Глава 2

Я поспал. Потом сходил в душ и сделал свои кошачьи делишки. Снова поспал.

Время тянулось медленно-медленно, упругое, скользкое и тяжелое, как резина. Часа через три мне надоело сидеть в комнате, и я решил отправиться гулять. В конце концов – кот я или не кот? Коты должны есть, спать, гадить и гулять – это их основные занятия! Если не считать размножения. Но размножаться я отказываюсь категорически! Только представить… б-р-р-р… Пока что отказываюсь. В кошачьем теле.

Прикинув, как добраться до отдушины, я запрыгнул на шкаф – не без труда, но довольно-таки ловко – со шкафа, с небольшого разгона, прямо в дыру.

Хорошо, что кошки видят в темноте, как люди днем! Иначе тяжко пришлось бы в этом чертовом лабиринте. Но даже и с кошачьими глазами темновато.

Я шел вдоль комнат, прислушиваясь, бесшумный, как… кот. Длинный узкий тоннель воздуховода тянулся далеко-далеко, и комнат было так много, что я даже удивился – это сколько же тут студентов? Сотня? Тысяча? Вероятно – не меньше тысячи.

Само собой, не все студенты жили поодиночке, как моя… хм-м… девица. Большинство – по два, по четыре человека в комнате. Подкрадываясь к дырке, я видел кровати, видел парней и девушек, которые сидели, ходили, лежали в этих комнатах, прислушивался к разговорам, наблюдал, впитывал информацию, пытался понять, о чем говорят эти люди, кто они такие, чем живут и что тут делают.

Само собой – почти ничего не понимал. Похоже на то, что многие из студентов были иностранцами и, находясь в своих комнатах, говорили на незнакомых мне языках, а если и разговаривали на языке, который я понимал, то сыпали терминами и именами, которых я не знал.

Через два с лишним часа шпионской деятельности все, что я выяснил, – это то, что сегодня какой-то праздник, его здесь называли День Равноденствия, и что в этот день администрация города устраивает бал, куда приглашают и студентов, но не всех, а только благородного происхождения и кто имеет возможность заплатить за вход серебряную марку.

Что такое серебряная марка, я не знал, но нетрудно было догадаться – так называется одна из местных денежных единиц непонятного номинала. И эта единица вполне так прилична по своей покупательной способности, так как многие студенты говорили о марке с некоторым раздражением и сожалением, злопыхая в сторону богатейчиков, способных заплатить такой сбор.

Похоже, что моя девица совсем не проста, хотя об этом я догадывался гораздо раньше – все-таки отдельный номер и приличный гардероб что-то да значил. Жаль, что я не знал ее имени, – возможно, в разговорах упоминали мою красотку, но… я не знал, что говорят именно о ней. Потом разузнаю побольше.

В разговорах частенько упоминали неких магистров, кляли высокую плату за обучение, обсуждали девушек, парней, смеялись, рыдали, а в одной комнате я застал парочку в самый интересный момент – они сдавленно пыхтели, пристроившись на узкой кровати, как два среднего размера бегемота. Любовники были довольно-таки упитанны, и когда они все-таки свалились с тесной лежанки в пылу своего любовного сражения, звук был таким, как если бы с полки упали десять фолиантов подобных тому, что недавно припечатал мое вместилище гениального разума.

Я не удержался и фыркнул, глядя, как эти два поросенка возятся на полу, постанывая от боли в ушибленных конечностях, но досматривать не стал – слишком уж зрелище было не эстетично. Я недолюбливал толстяков, полагая, что излишний вес – это не болезнь, а распущенность.

Обжорство, как известно, один из семи смертных грехов. Да, я не особо интересовался религией, но уж про грехи-то знал досконально, особенно про прелюбодеяние и гордыню. И то и другое было знакомо мне не понаслышке – как и большинству нормальных половозрелых горожан. Да и множеству селян – тоже.

Когда подглядывание за чужой жизнью мне окончательно надоело, добитый отвратительным зрелищем совокупляющихся мастодонтов, я побрел назад, в комнату, которую уже считал своей, чтобы предаться сладкому сну. Будет день, и будет дело – как говаривал мой отец.

У меня вдруг защемило сердце – как они там, без меня, мои родители? Небось плачут на похоронах, страдают! А я вот тут, жалкий котяра, питающийся подачками с чужого стола! Хорошо хоть кроме меня еще Ольга есть! Остаться одним, без детей на старости лет – жуть!

Ничего, сестренка плотно сядет им на шею, и они быстро меня забудут. Внуки пойдут. Ведь когда-нибудь она же все-таки выскочит замуж? А раз выскочит – значит, будут внуки.

И даже если не выскочит – тоже будут, или я не знаю свою шуструю, любвеобильную сестру! Так что будет кому испортить им спокойную старость.

Они ждали того же от меня, но… судьба распорядилась иначе. Увы. Или – НЕ увы?

Сам не пойму. Пока не пойму. Может, в моей жизни и не хватало вот ЭТОГО? Безумства. Приключений. Магии. Может, потому моя душа отказалась подчиниться и спокойно отправиться в небытие?

Одна часть меня желала остаться на белом свете, другая жаждала перемен, интересной, яркой жизни, и этот раздрай в душе привел меня в кошачье тело?

Самокопания все равно ни к чему не приведут, это я знал точно. В прежней жизни они приводили лишь к бутылке виски – моя душа не принимала водки, считая ее уделом алкашей и бомжиков. «В-в-выски»! Но безо льда – все-таки я русский человек, чтобы не пить без закуски и по-дурацки, посасывая разбавленную талой водой коричневую жижицу. Выпивать так выпивать! Хряпнул стакашку – и огурчик маринованный – хрусть!

Я легко нашел проход в «свою» комнату, безошибочно выбрав нужную дыру в стене, – у кошек есть свои преимущества! Они не забывают дорогу и всегда находят свой дом – я читал об этом, и не раз. Месяцами идут к своему дому, вывезенные за тысячи километров, и находят его как ни в чем не бывало! Как это происходит – до сих пор так никто и не понял. Магия!

Кстати сказать – кошки всегда считались загадочными существами, хотя я лично ничего загадочного в них не находил. Кроме удивительной способности залезть в щель между книжным шкафом и полом высотой чуть больше ладони и нагадить там так, чтобы не было видно снаружи, но запах держался не менее двух месяцев. Или трех. Проверено!

Благополучно достигнув девичьей (Или женской?! Вот как узнать?!) кровати, я с наслаждением растянулся на чистом покрывале, пахнущем сладкими притираниями, и заснул, грезя о человеческом теле, которое я мог бы уложить в эту постель так же удобно, как сейчас. О своем теле! Ну… и не только о своем. «Красотки, красотки, красотки кабаре! Вы созданы лишь для развлече-е-ений!» М-да… «Кошки, кошки, кошки…» – не звучит!

От скрежета в замочной скважине я подскочил, как на пружинах, – сна ни в одном глазу! Если что и умеют кошки, так это мгновенно просыпаться, а после пробуждения так же мгновенно вцепляться когтями в ногу супостата (проверено!).

Дверь открылась, и в нее ввалились двое: высокий светловолосый парень, плечистый, холеный, настоящий ангелочек, мажор, мечта провинциальной искательницы богатых женихов, и хозяйка комнаты, голова которой беспомощно болталась на длинной шее, опускаясь туда, где соблазнительно белел вырез дорогого платья. Мажор тащил девицу на плече, как мешок тряпья, и похоже, что парень был довольно силен – особых усилий он явно не прилагал, и это при том, что ноги моей благодетельницы не касались пола.

Парень положил девушку на постель, не обратив внимания на то, что я залег в засаде у изголовья кровати за подушкой, поставил на стол фонарь, который держал до того в руке, и пошел закрывать дверь. Прикрыл, задвинул засов, предварительно вынув ключ из замочной скважины, со стуком бросил его на стол, подошел к постели, на которой сладко посапывала хозяйка комнаты, остановился, перекатываясь с носка на пятку, сунув большие пальцы рук за пояс, поддерживающий вышитые серебристой нитью штаны. Постоял так секунд десять, будто на что-то решаясь, ухмыльнулся и решительно потянул подол платья спящей красавицы вверх, к ее горлу. Остановился только тогда, когда подол застрял на груди, удерживаемый тугими холмиками, – нужно было распускать шнуровку, чтобы снять совсем, а ему явно было лень! Да и зачем, если все, что нужно для «дела», находится ниже? Под кружевными трусиками, которые так легко стянуть – даже чулок снимать не нужно, тем более что в них девушка выглядит гораздо аппетитнее!

Он так и сделал. Через несколько секунд девица уже лежала наполовину голой, с раздвинутыми ногами, а мажорчик, торопясь, расстегивал свой украшенный серебряными бляхами пояс.

Я наблюдал за происходящим, будто видел это на экране кино, будто то, что происходило, меня никак не касалось. Ну – напилась девушка, ну сейчас лишится девственности (если она у нее вообще есть!), так и что? Я ей кто – брат, жених или папа с мамой? Мне-то какое до того дело? Тем более что я терпеть не могу пьяных женщин. Подшофе они делаются истеричными, слезливыми, обидчивыми. Или наоборот – игривыми, маниакально-сексуальными, а бывает – нарочито-неприступно-холодными, все, что угодно, но только не теми женщинами, какими являлись в жизни. Я все-таки достаточно пожил на белом свете, чтобы видеть все варианты развития событий с женщинами, накрытыми алкогольным дурманом, и у меня давно сложилось мнение, что пить они не умеют, и когда все-таки нажираются, держаться от них нужно как можно дальше. Даже если и существует шанс, что пьяная красотка одарит сеансом особо бурной, запоминающейся, эпичной любви.

Впрочем, обычно сеансы эти какие-то грязные, мокрые, потные и скользкие – не люблю секса с пьяными дамами, распустившими свои пьяные слюни. Нет, оба партнера должны понимать, что они делают, чувствовать и получать от всего этого удовольствие. Не так, как сейчас, когда один из партнеров – «ни бе, ни ме, ни кукареку» – как говорила моя бывшая супруга, не к ночи будь она помянута!

М-да… постоянно вспоминаю ее – к месту и не к месту. А что поделать – любил… «любовь еще, быть может, в моей душе угасла не совсем!»

«Это Рембрандт, да?» – сказала бы сейчас моя «образованная» супружница. Мама частенько тихо хихикала над ее великолепными высказываниями, и меня это слегка злило – что поделать, если не удалось девушке родиться в таком месте, где школа – настоящая Школа, а не место, куда ходят, чтобы правдами и неправдами получить аттестат.

Эти раздумья мелькнули и ушли прочь, оставив лишь одну мысль, – что делать? Проклятый мажорчик уже достал свой размножительный аппарат и деловито приводил его в боевую готовность, примериваясь, как бы это ловчее поунижать и заюзать мою благодетельницу. И было в этом зрелище что-то такое, что мне совсем бы никогда не понравилось, даже если бы я и не был благодарен за предоставленную крышу над головой, пищу и постель. Нехорошо все-таки вот так воспользоваться телом доверившейся тебе девушки, которая, возможно, потом и не вспомнит, что ты ее фактически изнасиловал. Пусть даже и сама виновата – нечего было так напиваться.

Ухмыляющийся придурок, трясущий своим поганым отростком перед беспомощной девушкой, заслуживал хорошей трепки, хотя бы ради того, чтобы запомнил – с женщинами нельзя так обращаться! И вообще с людьми. Должна же быть хоть какая-то совесть, даже если ты средневековый мужлан! И не средневековый – тоже.

И я ринулся в бой.

Если кто-то думает, что взрослый кот умеет только мурчать, фырчать и гадить в тапки – он жестоко ошибается. Не всякая собака сможет победить кота, а кошка, которая защищает своих котят, способна разогнать и нескольких собак, решив, что они покушаются на ее чадо. Я не был кошкой, и девушка не была моим чадом, но все-таки теперь она не была мне и чужой, – я ведь защищал свою собственность, свою территорию, свой дом!

Да кроме всего прочего – события этих суток оставили в моей душе неизгладимый след в виде здоровенной кучи психологического дерьма, которое срочно требовалось переправить на первый подвернувшийся под руку… хм-м… лапу – объект. Выместить зло, так сказать. И этот объект скоро пожалел, что подвернулся под мою «мягкую» кошачью лапу.

Я завопил так, что меня должно было быть слышно в противоположном конце общежития. Если кто и мог меня заглушить, так это раненый супостат, но даже он, вопя, как десять атакующих самураев, не смог перекрыть мой боевой клич! А стимул вопить у него был знатный – когти, острые, как рыболовные крючки, располосовали ему самый драгоценный мужской объект, едва ли не навсегда лишив способности размножаться.

Когда мажор зажал в ладонях окровавленные, в лохмотьях кожи гениталии, я впился ему в лицо, стараясь не ослепить – хватит с парня располосованных щек, лба, надкушенного уха и носа.

Упав на колени, со сползшими до щиколоток штанами, мажор на четвереньках вслепую пополз к двери, стеная, как плакальщицы, провожающие в последний путь фараона Аменхотепа. Я же решил ускорить его движение к темному будущему и слегка покарябал голый зад мажора, оставив на прыщавых ягодицах длинные кровавые следы, будто по заднице прошелся острыми граблями усердный гастарбайтер, в приливе энтузиазма решивший продрать поверхность газона до самого что ни на есть материкового слоя земли.

Мажор очень быстро, будто включил ракетные ускорители, метнулся вперед, врезался в дверь, что, казалось, вынесет ее с петель, нащупал засов и вывалился в коридор, захлопнув за собой тяжелую створку, окованную полосами железа, отрезав себя от происходящего в комнате бесчинства! И слава богу, что закрыл! Я вряд ли смог бы притворить эту тяжеленную дверь, явно рассчитанную на то, чтобы ее можно было сломать только невероятными усилиями нескольких человек, при всем при том использующих исключительно тяжелые топоры и кувалды.

Я примерился и, с разгону допрыгнув до засова, ловким ударом лапы подвинул его влево, блокируя створку. На всю длину закрыть не удалось – после трех прыжков я сдвинул засов всего сантиметров на пять, но и этого хватило, чтобы уберечь комнату от нежелательного проникновения. Фактически засовом служило нечто среднее между зубилом и ломиком, к которому были приделаны торчащие в стороны ручки. И того, что я сделал с этим засовом, было достаточно, чтобы закономерно возгордиться своими деяниями. Ловкое это существо – кот! Я!

Все. С чувством выполненного долга я подошел к кровати и посмотрел на убереженную от позора спящую красавицу. Она так и лежала – поперек кровати, голая по пояс, с бесстыдно раздвинутыми ногами, такая красивая, беззащитная, соблазнительная… что, будь я человеком, вот так взял бы, да и… защитил бы ее как следует! И еще раз! Ух, красоточка! Пупсик средневековый!

Хотел одернуть на ней платье, легонько подергал зубами за подол, потоптавшись на мягком животике, но убедился в бесперспективности предпринятых действий. Несмотря на то что девушка была довольно-таки миниатюрна, для такого субтильного существа, как я, она была Гулливером в стране лилипутов, и как следует одернуть платье у меня бы точно не получилось, тем более что тащить придется зубами, а, как ни странно, тонкий шелк очень не любит кошачьих зубов и когтей. Зачем портить хорошие вещи?

Вид обнаженной девушки ничуть меня не смущал – я же все-таки не совсем человек… или совсем не человек – не знаю, как лучше сказать, – тем более что мне не двенадцать, а в два раза больше, и уж чего-чего, а по пояс голых девушек с раздвинутыми ногами я насмотрелся достаточно. Такого добра в Интернете – только мышкой щелкни.

Да и в реальной жизни я не был совсем уж таким ботаном. Девушки не обделяли меня своим вниманием! Вот мама и удивлялась, почему это среди всех претенденток, которые готовы были для меня на все, я выбрал самую тупую, необразованную и бестолковую невесту! Что сказать по этому поводу? Любовь зла, полюбишь и… ну ясно. Нет, не насчет козла – насчет козы. Не люблю «нетрадиционных»! Не толерантный я, да.

Запрыгнув на постель, занял свое насиженное место и улегся, пристально наблюдая за вздымающейся грудью девушки. Вернее – за двумя холмиками, которые не мог сдержать шелк платья. В голову лезли всякие мысли, вроде: «Не все женщины, обожающие кошек, такие стервы, как моя бывшая. И что – хорошо, что есть такие женщины. Иначе бы нам, котам, жилось совсем тяжко. А так ничего – живем, мясо жуем, в теплой постели спим, и хотели бы спать в ней и дальше!».

Потом я начал смотреть на фонарь. Почему на фонарь? А потому, что он был странным – в нем не горел огонь! Только сейчас это заметил, когда успокоился. Из фонаря струился ясный желтоватый свет, похожий на солнечный, но пламени не было видно, да и копоти не наблюдалось! А это значит, что или фонарь был электрическим, или тут задействована магия. И сомневаюсь, чтобы здесь что-то знали об электрических батареях. Хотя – кто знает? Я и видел-то в этом мире – тоннели замка да заплеванный двор.

Скептически отношусь к понятию «магия». Это слово придумано невежественными людьми, пытающимися объяснить непонятные им процессы мистическими причинами. Молния ударила – магия! Ветер дует, ураган – магия! Колдуны разбушевались!

Потоп – тоже магия!

И виновата, конечно, баба Настасья, живущая в соседней деревне, – у нее характер склочный, от нее воняет тухлятиной, и клюка ейная – ох какая подозрительная! Нос крючковатый и бородавка волосатая – явно ведьма, тудыть ее в качель!

Всему есть объяснение. Да, я признаю, что есть некие процессы, которые нельзя объяснить научными теориями, процессы, не подпадающие ни под одну известную научную гипотезу. Ну – не объяснили, к примеру, как экстрасенсы могут читать сознание людей! А ведь могут, что бы там ни говорили скептики!

Или НЛО – ну летают же, летают! В старину считали – что это летают колдуны или демоны. Сейчас вариантов больше – от перекати-поля, взметнутого вихрем, до живых плазмоидов, прилетевших подпитаться от высоковольтных линий. Теорий много, и все непроверяемые. Однако же любой серьезный ученый тут же скажет, что к магии эти процессы не имеют никакого отношения. И все с ним согласятся, да!

Вот только пусть эти самые ученые дадут четкое определение – что такое магия? Что можно назвать магией, а что нельзя?

А если допустить, что существуют люди, которые умеют управлять природными процессами без участия каких-либо приборов? Просто за счет особого устройства своего мозга? Ну, к примеру, случилась такая мутация – Чернобыльская или Фукусимская, и некоторые люди вдруг обрели способность управлять огнем, ветром, водой? Или даже гравитацией? Тогда как? Почему нужно так яро отрицать существование магии, чуда, и это при том, что рядом с научными теориями существует множество религий, основой которых является не что иное, как Чудо! Управление процессами без участия машин, лишь волей – чистой, незамутненной цивилизацией волей!

У нас прогресс пошел по техническому пути, но в других мирах он мог пойти совсем другой дорогой. И пошел – судя по тому, что я услышал за первый день моей жизни в этом мире.

Мои глаза сами собой сомкнулись, и я уснул, потерявшись в теориях, гипотезах и снах, нахлынувших на меня как половодье.

Снилась мне моя уютная квартирка и супруга, стоящая над моим мертвым телом. Она активно изображала скорбь, но я видел, как над ней витает облачко мыслей, в которых эта поганка дергается в пароксизмах оргазма, тая в руках гаденыша-соседа.

Видел мою маму, прижимающую к глазам платок и время от времени с ненавистью глядящую на мою бывшую.

Видел отца, застывшего с каменным лицом и уставившегося в одну точку.