Послушание Богу

Военные действия представляют собой величественное зрелище повиновения громадного количества людей лишь одной объединенной воле верховного вождя.

Решения, возникшие в уме главнокомандующего, распространяются немедленно на всю армию, от заслуженнейших генералов до последних солдат.

Приказ главнокомандующего сообщается командующим отдельными армиями, которые передают его в свою очередь находящимся у них в распоряжении командирам отдельных корпусов, состоящих примерно из пятидесяти тысяч человек. Эти командиры корпусов передают то же приказание подвластным им командирам дивизий, от которых приказание идет дальше к подчиненным им командирам бригад. Эти последние передают распоряжение состоящим у них в подчинении командирам полков. Те в свою очередь сообщают то же приказание подвластным им батальонным командирам. От батальонных командиров приказание передается ротным командирам, которые в свою очередь передают его своим полуротным. И так через взводы и отделения это распоряжение, вышедшее из уст главнокомандующего, достигает последнего рядового.

Залогом успеха всякого военного предприятия должно быть точнейшее исполнение исходящего от верховного начальства приказа. Приказ должен быть выполнен в мельчайших своих подробностях, именно так, как он издан главнокомандующим. Ни малейшей перемены какой-нибудь подробности быть не должно. Иначе не достичь намеченного главнокомандующим успеха.

Приказ должен исполняться точно, немедленно, безусловно и с таким усердием, чтобы строгое исполнение его не только не допускало какого-нибудь промедления, но чтобы приказ исполнялся еще скорее, чем предполагал начальник.

От одного раненого, вернувшегося теперь с поля военных действий, участвовавшего также в японской кампании, мне довелось услышать о том, какие иногда на войне даются приказания.

Стоит, например, какая-нибудь деревня, взять которую не представляется решительно никакой возможности. И начальство знает, что это невозможно. Между тем, по каким-нибудь стратегическим важным соображениям, на эту деревню надо произвести атаку, и какому-нибудь офицеру приказывают: «Займите эту деревню».

Он знает, что идет на дело совершенно безнадежное и что жизнь его и его отряда должна быть принесена в жертву успеха того дня. И он идет не дрогнув, идет на верную смерть, своим храбрым натиском отвлекает значительную часть неприятельских сил и падает, служа намеченной главным начальником цели.

Да, не все приказы исполнять легко и сладко. Часть приказов осуждает вас на верную смерть, и тем не менее их надо исполнить, и успех войны от того именно и зависит, что в нужную минуту самый страшный и грозный для исполнителей приказ будет исполнен в точности, сколько бы жизней это ни стоило. И общий успех, конечный итог войны, покупается ценой такого самоотвержения людей, которые делали то, что им приказывали, жертвуя своей жизнью. Вне этого совершенного повиновения невозможно решительно ведение войны. Там, где подчиненные своевольничают и не исполняют данных им приказаний, возможно только поражение и всевозможные несчастья.

Представьте себе, что какому-нибудь генералу с его значительным отрядом приказано занять какую-нибудь позицию и отстаивать ее, задерживая натиск приближающегося неприятеля.

Уверенные в охране своего фланга, главные силы стоят спокойно. Представьте же себе, что этот генерал по какой-нибудь причине не исполнил данного ему приказа и отступил, да еще не предварив главного начальника. И тогда не ожидавшие натиска главные силы будут вдруг сметены неожиданным наступлением неприятеля и последует величайшее несчастье – разгром значительной силы, бесплодная, никому не нужная гибель одних и взятие в плен других.

Вот почему неповиновение данному приказу, считающееся вообще в военной службе величайшим проступком, во время войны является совершенно нестерпимым преступлением и без дальнейших разговоров карается обыкновенно расстрелом.

Теперь от этих дел войны, от этих обстоятельств военной службы перейдем к нашей жизни и применим только что изложенный военный взгляд к нашим отношениям к Тому высочайшему Существу, Которое является верховным вождем для всего человечества.

Мы говорим о Божестве. Для человека вдумчивого, для человека, который принял близко к сердцу закон Христов и старался его воплотить в своей жизни, для этого человека жизнь представляется неперестающей войной. Война эта не видная, но свирепая, требующая от бойцов постоянной внимательности и напряженной воли. И ставка в этой борьбе – спасение души в случае победы, вечная гибель в случае поражения.

Да, мы воюем. И брань наша направлена на несколько фронтов. Прежде всего против лукавого, неустанного в борьбе, векового ярого ненавистника Бога и высшего Божьего творения, людей,  – диавола. Боремся против себя самих и против внушений нашего слабого, склонного к страстям, малодушного сердца, увлекающего нас уступить греховной природе. Борьба наша, наконец, против всего мира, согласие с которым склоняет нас к изменам Христу. Борьба наша против разнообразных обстоятельств, которые дают нам повод к этой тяжелой ужасной измене. И успешная победа, и спасение наше и тут, как в спаянной дисциплиной армии солдат, заключается в повиновении воле верховного Вождя человечества Господа Бога, в точном исполнении Его закона.

Все наше несчастье заключается в нашем постоянном своеволии, в том, что никто из нас в большинстве случаев не хочет попробовать жить во всем согласно с волей закона Божиего, настроить себя на духовный лад, держать свою жизнь в постоянном согласии с Христовой волей и испытать в своей жизни цену тех чудных даров Святого Духа, которые в нас при таком быте немедленно обнаружатся.

Устроившись по заветам Христовым, мы будем постоянно возглавляемы, питаемы, вдохновляемы, водимы, покрываемы благодатью Христовой. Церковь Христова дает нам доступный всякому из нас идеал жизни во всей полноте, во всех подробностях. И если бы мы следовали этому идеалу, если бы мы точно исполняли все внушения Церкви, были бы во всем покорны гласу Божиему, то всяжизнь наша, как жизнь неустанного военного героя, была бы сплошным списком духовных побед…

Но вместо того чтобы принимать из рук Его неувядаемый венец, вместо такой жизни и такого славного конца – что мы из себя представляем?

Мы представляем из себя заблудившихся овец, не имеющих пастыря, вечно бродящих вдали от него по опасным стремнинам, готовые ежеминутно свергнуться в бездонную пропасть, на краю которой нас невидимо удерживает всесильная десница Господа, милующего и щадящего нас, не смотря на всю нескончаемость и тяжесть грехов наших. Христос стоит всегда пред нами, вглядываясь всеисцеляющим взором Своим в нашу душу, призывая нас сладким голосом Своим: «Тот, кто жаждет, пусть придет ко Мне и пьет». Но мы не идем на этот голос, мы не вкушаем сладости общения с нашим вечным Благодетелем, с нашим Искупителем и Создателем и Отцом, и повертываемся к Нему спиной, словно зажимая себе уши, чтобы не слышать Его чудного призыва. Мы вдали от Него творим свою волю или, лучше сказать, враждебную Богу волю нашего неизменного врага и искусителя.

Господь, показавший пример строгой и убогой жизни, ждет и от нас в жизни поста и молитвы. А мы?.. Устами Христа Церковь заповедует нам воздержание в известные времена года для того, чтобы, при утончении тела подвигом, дух полнее вместил духовную радость приближающегося великого праздника. А мы нагло изменяем этому постановлению Церкви и разрушаем тем свои собственные силы, потому что теперь медициной дознано, что перемена пищи и продолжительный отдых организма от усиленного мясного питания приносят этим организму величайшую пользу.

Церковь Христова заповедала нам кротость, смирение, мир, мы же постоянно полны к кому-нибудь ненавистью, презрением к одним, завидуем другим и вечно страдаем от жгучего чувства недоброжелательства к людям…

Христос заповедал нам чистоту жизни, признав правильной и благословенной только физическую близость с женой как средство для рождения детей, которые расширяют собой число граждан Царствия Христова. И как обходим мы эту заповедь чистоты! Оставаться верными ей считается растленным миром чуть ли не позором! И куда бы мы ни обратили взор, какую бы мы область жизни ни взяли – повсюду видим мы нарушение воли Христовой.

Всюду – малодушная сдача врагу той позиции, которую мы из верности Христу должны были бы защищать до смерти. И чем ярче и ярче становится в развивающейся войне подвиг удальцов солдат, чем более изумительные приходят вести от тех или иных проявлений русской неумирающей доблести, тем грустней и грустней становится за себя пред этими примерами истинного человеческого величия, тем с большим стыдом смотришь на себя.

В эти дни, когда с таким самоотвержением исполняя заповедь Твою о любви до положения души своей за други своя бьются миллионы русских бойцов, в эти дни дохни освежающим призывом на мою заплесневевшую душу! Помоги мне на Твой призыв стать во весь рост и дружно взяться за творение Твоей пречистой воли, в исполнении которой заключается единственная цель, единственное счастье жизни. И дай мне жить так, чтобы я мог по праву называться Божиим воином, а Ты моим предвечным и чудным Божественным вождем.

Не отягощайте души вашей!

Евангелие, читаемое за литургией в неделю третью по Пятидесятнице (Мф. 6, 22–23), говорит о доверии ко Творцу Промыслителю и в трогательных ярких образах, примером «крин сельных» – полевых цветов лилии,  – увещевает не предаваться заботам и тревоге об условиях своего внешнего существования.

В самом деле, может ли хоть одна красавица мира в самых обдуманных и изящных нарядах состязаться в красоте с полевыми лилиями – с их скромной торжественностью, чудной белизной и совершенной непорочностью.

Некоторые противники христианства утверждают, что завет Христов против излишнего обременения сердца житейскими попечениями должен повлечь за собой приостановку развития жизни; что люди, которые будут руководствоваться этим заветом и непосредственно применять к своей жизни слова: «Не пецытеся убо, глаголюще: что ямы, или что пием, или чим одеждемся»,  – не имеют ни в чем нужды и могут жить почти по образцу звериному, витая в то же время духом в небесных обителях,  – и вокруг таких людей внешняя сторона жизни совершенно остановится в своем развитии, так как вся внешняя поэзия жизни – красота обстановки, изящество обихода – все прикладное к жизни искусство разом замрет. Этим людям ведь не нужно будет ничего такого, что внешне красит жизнь.

В самом деле, бывали люди, которые отрицание лично для себя всяких жизненных удобств доводили до последних пределов. И с захватывающим изумлением мы смотрим на преподобных русского севера, которые, уподобляясь зверям лесным и диким птицам, ютились в дуплах старых деревьев.

Конечно, человек, который в жажде стряхнуть с себя совершенно земные путы ступил на путь подвига,  – такому человеку уже не до произведения искусств: они для него бесценны, как бесценны для человека, который стремится в громадный гремящий по миру великолепный городок; все те ничтожны городишки, которые будут встречаться ему по пути. И праведники равнодушны к мирской красоте – не потому, что они чужды чувства прекрасного, но потому, что за красотой земной, жалкой, бедной и бледной в отражении своем – против своего лучезарного первоисточника – они прозревают истинную нетленную и высшую красоту.

Мы, люди обыкновенные, без высоких и таинственных предчувствий, можем восхищаться всей душой видом каких-нибудь местностей, знаменитых своей чарующей прелестью. В нашем искреннем восхищении нам кажется, что выше их прелести нет ничего, потому что в душе нашей не живут предчувствия и видения иной, блаженной, страны – действительно прекрасной, лучезарной, где красота не подвержена умиранию и увяданию, но пребывает в силе и свежести своей.

Вспомним того знаменитого подвижника древнего мира, преподобного Арсения, которому в потомстве, за высоту и исключительность его жертвы, было усвоено славное название «Великий».

Этот человек все имел в жизни. Он изумлял сверхъестественной роскошью своего быта тот утопавший в роскоши Царьград, который уже, казалось, ничему не удивлялся. И этот человек перешел от такого быта в пустыню на рубища, на черствые корки хлеба, на малое количество воды. Раньше он, конечно, как все богачи со вкусом, был покровителем искусств, на него работали архитекторы, ваятели, живописцы, люди художественных ремесел. И не мог же этот человек – после своего совершенного обращения ко Христу и начала новой жизни – потерять вдруг присущий ему интерес ко всему прекрасному, совершенно охладеть душой к красоте. Это было бы понижением жизни и умалением ее, тогда как все силы духовные возрастают, когда человек становится ближе к своему Создателю.

Между тем, если бы невидимая сила вдруг перенесла Арсения из тишины уединенияи строгой простоты каменистой пустыни туда, к местам, где блистала когда-то его роскошная жизнь, где еще стояли, вероятно, перешедшие в другие руки украшенные им для себя дворцы и загородные сады, если бы он опять увидел все это и увидел бы также то великолепное и новое, чем за эти годы мог украситься Царьград, он бы остался равнодушным пред всей этой сияющей пред ним красотой. А ведь она его когда-то трогала, захватывала. Так что же случилось? Он изменился, в душе его возникли иные мерки, и неудовлетворенная зрением земной красоты душа этого любителя прекрасного возжаждала другой красоты, с печатью на ней вечного.

Он грезил об иных чертогах и об иных садах, чем те, которыми он владел и которые он, быть может, прежде создавал,  – то были чертоги небесные, те «обители многи», которые Своими руками творит небесный Зодчий для верных Ему людей, и те сады, в которых деревья не вянут, над которыми стоит вечная непроходящая весна, в которых сладкое журчанье хрустальных ручьев сливается порой со звуком шагов ходящего по ним всемогущего Божества…

Его грезы и мечты повысились, и вот почему окружавшая его и привычная красота его уже не удовлетворяла. Да, люди, исключительно ушедшие в область духа, уже не могут созидать ничего внешнего. Но есть немало подвижников и аскетов, в которых заложена сила творчества, требующая внешнего выявления, и такие люди творят чудную каменную хвалу Богу в возводимых ими храмах.

Таков был великий митрополит Филипп Московский, в бытность свою игуменом соловецким возведший громадные постройки и наладивший знаменитое до ныне хозяйство обители. Таков был в громадной деятельности своей патриарх Никон, создавший Иверский Валдайский монастырь и удивительнейший «Новый Иерусалим».

Таким образом, не приходится говорить, будто преданность воле Божией и искание Царства Небесного суживают жизнь.