– А чего же сюда подался? Чего дом-то бросил? Грядки-огород? – продолжал подозрительно исследовать Андрея вышибала.

– У нас мор был, умерло полдеревни, чума какая-то… я и сбежал в город, тут искать пропитания.

– А-а-а… бывает. Видно, у вас против Сагана были выступления, вот он вас и наказал. Ну ладно. Расскажу. Круг – это когда пойманных еретиков выпускают на круглую площадку, а с ними бьются избранные бойцы. Бойцам за это платят деньги, за то, что они убивают еретиков. Они против Сагана бунтовали, вот и страдают. Я тоже работал бойцом в Кругу, – похвастался вышибала, – пока один еретик чуть меня зрения не лишил, гад, злобный попался. Правда, я все равно его убил, боголюба мерзкого, но решил после – больше не буду в Круге биться. Лучше вышибалой пойду. Денег поменьше, зато спокойно. Выкидывай из трактира подгулявших гостей да сиди в углу, девок разглядывай! Безопасно, весело, сытно.

У Андрея встал в глотке кусок, и он стал сосредоточенно его запивать, проталкивая внутрь. Подумал: «Нет, а что я хотел от мира, где правит Сатана? Было это все уже – первых христиан кидали на арену и травили львами. И тут то же самое».

– Скажи, а какой резон этим еретикам драться с тобой? Вот тот еретик, что тебе чуть глаза не выдрал, он чего на тебя так кидался? Зачем им драться вообще?

– Ну как зачем, своих детей, жену защищают – их же тоже выпускают на арену. Я как его жену и детей подрезал, он на меня и кинулся. Думал, убьет, вроде худой был, вот как ты, а столько силы оказалось. В вас, худых, сила таится, сразу не увидишь, а когда начнешь бороться, иногда и не сладишь. Вот помню, как-то пришел один наемник в трактир, стали мы с ним на руках тягаться…

Андрей слушал болтовню вышибалы, окаменев как скала, и думал: «Если сейчас воткнуть тебе нож в глаз, ты, гаденыш, сильно будешь верещать? Господи, дай силы сдержаться! Если сейчас я его положу, мне отсюда надо будет бежать. Но ведь как хочется прирезать ублюдка! Он и сам не понимает, какой он подонок… ведь казалось бы – простой парень, даже незлобивый, но ведь тварь! Нет, твари – они Божьи, они не убивают ради развлечения, только люди это могут. А ведь я не сильно от него отличался…»

– …Ну вот, это и есть Круг – важные господа сидят, смотрят, делают ставки – сколько продержатся еретики. И простой народ пускают, там есть кассы – принимают ставки, сколько минут продержатся. Один мой родственник как-то целую кучу денег выиграл на одном еретике, бывшем вояке, как оказалось! Он трех бойцов положил, прямо голыми руками, пришлось его исчадиям убивать. Напустили на него чуму, он так и сгнил на Кругу – покрылся черными язвами, и все хулу на Сагана кричал, чего-то про Бога, про веру… Мы так смеялись – лежит гниет, а все про Бога своего болтает! Не помог ему его Бог! Ну да ладно, ты доедай, а я пойду проверю, как там Василий, да надо уже за залом смотреть. Народ собирается, вечером вообще шумно будет. Дождись Петра Михалыча, он што-нить придумает.

Вышибала ушел, а Андрей сидел над остывшим горшком с мясом – есть ему расхотелось. «Как мог образоваться такой мир, в котором все перевернуто с ног на голову? – И усмехнулся. – Ты же сам жил перевернутый, чему удивляешься? Тому, что тут нет морали? Или такой вот, походя, жестокости и подлости? Что, на Земле такого нет? Ладно, надо укрепиться тут – обживусь, приму решение, как мне жить. Неужели тут все вот такие подонки, как этот парень?»

Он посидел еще некоторое время – может, час, может, два, он не замечал течения времени, погрузившись в подобие транса. Прикрыв глаза, он молился и просил Бога наставить его на путь истинный. К концу своих размышлений Андрей пришел к выводу, что послан в этот мир очистить его от скверны. И очистить так, как он умел это делать, – убивать. Выжигать каленым железом скверну. Иначе зачем он тут?

– Ты Андрей? Петька мне сказал, что ты ищешь работу, это так? – Перед Андреем стоял невысокий полноватый человек лет пятидесяти, с седыми, зачесанными назад и покрытыми чем-то вроде масла волосами. Его маленькие умные глаза внимательно обшаривали худую фигуру монаха, как будто оценивая – много ли на нем мяса и пойдет ли оно в котел. – Что умеешь делать? Поварить? Конюхом?

– Я мало что умею, – признался Андрей, – могу помогать поварам, нарезать, мыть, могу прибираться или помогать конюху. Я быстро учусь. Могу на повара выучиться. Мне нужны работа и жилье, и я готов отработать.

– Хм… по крайней мере, честно, не наврал, – приятно удивился хозяин трактира. – Обычно начинают врать, рассказывать о том, какие они знатные повара и управляющие. Потом оказывается, что заправку-то для щей нарезать не умеют. Ну что ж, таких честных людей, как ты, надо ценить. Я возьму тебя разнорабочим, будешь помогать поварам. Таскать воду, рубить дрова, в общем, делать что скажут. В конюшню тебя не допущу – пусть конюх сам занимается, это его работа, а ты по кухне и по залу будешь работать. Жалованье тебе – серебреник в день, плюс питание. Жить будешь… хм, есть у меня комнатка, маленькая, правда – только кровать и встает. Так что будешь жить один. Это все вещи, что у тебя есть? – Он указал на тощую котомку Андрея.

– Да… как-то не обзавелся еще вещами. Вернее, бросил дома.

– Знаю, знаю… Петька рассказал мне о тебе. Что ж, давай работай. Пойдем, я тебе твою комнату покажу.

Они прошли уже знакомым коридором через подсобку, и вскоре Андрей оказался в маленькой комнатке.

И вправду она не вмещала больше чем узкую кровать, похожую на ту, на которой он спал в монастырской келье. Он был очень рад, что жить будет один: во-первых, привык к одиночеству, а во-вторых, избавлен от такого соседа, как Петя, с утра до ночи рассуждающего о своих подвигах на Круге. Он бы или с ума сошел, слушая это изо дня в день, или придушил бы его при первой возможности. Скорее – второе.

Андрей не обольщался, что задержится тут надолго. Если он начнет убивать приспешников Сатаны – а он верил, что Господь послал его именно для этого, – в конце концов его вычислят, и придется бежать. Или погибать… Вернее всего – погибать. И может, это и было его Искупление?

Уже месяц он работал в трактире «Серый кот». Как ни странно, работа мало чем отличалась от его послушания в монастыре, она была Андрею не в тягость, к тяжелой и грязной работе он привык, не отлынивал, и постепенно трактирная челядь его приняла как своего. За исключением конюха.

Этот здоровенный ленивый парень все время старался как-то его задеть, пошпынять, пройтись глупыми шутками по его безотказности и усердию.

Как-то раз Андрей проходил с полными ведрами мимо конюшни, на пороге которой сидел конюх Ефим, не упустивший случая в очередной раз высказаться в его адрес:

– Эй ты, придурок! Иди прибери у меня в конюшне! Ты же любишь работать, так иди поработай, подхалим хозяйский! Противно смотреть, как ты всем стараешься угодить! Как проститутка! А может, ты не мужик вообще, а шлюха? Пошли ко мне в конюшню, сделай мне хорошо, шлюха!

В дверях трактира и возле него собралась толпа зевак – посетители и случайные прохожие подзуживали конюха, надеясь на бесплатное развлечение: может, подерутся?

Видя такое внимание, конюх вошел в раж.

– Шлюха, ну иди скорее, я совсем уже распалился! Иди, сделай мне хорошо! – Он радостно зареготал, уверенный в полной своей безнаказанности. – А может, хозяину пожалуешься? Ты ему тоже делаешь хорошо? Кувыркаешься небось с ним, шлюха?

Андрей остановился, подумал секунду и, поставив одно ведро на землю, направился к сидящему на пороге и самодовольно скалящемуся Ефиму.

– Распалился, говоришь? Охладись! – И Андрей выплеснул ведро ледяной воды прямо в лицо негодяю.

Тот захлебнулся ледяной струей, ошеломленно заморгал, протирая глаза рукавом рубахи, а потом взревел и бросился на обидчика со всей дури своих ста двадцати килограммов:

– Убью, мразь!

Андрей автоматически увел в сторону летящий ему в лицо толстый, похожий на дыню кулак и встретил нападавшего прямым ударом в подмышечную впадину. Видимо, это было очень больно, потому что парень хрюкнул и зажал рукой больное место. После этого Андрей провел серию быстрых, как барабанная дробь, прямых ударов в солнечное сплетение – конюх свалился на землю, точно подрубленное дерево. Андрей немного подумал и врезал ему носком сапога по челюсти, выбив как минимум два передних зуба – чтобы помнил.

Потом повернулся, поднял брошенное ведро, подхватил второе, с водой, и зашагал к дверям трактира. Толпа зевак ошеломленно молчала, и только голос вышибалы послышался от дверей:

– Я же говорил, худые, они с сюрпризом, на вид и не скажешь, а у них в жилах вся сила!

Толпа расступилась, пропуская хмурого Андрея, и он продолжил свой путь к кухне. Ему надо было принести еще десять ведер воды.

Он ожидал, что хозяин его оштрафует или выгонит за то, что покалечил его работника, потому до вечера ходил хмурый и раздумывал, куда податься, если попрут из трактира.

Петр Михалыч пришел под вечер, как обычно. Он жил в нескольких кварталах отсюда, в обеспеченном районе, где обитал весь средний класс этого города. Андрей все ждал, когда же хозяин позовет его на расправу, но так и не дождался. Все шло своим чередом, и только поздним вечером он узнал от вышибалы, как трактирщик отреагировал на инцидент.

– Хозяин-то чуть конюха не выгнал из-за тебя, – смеясь, рассказывал Петька. – Ему передали, что конюх говорил, будто вы с хозяином занимаетесь мужеложством, а он страх как не любит мужеложцев. Так вот, он чуть конюха не выгнал и сказал, что ты правильно ему три зуба выбил. А ты злой, оказывается! Зачем ты ему зубы-то выбил?

– Чтобы помнил. И больше не лез, – хмуро пояснил Андрей. Он уже жалел, что не сдержался и покалечил глупого конюха.

– А ты интересный мужик… – задумчиво протянул Петька. – Где это ты так драться научился? Что-то не верится мне в глухую деревню. Что я, не видал, как дерутся бойцы? Может, расскажешь мне правду, откуда ты взялся? Все-все! Молчу! Не мое дело! – примирительно поднял руки вышибала, увидев, как на лице Андрея заходили тугие желваки. – Еще и мне зубы выбьешь!

Он засмеялся, не подозревая, насколько близок был к истине…

Вечером, лежа в постели и прокручивая в голове то, что видел за день, Андрей укладывал и сортировал информацию, планируя акции, прикидывая, как лучше сделать задуманное, да так, чтобы не засветиться. В общем, занимался тем же, чем занимался и на Земле.

Он нередко выходил в город – по поручению поваров закупал необходимые продукты, мясо, зелень, крупы… Раньше этим занимался Василий, во время одного из таких закупочных походов Андрей и познакомился с ним.

Теперь эта работа легла на Андрея, чем тот был доволен практически так же, как и Василий, с облегчением сбросивший с плеч груз забот. Андрей с интересом рассматривал город, запоминая пути отхода, расположение улиц, строение домов. Город производил странное впечатление. Не сказать чтобы в нем не было власти, но жизнь текла как-то по-своему, видимо, по принципу – чем хуже, тем лучше.

В глаза бросались лавки, торгующие наркотиками, – их было очень много, как и курилен, где зависали те, кто не мог выносить своей жизни.

Эти люди отдавали все свое имущество, а частенько и домочадцев за понюшку наркоты, превращаясь в ходячих мертвецов. В конце концов, будучи не в силах заплатить за наркотик, они отдавали себя за определенное количество доз в рабство тем же наркоторговцам, которые потом перепродавали жалких ублюдков в храмы Сагана, где исчадия приносили их в жертву своему кумиру.

По улицам ходили женщины и мужчины, открыто предлагающие себя прохожим – и не в определенных кварталах, а везде, в обеспеченных, бедных или богатых. Они отличались только «качеством» – в бедных кварталах вряд ли взяли бы одетого в обноски мужеложца, а вот в богатых пожалуйста. Андрей сам видел, как золоченая карета остановилась рядом со смазливым раскрашенным парнем, оттуда высунулась рука, и мужеложца, счастливо улыбающегося от внимания сильного мира сего, поманили внутрь.

Андрей частенько пробегал мимо этого места на базар, но больше этого парня никогда не видел, хотя раньше тот частенько прохаживался по тротуару. Возможно, он нашел себе богатого «спонсора», а возможно – Андрей слышал такие рассказы, – его использовали для какого-нибудь сатанинского обряда, с муками и расчленением.

Не раз и не два он собирался зайти в храм Сагана, посмотреть на службу этих исчадий, но так и не смог себя заставить это сделать. Он боялся не сдержаться, как-то выдать себя, разнести этот вертеп и погубить свою миссию. Все, что он пока что делал, – это определял расположение храмов, наблюдал, когда в них заканчивается служба, куда исчадия отправляются потом.

В городе было десять храмов Сагана, и в них служили примерно по десять исчадий. «При достаточном усилии, – прикидывал Андрей, – можно перебить всех исчадий за… хм… глупо планировать какие-то сроки. Как получится, так получится. А дальше что? А дальше убивать всех исчадий, что тут появятся. И они побоятся тут появляться. Параллельно надо заняться торговцами наркотиками – этих тварей точно надо уничтожить. Это пособники Сатаны. Итак: служба в храмах проходит с одиннадцати вечера и до полуночи, то есть черная месса. В остальное время они по своей воле устраивают различные молебны. Но на мессу они обязаны являться – по очереди, видимо. Видимо? А откуда видно-то? – Он выругал себя. – Что, хватку потерял? Нужен «язык»! Нужно поймать какого-нибудь исчадия и хорошенько допросить. И он будет первым, от кого я очищу этот мир. Без допроса этого порождения Зла невозможно поставить работу инквизитора как следует. Когда? Да хоть сегодня. Храм ближе к окраине, в полночь закончится месса, полчаса они будут собираться – выследить одного из них, оттащить в безлюдное место и допросить. Пора начинать, хватит присматриваться».

Вечер начался как обычно. Андрей помогал на кухне, таскал воду и нарезал овощи, передвигал бочки с маслом и вином, подтаскивал дрова и выкидывал золу в яму за конюшней – в общем, все как всегда.