе это не идет. К чему эти тупые вопросы? «Что с тобой происходит, Нес?» Ничего. Я просто считаю, что ты начинаешь излишне качать права.

– Какие права?

– Объединение, о котором ты говоришь, – Шумский поморщился. – Думаешь, я такой тупой? Думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься? Власти! Подмять под себя всех и вся. Разве нет? С чего такие амбиции, старик? Раньше за тобой этого не наблюдалось. Так что это я, наверное, больше вправе спросить: «Что с тобой происходит?»

– Нес!.. Послушай…

Кулагин шагнул вперед, и Шумский тут же невольно отпрянул. Леонид заметил, как его бывший приятель напрягся всем телом. Стоящий позади него Круглов выхватил из-под куртки пистолет. Его примеру последовал и Антипов. Рубероид отошел к машине с прикрытием, у которой тут же распахнулись две задние дверцы. Кулагин оглянулся назад. И у Горшакова, и у Левинсона, и у Вершинского в руках было оружие. Одну из машин силовой поддержки покинуло три человека во главе с Лебедевым. У второй натужно взревел двигатель. Кулагин скрипнул зубами.

– Стоп, – негромко сказал он, обращаясь к Шумскому, а затем уже выкрикнул еще раз, вскидывая вверх руку: – Стоп! Уберите пушки, ребята! Черт! Нес, я не хочу крови. И уж тем более я не собираюсь убивать тебя. Ты – мой друг. Неужели ты забыл об этом, Нес?

– Я – нет, а вот ты…

– Да что ты несешь, мать твою! – кулаки Кулагина сжались настолько, что ногти до боли впились в ладони и вспороли зачерствевшую на морозе кожу. – Опомнись! У тебя совсем масло в чайнике перекипело? При чем тут мои амбиции? Мы не раз обсуждали этот вопрос на зоне. Помнишь? Я говорил о коалиции, о централизации, о порядке. Только так сейчас можно выжить, Нес. Это единственный путь. Поодиночке никто не выплывет. Нужна организация. И ты соглашался…

– Я? – Шумский покачал головой. – Я не соглашался, Леня. Я просто молчал и думал. Ты, видимо, забыл. Я никогда не высказывался за твою идею фикс.

– Но ты же понимаешь, что я прав!

– Нет. Не думаю… Ты идешь к тому, против чего призываешь выступать, Леонид, – Шумский впервые в жизни обратился к Кулагину так, называя его полным именем, и это лишь подтвердило предположение последнего о том, что между ним и Нестором пролегла глубокая пропасть отчуждения. Более того, она с каждым разом становилась все шире. – К несвободе! Когда каждый сам за себя, как было раньше, он вправе принимать любые решения самостоятельно. А ты хочешь принимать их за всех. Ты один. И мне не кажется это правильным.

– Но как раньше, уже быть не может, Нес. – У Кулагина все еще теплилась надежда на то, что он сможет переубедить собеседника. – Времена изменились. Изменилось очень многое, начиная с государственного строя. Пережитки прошлого рухнули окончательно. И ты со своими дружками – единственные, кто продолжает отчаянно цепляться за них. Мы в девяносто втором, Нес, а ты все еще там, в восьмидесятых.

У Шумского на лице заходили желваки. Несмотря на мороз, лицо покрылось мертвенной бледностью. Кулагин запоздало понял, что ударил приятеля в самое чувствительное место. Наступил на старую мозоль.

– Так вот в чем ты меня обвиняешь! – зубы Шумского стали выбивать мелкую дробь. – В слабоумии! Ну конечно! Вы ведь такие умные, такие продвинутые! Ты, Артем, Лева… А я – долбак законченный…

– Никто тебя таковым не считает, Нес, – попытался исправить положение Кулагин, но было поздно.

– Все! Хорош бакланить! – Шумский выдернул руки из карманов, но, вопреки ожиданиям Леонида, в них ничего не оказалось. – Я все выслушал, все осмыслил, и мой ответ остается прежним. Вы сами по себе, а мы сами. Никакого объединения. То есть вы можете, конечно, объединяться друг с другом хоть до бесконечности!.. Можете даже трахнуть друг друга в жопу, если вам это доставит удовольствие! Но на чужие территории рот не разевайте. Рискуете наглотаться маслин!

– Даже так? – Кулагин, несмотря ни на что, остался абсолютно спокойным.

– А ты думал, ты такой грозный, что все сразу в штаны наделают? Да на хрену мы тебя вертели, Леонид! Еще вопросы есть? Или встречу можно считать законченной?

Круглов и Антипов продвинулись еще на пару шагов вперед. У каждого из них в руке находилось по пистолету, но пока оружие было направлено дулами вниз. Из машины прикрытия Шумского никто не выходил. Он сам ждал реакции Кулагина.

Леонид неторопливо вынул из кармана сигареты и закурил. Затянулся, затем выпустил дым вверх, глядя на светлое, но по-зимнему холодное и безликое небо.

– Нет, – ответил он после паузы. – У меня больше вопросов нет, Нес. Пока нет. Я буду ждать, что ты одумаешься, и мы сможем поговорить с тобой еще раз. Более спокойно.

– Можешь на это не рассчитывать! – Шумский круто развернулся. – Пошли, ребята.

Круглов с Антиповым покорно двинулись следом за ним к машинам, на которых приехали. Не похоже было на то, чтобы эти парни имели реальное право голоса и свободу, о которой говорил Нестор. Но Кулагин не стал акцентировать на этом внимание сейчас. Он просто стоял и молча наблюдал за тем, как Шумский с дружками загружаются в свои автомобили. Сзади к Леониду бесшумно приблизился Горшаков.

– Еще есть время, Леня, – произнес он шепотом. – Ты только подай знак. Мы этих уродов мигом расшмаляем. И никакие волыны им пригодиться не успеют. Неса я лично положу, засранца. Тоже мне полуночный ковбой.

– Уймись, – осадил соратника Кулагин.

– Да че за сантименты, Леня? Ты же сам прекрасно видишь, это уже не тот Нес, которого мы знали. Говнюк какой-то…

– Я сказал, уймись, Темыч.

Шумский скрылся в салоне автомобиля. После этого по машинам расселись и все его приспешники. Затарахтели двигатели, и кавалькада из трех авто синхронно тронулась с места. Секунд через десять-пятнадцать они уже покинули пустырь. Кулагин глубоко затянулся и бросил сигарету под ноги. Красный мерцающий огонек скрылся в белом рыхлом сугробе. Леонид одним движением поправил шапку на голове.

– Все, поехали, – коротко распорядился он.

Горшаков переглянулся с Левинсоном. Пожал плечами. Что было на уме у Кулагина, определить не представлялось возможным. Вершинский слегка отступил в сторону, пропуская Леонида в салон «девятки».

1992 год. Ресторан «Седьмое чудо света»
Киллеры

– Б́ольшая часть дворов уже с нами, – Кулагин потер гладко выбритый подбородок и взял в руку рюмку. – А ну-ка, сложи в уме…

Горшаков поспешно проглотил насаженный на вилку кусок зажаренной на огне баранины, сдобрив его глотком томатного сока.

– Лебедь, Крученый, Протас, Жженый, Бекетов, Палец, Иванов, Федул, Мамонт, Испанец, Сохин. Весь Заводской район… Короче, б́ольшая часть.

Кулагин не стал пить. Он вернул рюмку на прежнее место:

– Большая. Но не все.

– Да, есть несогласные. По моим подсчетам, пятнадцать против. И Нес в том числе, – многозначительно добавил Горшаков после паузы.

– Ну, и что будем делать? Ваши предложения.

Леонид обвел взглядом присутствующих, хотя у него заранее был готов собственный ответ на поставленный вопрос. По большому счету, Кулагин не нуждался в советах. Но опытный стратег должен был оставаться стратегом при любых обстоятельствах.

– Да забить на них! – начал Горшаков. – Ну, двоим-троим бошки поотрывать, а остальные сами прибегут. Нормальные же деньги… Они, дураки, не понимают, что мы все только выиграем от этого.

– А вы что скажете? – раскуривая сигарету, Кулагин обратился к сидящим напротив него Вершинскому и Левинсону.

Анатолий хотел что-то сказать, но так как рот у него в этот момент был полон закуски, он вытянул большой палец руки и характерным жестом провел им под подбородком.

– Порезать всех. К чертовой матери! – высказался и за себя, и за товарища Левинсон, разводя руки в стороны. – Они же думают, что коалиция заберет у них больше, чем они приобретут. Так, Леня? Так… Или, как говорит Артем, надо просто забить на них. И делать свое дело.

– Но как его делать, если кто-то потянет в одну сторону, кто-то в другую? – возмутился Кулагин. – Мне надо, чтобы в коалицию вошли все без исключения. Только тогда мы сможем взять под свой контроль промышленников. В любой самый неподходящий момент несогласные могут заявить о себе. Или все вместе, или никак! Раскол хуже, чем разрозненные группировки. Если мы оставим это просто так сейчас, то завтра они нам перережут глотки, а все, что мы наработали, пойдет в их карманы. Они мгновенно организуют крышу над нашими объектами.

– Ничего мы тут мирными переговорами не добьемся. Не надо ни с кем церемониться. Дались они! Пару человек проучить. – Вершинский насадил на вилку очередной кусок мяса.

Горшаков потянулся к графину с водкой и разлил ее по рюмкам.

– А ты думаешь, эта мелкая шантрапа не решится шмальнуть нас?

– То, что среди отколовшихся найдутся желающие нас убрать, не сомневаюсь. Не Шумский, так кто-то другой. Плевать на них. Мне неинтересно, что думают они… Мне надо объединить дворы. – Кулагин потянулся за рюмкой и поднял ее над столом.

Горшаков повторил его жест.

– Давайте! За дело!

Вершинский и Левинсон охотно присоединились. Все четверо дружно чокнулись и тут же осушили рюмки. Леонид поставил на стол опорожненную тару, придвинул к себе тарелку с супом и, зачерпнув ложкой гущу, отправил ее в рот.

– После того как прозвучала идея создания коалиции, все, кто не с нами, наши враги. А те, кто поддержал нас, будут под пристальным вниманием наших врагов. Теперь ни одному из нас нет дороги назад. Мы позарились на большой куш. Это не понравится многим. Но мне на их мнение – с высокой колокольни! Либо мы насильно присоединяем несогласных к коалиции, либо мы их убираем.

– У тебя есть конкретная идея? – Горшаков отстранился от стола, завершив трапезу, и с сухим щелчком раскрыл заветный серебряный портсигар с аккуратно уложенными в нем штакетинами анаши.

– Тех, кто не согласен, будем просто убивать, – ответил Кулагин. – Я так решил. Надо ликвидировать каждого, кто попрет против коалиции. Мы не дадим им покоя. Они будут пытаться отколоть от нас несколько групп и переманить под свою опеку. Я считаю, что надо создавать группу ликвидаторов. И решать вопрос кардинально. Иначе уже завтра мы рискуем остаться ни с чем. – Кулагин опустил ложку в тарелку и посмотрел на Горшакова.