Для кого даже честь – пустяк, для того и всё прочее ничтожно. (Аристотель)

Глава 1. Преимущества советского образования

Тьма. Отсутствие света, тепла, чувств. Нет ни дуновения ветра, ни шороха листьев, ни запахов, ни звуков. А если нет чувств, то есть ли вообще время? Или смерть, это как сон, лежать здесь и в то же время жить в другом месте, в ином мире? А может, попы правы, и каждого за чертой ждёт либо бородатый ключник с книгой грехов, либо рогатые с вилами?

Мысли в голову лезли неприятные, но чем ещё занять мозг, когда пальцы, можно сказать, сами паяют? А то, что все думы возвращаются к теме смерти, так неудивительно. Сколько ещё ему осталось? Павел Степанович Моторин мельком глянул влево, в полированный лист нержавейки и вздохнул про себя. Семьдесят три. Многие ли знакомые дожили до этого возраста? Из друзей точно никто. Сам держался, непонятно зачем. И так уже, зрение давно не то, да и самих глаз за мешками почти не видно, зубов осталось всего восемь. К тому же суставы каждый день будто выкручивает, особенно если накануне им хоть чуть нагрузки дать.

А умирать всё одно не хочется. Умирают старики, а какой он старик? Ну и что, что семьдесят три? Всё равно ведь Пашка. Павлом Степановичем его, помнится, только раз в месяц и называли, когда почтальон пенсию приносил. Так и не носят уже пятый год – регистрации нет. Без бумажки ты – букашка.

– Ну-ка вот сюда тебя, – Павел дрожащими пальцами запихнул-таки ножку непослушного резистора в отверстие и коротко ткнул туда разогретым паяльником.

Ну как тут умирать, когда вокруг каждый день столько нового? То компьютеры, то умная техника, теперь вот Ардуино это придумали. Это ж можно настоящих роботов строить. Ну, с роботами Пашка, может, и загнул, а вот программируемую подлодку он до ума доведёт.

Старик нехотя огляделся и улыбнулся. Семьдесят девять кубов, и всё под потолок забито, еле место под столик разгрёб. Этот контейнер уже полгода, как стал для него родным домом. Можно сказать, счастливый случай.

Моторин тогда подвизался сторожем в воскресной школе. Бесплатно, за постель на топчане, возможность готовить на кухне, и хранить немногочисленные пожитки. Деньги приходилось зарабатывать ремонтом всего на свете, от будильников до ноутбуков. Не сказать, что порядочно зарабатывал, но не голодал. Спасибо настоятелю, не запрещал ему канифолью дымить и железками греметь. Но разве это дело? Тут псалмы распевают, здесь закон божий учат, а рядом он с отвёртками. Да и священники стали намекать, что он, дескать, много за свет накручивает.

Так что, когда знакомый из гаража сказал, что важный человек ищет ответственного сторожа на охрану сорокафутовика, старик ни минуты не думал. Сразу же согласился, как только узнал, что в контейнере можно будет не только ночевать, но и работать.

Вот, сидит теперь, радуется. Если ничего не случится, через пару недель будет испытывать подлодку. Пока модель, а там, кто знает, глядишь и сам снова под воду погрузится. Старик поправил лупу в глазу, чуть придвинул лампу, чтобы светила именно туда, куда нужно, и зашарил пальцами в пластиковом контейнере с деталями. Пора было собирать диодный мост.

Створка контейнера с громким скрипом распахнулась, и внутрь ввалились двое. Первый держал в руках обрез двустволки. Он сразу же ткнул оружием старику в лицо, второй вразвалочку подошёл, по-хозяйски взял со стола рулон серого скотча. Потом подкинул ленту на ладони, будто проверяя вес, и повернулся к напарнику.

– Смотри, Сёмыч, какой ответственный старикан. Сам для нас изоленту приготовил.

Первый при произнесении клички дёрнулся, ствол заходил ходуном. Он начал быстро вертеть головой, пытаясь следить одновременно за жертвой и напарником.

– Ну вот чего ты? – скороговоркой произнёс Сёмыч. – Ты ещё на все гаражи моё имя орать начни. Давай быстрее, не тормози. А то…

Договорить он не успел, напарник спокойно положил тяжёлую ладонь на его плечо и успокоил:

– Да что ты менжуешься? Всё пучком будет. Ты же видишь, дедушка старый, к родственникам на свиданку не торопится. Не торопишься ведь?

Он с усмешкой глянул на Моторина. Старик покачал опущенной головой. Руки его лежали на коленях, сам сидел, откинувшись на спинку простого деревянного стула.

– Линзу забери, – старик кивнул в сторону налётчика прикрытым окуляром глазом. – Разобью – жалко будет.

Тот послушно взял прибор и довольно аккуратно уложил его на стол.

– Молодец, старик, – он похлопал Павла по плечу. – Мы не за твоей лупой пришли. И даже не за залупой.

Второй коротко и нервно хохотнул, не убирая, впрочем, обреза от лица жертвы. Первый выдвинул из-за стола стул вместе со стариком, свёл его руки сзади и трижды обмотал запястья скотчем. Потом развернул деда лицом к себе, наклонился перед ним и упёрся ладонями в колени.

– Молодец, старик. Тихо сидишь. Ты вообще не бзди, ничего мы тебе не сделаем. Ну, может, фингал под глазом поставим для достоверности, не больше.

– Да чё ты с ним возишься, чё ты возишься? – суетился Сёмыч.

Он не был уверен, что ствол можно убирать, хотя и отошёл назад, почти уткнувшись спиной в стеллаж на противоположной стене.

– Давай уже выруби этого козла, и погнали, – поторапливал он напарника.

– Уважай старость, Сёмыч, – философски заметил первый. – Этот старик, может, за тебя, дурака, воевал, а ты вот так с ним.

– Чё я дурак-то? Ты чего меня, провоцируешь? Провоцируешь, да?

– Ну а не дурак, так и успокойся. Вон, у деда учись.

Он снова повернулся к Моторину.

– Ты, дед, на нас не обижайся. Мы к тебе никаких претензий.

– Да харе триндеть! – взвился Сёмыч. – Время уходит. Давай уже ищи.

Он всё-таки положил обрез на стеллаж слева от себя и залез рукой под ящики, которыми было забито не меньше половины контейнера.

Весь остальной объём занимали листы стали, меди, алюминия разной толщины, толстостенные и тонкостенные трубы, различные провода, что-то непонятное, скрученное в рулоны. Вдоль одной из стен, той, на которую почти опирался спиной дед, один на одном стояли компактные станки. В первый же день Моторин разглядел два токарных, фрезерный, строгальный, пару прессов. Дальше исследовать не полез. Его наняли всё это охранять, а не изучать.

Первый хмыкнул, извиняясь коротко глянул на старика, и проворчал:

– Джаст бизнес, мать его.

Потом отвернулся к противоположной стене и начал выковыривать из-под труб длинный деревянный ящик.

– Смотри, Сёмыч, – негромко позвал он.

Напарник дёрнулся, выполз из проёма между ящиками и кинулся к подельнику. Тот отмахнулся рукой.

– Я говорю, смотри вот, как мы много у пиндосов переняли. Даже этот «джаст бизнес» факаный.

Сёмыч понял, что его позвали просто так, зло глянул на напарника и прошипел:

– Работай давай, хорош трепаться.

И снова забрался между ящиками.

– А я и работаю, – невозмутимо продолжал первый. – Но ведь сам посуди. Почему-то у Союза пиндосы ничего не взяли. Ни пионеров, ни бесплатные кружки. А мы у них – ого-го. Значит, не такие они и тупые, верно?

– Верно, хуерно. Давай, ищи. А то будет нам обоим, – нервно прервал Сёмыч.

Моторин слушал их перепалку вполуха. Какие-то неправильные бандиты. Нормальный налётчик что в первую голову сделает? Сторожа завалит. Ни мешать никто не будет, ни свидетелей не останется. А эти его зачем-то в живых оставили. Да ещё и связали одни руки. Большая ошибка…

С этими мыслями он вытянул пальцы назад и нашарил на станине зубчатый диск по дереву. Он сам только сегодня снял его с болгарки. Хрустя суставами и шипя про себя от боли в вывернутых пальцах, Павел разодрал хорошо отточенными зубьями скотч и освободил руки. Пока второй под ящиками…

В этот момент Сёмыч выбрался наружу и стал яростно отряхивать джинсы от пыли. Потом зачем-то взял в руки обрез и… стал самозабвенно чесать им спину. Моторин едва рот не открыл от удивления.

Сейчас оба стояли рядышком и не смотрели на него. Старик пошарил по станине в тщетной надежде, но второго диска для пилы там не оказалось. Только обычный, лазерный компакт-диск со старыми советскими фильмами. Однако, хоть что-то, подумал Моторин и резко выбросил обе руки вперёд.

Самым опасным был не тот, что с обрезом. Этот дурак и трус. Он выпустит оба заряда в первую секунду и куда попало, а потом попытается сбежать. А вот второй… В каждом его движении сквозила сила, уверенность и опыт. Поэтому надо сконцентрироваться, наплевать на боль в напрягшихся связках, на то, что в глазах уже темнеет, теперь задержать дыхание, чтобы глазомер не подвёл, и…

Зубчатый металлический диск ударил главного точно в переносицу. Бандит резко откинул голову назад, пытаясь уйти, гулко тюкнулся затылком о тяжёлый металлический стеллаж, и осел на пол. Кровь тут же залила ему всё лицо, а пила со звоном упала на пол.

Пластиковый диск шарахнул Сёмыча в лоб так, что тот на мгновение опешил. Но всё равно повел себя именно, как и думал старик. Тут же вскинул обрез и по замкнутому пространству контейнера громом прокатились два почти одновременных выстрела. По стене и станкам забарабанила дробь.

Моторин в этот момент уже падал на спину вместе со стулом. Со стороны кажется, что можно отбить затылок, спину, почки. Но на самом деле это совсем не больно. Надо только правильно падать. Держаться за стул, прижимать к нему позвоночник поплотнее и чуть наклонить голову вперёд. Полное ощущение, что после такого человек ещё долго не встанет, но на деле…

Старик рывком завалился на бок, зашипев при этом от выстрела боли в пояснице, резким движением швырнул стул в Сёмыча. Не попал, тот уже отшвырнул обрез и рванул в сторону выхода, когда спинка ударила его по ногам. Удачно. Бандит запнулся и растянулся на животе, звонко шлёпнув ладонями об пол. Голова его была как раз за порогом.

Моторин встал, схватил скотч, ловко и надёжно спеленал обоим руки и ноги, после чего посадил бандитов на пол. Сам сел напротив. Сердце колотило, дыхания не хватало, на лбу обильно выступила испарина. Павел вытянул перед собой руку. Дрожит. Правильно, не в его годы такими упражнениями заниматься. Да и сноровка давно не та. Грудь внезапно сдавила резкая боль, в глазах потемнело, старик откинулся на стенку и принялся ровно и глубоко дышать, убирая давно знакомые неприятные симптомы.

Через какое-то время белые круги перед глазами исчезли, в лёгкие начал, наконец, в нужных количествах поступать кислород. Грудь отпустило и перестало закручивать внутрь. Павел открыл глаза и печально улыбнулся. Спёкся Пашка Моторин. И на две минуты его не хватило. Он с усталой усмешкой глянул на налётчиков. Те не сводили с деда изумлённых глаз.

– Дед, ты кто?

Это спросил первый. Моторин так ни разу и не услышал его имени.

Две пары глаз с изумлением глядели на Павла. Старик открыл рот, облизнул шершавым языком губы, пару раз сглотнул, чтобы слюна смочила пересохшее от напряжения горло, и хрипло ответил:

– Юный пионер. А диски кидать научился в бесплатном кружке.

Он тяжело, помогая себе трясущимися руками, встал, и тут же схватился за стеллаж. Ноги дрожали и норовили сложиться в коленях. Моторин сделал неверный шаг, схватил со стола блистер с таблетками, судорожно вытряс пару на ладонь, закинул в рот. Потом запил холодным настоем ромашки, кипрея и шиповника из термоса. Через час возмутятся изношенные суставы, а сейчас ещё можно поставить стул на место, сесть и расслабиться.

Тяжёлый вздох, пристальный взгляд на налётчиков. Первый смотрит спокойно, но во взгляде сквозит готовность к броску. Если удастся разрезать липкую ленту, Моторину каюк. На этот раз фактор внезапности не сработает. Лицо бандита залито кровью, она лежит на веках, нос весь красный и опухший, щёки покрыты темнеющими потёками. Неплохо ему прилетело.

Второй ёрзает, то ли пытается найти положение поудобнее, то и хочет разрезать путы. На щеке небольшая царапина от диска. Сёмыч… Чего же ты так боишься, Сёмыч? И вообще, зачем вы пришли?

– А что вы хоть искали, молодёжь? – голос уже почти пришёл в норму.

Ещё пару глотков отвара из термоса и Павел почти в норме. Тело заболит чуть позже, когда совсем вымоется из крови адреналин. А пока можно и побеседовать.

– Какая тебе разница, старик? – взвивается Сёмыч. – Давай, зови ментов. И хана тебе, старый, тогда. Скажем, что ты нас похитил, пытал. Нас двое, ты один. Не отмажешься.

Бандит говорил торопливо, надеясь потоком слов убедить собеседника. Так обычно делают, когда сами не верят в свою ложь.