Андрей за считаные минуты, хоть и сдерживал себя, смел все, что было подано на стол, заказал еще пару пирогов с олениной и в ожидании заказа, принятого подавальщицей в чистеньком, застиранном сарафане, налил себе холодного пива. Отдуваясь, попивал его, чувствуя, как шипучая жидкость заливает жажду от съеденного мяса.

Он попросил положить в мясо поменьше специй – с некоторых пор его чувствительный нос перестал воспринимать специи и различные приправы как необходимые принадлежности любого вкусного блюда. То, что раньше он чувствовал как приятный аромат, теперь его чувствительный нос ощущал как жуткую, ураганную вонь. Приходилось и самому мыться почаще – нюхать себя, грязного, целыми днями было просто невыносимо.

Некоторые способности Зверя ранее проявлялись, только когда он перекидывался в него из человека, в последние же дни они почему-то стали проявляться явно и ярко – например, он великолепно видел в темноте, а кроме того, мог постоянно видеть ауры людей, зверей и предметов. Да, у предметов тоже были свои ауры – слабые, но были. Что эти ауры означали, Андрей пока не мог понять – если ауры живых существ указывали на состояние их здоровья, то что значила оранжевая аура вон того стула? Или же смесь аур вон той табуретки?

Поразмышляв над этим фактом, он пришел к неожиданному выводу: это остатки аур людей, которые касались этих предметов. То есть, сделал он вывод, ауры могут оставаться на предметах, как отпечатки пальцев или же запах. Кстати, и запах он тоже ощущал, и после того, как ощущал какой-то из запахов вкупе с видом остатка ауры, в его мозгу возникал образ этого человека – схематичный, неполный, но образ. Например, вон там несколько часов назад сидел толстый человек с басистым голосом и большими руками, ростом выше Андрея – настоящий великан. А с ним рядом была молодая девушка – ноздри Андрея раздулись, вдыхая ее мускусный запах… Проститутка – сделал он вывод. Дешевые вонючие духи, запах нескольких мужчин, смешивающийся с ее запахом… Монах поморщился: запах порока был настолько очевиден, что воротило с души.

Нет, он был не против этой древнейшей профессии – глупо бороться с тем, что существует тысячелетиями. Однако и умиляться этому явлению не собирался. Его не трогали рассказы о том, как несчастные девушки попадают в сети сутенеров и начинают свою ужасную деятельность, страдая и плача. Он знал многих проституток и услугами многих из них пользовался – от самых дешевых, тысячерублевых, до самых дорогих, элитных, подрабатывающих своей ухоженной вагиной в свободное от показов модных платьев и фотографирования в нижнем белье время. Так вот, многим из них нравилась их работа. Нравилась жизнь, которую они вели. А о том, что когда-то это закончится, и закончится, возможно, дурно, – об этом они не думали. Ну что же, каждый выбирает свою дорогу в жизни, или, скорее, дорога выбирает его. Они закончат дурной болезнью или ножом пьяного клиента, а киллер – стрелой… или пулей в лоб. У всякой профессии свои издержки. Вот у него – какая сейчас профессия? Монах? Киллер? Охотник за нечистью? Скорее все, вместе взятое. Вот только методы, которыми он попытался искоренить Зло, оказались совсем негодными, и вместо того, чтобы уменьшать количество Зла в мире, он лишь увеличивал его, и делал это вполне успешно.

Ему показалось, что кто-то далеко-далеко рассмеялся глумливым, издевательским хохотом, и Андрей тряхнул головой, отгоняя дурные мысли.

– Что, голова болит? – раздался голос рядом.

Андрей поднял глаза и увидел, что подле его стола стоит хозяйка гостиницы, держа в руках миску с горячими пирогами. Она улыбнулась и, поставив миску на стол, спросила:

– Можно, я присяду за твой стол? Не будешь против? Не помешаю?

Андрей равнодушно пожал плечами:

– Присаживайся. Не помешаешь.

Женщина присела на стул, а монах взял из миски кусок пирога, разломил пополам и, откусив от него, посмотрел на женщину. Он еще раньше отметил, что молодуха приятна лицом и фигурой – гладко зачесанные волосы заплетены в косу, сарафан, украшенный вышивкой, округлые бедра, обтянутые тесноватым подолом, и красивые руки с небольшими перстеньками. Обручального кольца не было – женщина незамужняя, сразу понял он. И еще он учуял возбуждение, самка хотела самца – нюх Зверя уловил это сразу, как только та оказалась возле столика. Аура женщины была здоровой, и только в одном месте полыхал небольшой красный язычок – что-то с рукой. Андрей взглянул на левую руку – она была перевязана белой чистой тряпицей.

– Порезалась сдуру! Точильщик так наточил ножи, что как булатная сабля режут, а я сдуру и цапнула за лезвие. Вот теперь хожу как после битвы. Ты, наверное, удивлен, чего это к тебе баба прилезла, да? – проницательно глядя в глаза, спросила женщина.

Андрей услышал в голове голос Шанти: «Она тебя хочет заманить на совокупление, это понятно даже бродячим кошкам! Я чувствую, как она возбуждена».

– Я увидела интересного мужчину, решила с ним поговорить. Тут так скучно – одни пьяные рожи да вот этот сонный телок. – Олра кивнула на своего кузена. – А я люблю слушать о путешествиях, о том, что делается в других городах и землях, что вообще на свете делается. Особенно когда мне рассказывает такой симпатичный мужчина.

Она игриво подмигнула, а Андрей с усмешкой подумал: «Внаглую снимает меня! Я снимал женщин, но чтобы меня… А графиня Баданская, забыл? Да что же это за поветрие такое пошло – бабы начали вешаться мне на шею! Раньше я такого не замечал… новая способность Зверя? Вероятно. Я где-то читал, что оборотни всегда были в чести у женщин, те как будто бы клюют на звериное начало в мужчине, хотят брутального, сильного самца. Как-то определяют такового в человеке и подсознательно желают с ним размножаться, рожать от него такое же брутальное и сильное потомство. Впрочем, это лишь мои умозаключения…»

– Да что там, в других городах? – пожал плечами Андрей. – Такие же люди, такие же трактиры – один в один. Ты думаешь, если они живут за тысячу верст отсюда, то перестают лгать, воровать, любить и ненавидеть? Все то же самое. Все, как тогда, когда… – Он чуть не сказал «когда их создал Бог». До сих пор он не мог избавиться от многолетних привычек.

Здесь упоминание Бога было равносильно смертной казни. Тут же кто-нибудь бы донес, и участь боголюба – оказаться на смертельной арене Круга или умереть на жертвенном алтаре во время кровавого жертвоприношения исчадий.

– Нет, люди те же, – улыбнулась Олра, – но мне же как-то надо было начать разговор, правда? Вам, мужчинам, легче – подошел к понравившейся женщине и давай расписывать ей прелести общения с таким красивым и умелым во всех отношениях парнем. А нам, женщинам, что делать? Тебе не кажется, что общество просто душат условности?

Андрей чуть не поперхнулся: встретить феминистку в параллельном мире, в средневековом обществе – это нечто диковинное!

– Я тебя смутила своими странными высказываниями, да? – Женщина улыбнулась и розовым язычком облизнула верхнюю губу. – Ну вот такая я, какая есть. А ты какой есть, путник? Да, что касается «есть» – это ты на высоте, да! Давно не видала, чтобы кто-то так красиво и много ел. Ты как будто неделю голодал, хотя по тебе и не видно. Одежда новая, как из лавки, кошечка сытая и ухоженная, вряд ли ты нищенствуешь. Пояс хорошо набит, и в нем позванивают монеты – я запах денег чую издалека. Но одет скромно, чтобы не бросаться в глаза. На исчадие не похож, скорее на… хм… В общем, странная ты личность, мой уважаемый гость. Что тебя привело в этот поганый город, средоточие порока и зла? Сидел бы себе в глухой чащобе, общался со зверюшками и птичками, зачем ты пришел в этот каменный лес?

– Слушай, ты стихи не пишешь? Песни? – усмехнулся Андрей. – У тебя бы получилось.

– Ты думаешь? – Лицо Олры озарилось внутренним светом. – А ведь мне иногда хотелось попробовать себя в сложении песен. Я пою, и неплохо. Но под настроение, когда выпью и станет тоскливо…

– Можно спросить?.. – начал Андрей, и женщина сразу его перебила:

– Где мой муж, где мои дети, да?

Ее лицо как-то увяло, и Андрей пожалел о своем любопытстве. Ведь именно это он и хотел спросить. Странно, что у такой красивой и уверенной в себе женщины нет мужа и детей, это в ее-то возрасте, что для патриархального средневекового общества категорически невозможно.

– А нет у меня ни мужа, ни детей. Не могу я иметь детей. Вот и мужа нет. А гостиница досталась от отца, он умер три года назад. С тех пор я одна веду дела. Мать умерла давно – нашли в переулке с ножевой раной в спине. За двадцать серебреников убили. Это же столица… – Ее лицо стало совсем грустным. – Сбежала бы отсюда, да ведь все деньги тут. Где заработаешь больше? И сижу здесь, и буду сидеть, и помру здесь… а вон тот хряк или его дети унаследуют трактир. Мне-то больше оставить некому. Почему я тебе рассказываю? А почему и нет? Ты симпатичный мужчина, сегодня здесь, а завтра ушел – и нет тебя. И забыл про меня. И я про тебя. Я душу излила, мне стало легче. А ты посидел в компании с красивой женщиной, которая обратила на тебя внимание, разве не приятно? – Глаза женщины смеялись, и Андрей тоже улыбнулся.

«Очень умна, – решил он. – И похоже, что на ней лежит проклятие, как на многих умных женщинах: где найти такого же умного, как она, чтобы жена не подавляла своим интеллектом, чтобы он не чувствовал себя ущербным, придавленным ее умом? То-то же… Без проблем выходят замуж дурочки или маскирующиеся под дурочек – они хихикают, жеманничают, при первом удобном случае затаскивают жениха в постель, залетают… хм… а вот тут как раз и проблема. Детей иметь не может – значит, пустая, бесполезная, по понятиям Средневековья… Вот только все равно кто-то был бы рядом с ней – гостиница, трактир, обеспеченная женщина. Опять же – красивая и, похоже, очень сексуальная. Вон как многозначительно губы облизывает…»

– Думаешь, почему со мной рядом мужика нет? – усмехнулась Олра, как будто прочитав его мысли. – Не удивляйся, вы, мужики, для меня прозрачны, как стеклышки. У тебя все на лбу написано. И не три лоб, бесполезно! Эти слова татуировкой на нем впечатаны, – рассмеялась она, когда Андрей в шутку стал тереть лоб.

Ему нравилась эта женщина, такая непохожая на остальных женщин этого мира. Скорее она походила на мужчину – своим умом, смелостью в высказываниях и неординарностью мышления.

– Ну скажи, зачем мне вот такой муж, а? – Она указала на сонного бармена. – Или вот такие? – Она незаметно кивнула на компанию из четырех краснолицых купцов, осоловело хлебающих из глиняных стаканов красное вино и спорящих о том, кто в эту поездку больше заработал и какую девку купит. – О чем мне с ними говорить? И притом, они все норовят посвататься за гостиницу, а не за меня, понимаешь? Ну на кой черт он мне нужен, такой муж? Деньги у меня и так есть, а мужика на ночь я всегда найду. Ведь все-таки я красивая, согласись? – Она заложила руки за голову и глубоко вдохнула, отчего ее высокая грудь поднялась и едва не разорвала лиф сарафана.

Один из купцов промычал что-то, и все четверо стали жадно присматриваться к столику, за которым сидели Андрей и Олра. Самый пьяный, глупо улыбаясь, приподнялся со стула с явным намерением подойти к парочке, но натолкнулся на холодный взгляд Андрея. И было в этом взгляде что-то такое страшное, смертельное, что купец побледнел и плюхнулся на место, с испугом отвернувшись и начав делано смеяться какой-то шутке своего приятеля.

– Хм… а ты сильный человек… – удивленно протянула Олра. – Тебя можно испугаться, да… вроде и невидный, неприметный, но такой… жесткий, как вот этот кинжал, что у тебя на поясе…

«Все успела заметить, Шерлок Холмс в юбке, – уважительно подумал Андрей. – Ну и ну…»

– …и такой же опасный, как стальной клинок. Ну так что же привело тебя в столицу? Я уже тебе все мои тайны рассказала, чуть не до описания моего месячного цикла, а ты молчишь и молчишь! Может, ты вообще не умеешь говорить, а?

– Ну ты же сказала, что тебе надо, чтобы выслушали, и только. Нет? – с усмешкой спросил Андрей. – Тогда, может, стоило усадить перед собой кухонную кошку и наговорить ей всего? Зачем это рассказывать первому встречному?

– Кошке неинтересно – пробовала! – хихикнула Олра. – Притом она долго не сидит, сбегает. А ты не сбежишь – за комнату-то уплатил! Вот и слушай теперь в довесок к услугам мою дурацкую исповедь. Кстати, а у тебя есть жена? Ведь нет же? Оставайся у меня. Будем вместе гостиницей управлять. Поставлю тебя управляющим, а там, может, и поженимся, а?

– Вон ты как жестко завернула! – от души рассмеялся Андрей. – Ты же даже не знаешь, как меня зовут. И тут же – поженимся!

– А чего, первый раз, что ли, иметь дело с мужиком, имя которого узнаешь… потом? – тоже расхохоталась Олра, вытирая выступившие слезы. – Но вообще-то ты крепкий – обычно в этом месте мужики или сбегали, или требовали сразу вести их в магистратуру для регистрации брака. И тут же оформить завещание – на него, конечно. Вдруг меня черный понос прошибет?! Забо-о-отливые…

– Андрей меня звать, – решился монах. – А в столицу пришел – друзей я тут одних ищу. Федора и Алену. Вот не знаю, где искать, каким образом. Может, ты что-то посоветуешь? Откуда начать искать?

– Они на чем приехали? Или пешком пришли? Город-то большой, найти не так просто. Надо знать, куда, в какой район они могли пойти. Чем он занимается, твой Федор? Купец, возчик, портной или кожемяка? Понимаешь? Вот чем он занимается или занимался – среди своих, скорее всего, и пойдет искать приют.

– Охранник купеческих караванов, бывший. Потом стражник. А отец его купцом был. Где здесь у вас купеческий квартал? Где они обитают? А может, они в гостинице живут?

– Это вряд ли, – уверенно мотнула головой Олра. – Скорее всего, сняли жилье или, если деньги есть, купили. Но искать надо точно в купеческом квартале. Где же еще он будет чувствовать себя в своей тарелке? Не в квартале проституток же, в самом деле? Хотя охранник… шучу, шучу! Не хмурься! Вижу, что за друга порвать готов. И-и-эх… женись на мне, а? Не женишься? Почему-то я так и думала. Ну ладно. Тебе еще чего-нибудь подать? Может, вина? Или кошечке – молока? Вон как она притомилась, бедная! Ну спи, спи, красотка… не буду тебя гладить, нет. Не беспокойся. У меня была кошка – Фортуной звали. Она всех так драла, только клочки летели! В мою комнату и заходить боялись – она по шкафам бегала и когтистой лапой, как рыбок, всех гостей выуживала. А то еще любила: спрячется за шкаф, как выскочит – и вцепляется в ногу. Тип один ко мне забрался – то ли обворовать хотел, то ли посмотреть, как живут трактирщицы… говорил, хотел просто спросить… Чего спросить? Зачем спросить?.. В общем, она его так изодрала, что пришлось лекаря вызывать. В клочья просто порвала. Сдается, и твоя красавица из той породы. Ну все, не беспокою – раз ты ничего больше заказать не хочешь и жениться на мне тоже не хочешь, сиди отдыхай. Уже вечер, скоро музыкант придет, песни петь начнет. Потом народ соберется – там уже совсем весело будет, особенно когда еще музыканты подтянутся.

Женщина улыбнулась Андрею, встала, вздохнув, и решительно зашагала к кухне. Вскоре оттуда послышался ее недовольный голос – она отчитывала кухарку за какую-то провинность, а Андрей отхлебнул слегка потеплевшего пива и подмигнул своей боевой подруге.

– Ну что, когтистая, может, мне и правда остаться тут, заделаться важным трактирщиком, растолстеть и в конце концов умереть от ожирения?

– Это тебе не грозит, – фыркнула Шанти, поднимая голову и следя за людьми, проходящими по залу. – Когда-нибудь я тебе голову откушу, как только ты меня сильно рассердишь. Ты уснешь, я подкрадусь и отгрызу.

– Тогда спать будешь на улице, – невозмутимо парировал Андрей. – Я не могу подвергать свою жизнь опасности, засыпая рядом с таким злобным и коварным существом. На коврик пойдешь, к блохастым! Нахватаешься блох, наступит на тебя кто-нибудь, вот тогда и узнаешь прелести жизни кошачьей.

– К сведению: блохи на драконах не живут, – недовольно ответила Шанти. – И вообще, я пошутила. Ты абсолютно лишен чувства юмора! Ничего я тебе не собираюсь отгрызать. Если только так, для профилактики, слегка… чтобы не забывался.

– Во-во, о чем я и говорю. На коврик пойдешь! Печенки еще заказать тебе?

– Ох нет… облопалась, спать тянет. Я же кормлю ту часть тела, что находится в этом мире, а она маленькая, ей мало надо еды. Та часть, что в подпространстве, есть не просит. Ты говоришь, откуда я знаю про мир, если просидела в пещере сто лет. Почему я не сошла с ума… да сошла бы, если б не мама. Она передавала мне в картинках все, что видела и чувствовала сама… ну… кроме интимных подробностей, конечно. Так что я знаю все, что знает она. Ну почти все.

– Понятно. Значит, ты высокообразованная и разносторонняя личность?

– А ты сомневался? Кстати, а что ты думаешь делать с этой женщиной? Я ведь почувствовала идущее от тебя сексуальное влечение. Сразу заявляю: я спать за дверью комнаты не согласна! Хочешь с ней совокупляться – иди в ее комнату.

– Вообще-то я и не думал об этом, с чего ты взяла?

– Знаешь что, дорогой мой человек, это ты от себя можешь скрыть желания и мысли, а я, когда ты со мной разговариваешь, чувствую то, что ты чувствуешь. Впрочем, и то, что чувствуют остальные существа вокруг, тоже. Как у вас называется это умение?

– Эмпатия. Хм… интересно. И что эта женщина чувствовала ко мне?

– Желание. Она хочет тебя, аж трясется.

– Да перестань! Я же только что пришел, как она может так в меня втюриться с первого взгляда? И я не красавчик…

– Хм… я не очень-то разбираюсь в людской красоте, но в сравнении с остальными мужчинами, что тут находятся, ты просто идеал красоты. Вероятно, ты не разбираешься в этом деле. Она правильно сказала: от тебя веет опасностью. Даже я тебя побаиваюсь. А мама тебя как зауважала! Она вообще мало кого уважает – для нее большинство существ сравнимы с насекомыми. А с тобой она как с равным разговаривает. Я удивлена.

– Кстати, а что у нее за история, связанная с Драконьей горой? Чего она так переживает?

– Это наше драконье дело. Не знаю, могу ли я посвятить в него тебя. Давай-ка оставим эту тему, хорошо? Есть такие вещи, о которых лучше не спрашивать. Я вот не лезу в твое прошлое? Ага, вот видишь! Чувствую, как ты сразу ощетинился, насторожился. Не хочешь, чтобы я лезла. Захочешь – сам расскажешь. Закажи-ка мне молока, хорошо? Что-то захотелось глотку промочить. Мне его не приходилось пить, когда я сидела в своей пещере. Если бы ты знал, как это страшно и плохо – годами сидеть в этой норе и знать, что нет выхода, что так будет вечно, что ничего не изменится…

Андрей подозвал подавальщицу и попросил принести миску и кружку молока. Девушка с улыбкой приняла заказ, глядя на сидящую торчком кошку, и через пару минут Андрей уже наливал густое, пахнущее деревней молоко в неглубокую миску. Вот что хорошо было в этом мире – никаких тебе генно-модифицированных продуктов, никакого порошкового молока, все натуральное, все настоящее, а не на сое и химикатах.

Тем временем жизнь трактира входила в свою обычную колею – народ собирался, заказывал выпивку и закуску, в зале висел чад светильников, гул толпы. Послышались резкие звуки настраиваемых струн, и Андрей увидел темноволосого мужчину, на коленях которого лежал инструмент, напоминающий то ли мандолину, то ли гитару. Он минут пять сосредоточенно настраивал инструмент, а потом запел неожиданно чистым, вибрирующим голосом под сопровождение несложных аккордов. Песня была о любви, о верности, об уходящих годах. Зал притих, а когда песня закончилась, взорвался стуком кружек о столы – так посетители выражали свое удовольствие. Музыкант с достоинством кивнул и запел что-то новое, берущее за душу.