– Мне нужно с тобой поговорить, ты не будешь возражать, если я приглашу тебя со мной поужинать? – сказала Ксения так запросто, как будто они давнишние друзья…

– Да, я согласен, – растерянно ответил Саша.

Ужин состоялся в приличном ресторане: столы под скатертью, много приборов, изысканная кухня, хорошая музыка, а настроения веселиться почему-то не было. Ксения пыталась завести разговор о завещании, Саша старался уходить от этой темы. В конце вечера Ксения пригласила Сашу к себе в гостиничный номер. Саша понимал, что «герцога» больше нет и на утро гоняться за ним никто уже не будет, но от этого желания идти в гости у него не появлялось:

– Ты знаешь, Ксюш, давай как ни то в следующий раз, а?

– Да не бери ты ничего в голову, не хочешь так не хочешь. Тогда хотя бы проводи даму.

Саша поужинал за счет дамы, и не проводить ее – такого позволить себе он не мог, и согласился.

Весь следующий день у Саши не заладился с самого утра. Надежда еще с вечера просила его до работы заехать в магазин и купить для нужд офиса банку кофе, чая, лимон, копченой колбасы: все их прежние запасы иссякли. Он, погруженный в думы, да еще с похмелья, в толкучке метро забыл выполнить это поручение, хотя обещал, но пришел на работу пустой.

– Ой, Надюша, забыл. Виноват, прости.

– Ты меня подвел, – дерзко сказала Надежда.

– Ну не обижайся ты, я схожу в обеденный перерыв.

– Игорь Аркадьевич никуда не ходит обедать, я ему делаю бутерброды здесь, теперь мне придется идти самой. Я знаю, почему ты забыл! – отрывисто сказала Надежда и, выходя из комнаты, где работает Саша, громко закрыла дверь.

– Ой, – вздыхая, сказал Саша, опустив свою тяжелую голову на ладонь.

Товарищи по кабинету шутя подметили:

– Санек, а Надежда по тебе сохнет, – сказал сидевший ближе к двери.

– Зачем она ему теперь нужна, его вчера вон какая фифа спрашивала, у него после встречи с ней даже голова болит, – сказал сидевший у окна адвокат.

Ближе к обеду настроение у Саши поднялось, он немного разгулялся, и ему захотелось выпить кофейку. Он заглянул в приемную, а там уже исходил кофейный аромат и на тарелочке порезаны свежие бутерброды.

– Ой, Надюша, мне тут ничего не перепадет, а?

– Тебе нет, – твердо ответила Надежда, но, посмотрев в сторону просящего, немного поразмыслив, она решила сменить свой гнев на милость и важно скомандовала ему: – Открой мне дверь, несчастный!

– Сей момент! – обрадовался Саша, понимая, что он может уже надеяться на снисхождение строгого секретаря, или своей подруги – это кому как угодно понимать. Он несколько раз тихо стукнул в дверь кабинета, но разрешения войти так и не услышал. Видимо, шеф занят.

– Я уходила в магазин, он был один. Может, он вышел? Посмотри.

Саша выполнил просьбу, но на всякий случай сам встал так, чтобы прикрыть себя дверью: вдруг шеф в кабинете и увидит, кто без разрешения осмелился открыть его дверь. Секретарь сдвинулась с места с подносом и в дверях встала как вкопанная.

– Ты чего не заходишь? – тихо спросил Саша, не понимая застывшей позы секретаря, и сам выглянул из-за двери, вытягивая шею через плечо Надежды, уткнулся в кабинет. На несколько секунд онемение охватило и его самого.

Вершина головы Игоря Аркадьевича была окровавлена и лицом неестественным образом уткнута в стол. Сейф открыт, много листов документов хаотично разбросаны по полу.

– Ай! – закричала Надежда и бросила поднос, тарелка с бутербродами и чашка с кофе полетели в разные стороны. Зажав лицо руками, она чуть присела и, развернувшись, на полусогнутых ногах выбежала из приемной. В коридоре послышался визг такой силы, что Саша вздрогнул. Вбежали сотрудники конторы, а он продолжал стоять, держа открытой дверь в кабинет, прикрывая себя, словно прячась за ней. Выйдя из оцепенения, Саша, как и многие другие сотрудники, прошел в кабинет и окинул его своим опытным взглядом. Ему хотелось первым обнаружить важные улики, способные уличить преступника. Ходил он по кабинету медленно, все рассматривал, выглядывал, что-то трогал руками, но тут его как обожгло, он резко отдернул руку от сейфа. Он вспомнил слова офицера из Скотланд-Ярда: «Если бы вы (то есть он, Кошкин) – были бы грамотным юристом, то не трогали бы своими руками труп убитого и окружающие его предметы». Больше того, Саша тут же понял, что он сам может попасть под очередное подозрение.

Приехала целая бригада следователей, оперативников, экспертов-криминалистов. Бросили на стол линейку, мелькала фотовспышка, начался опрос свидетелей. Разумеется, Саша оказался прав насчет своих предположений: именно в его адрес и посыпались до боли знакомые вопросы:

– Сколько раз до обеда вы выходили из своего кабинета?

Намек их ему был понятен, дальше вопросики становились все ближе к теме:

– С какой целью вы утром не купили продукты сами, хотя вас об этом просила секретарь?

А вот еще парочка:

– Кто из ваших сослуживцев может подтвердить, что в тот момент, когда секретарь уходила в магазин, вы не посещали кабинета своего руководителя? С кем накануне вы встречались в ресторане и о чем беседовали?

Нормально, да? Саше даже показалось, что следующий вопрос будет звучать именно так: «По каким мотивам вы убили?..» Но, к счастью, его пока не последовало.

Когда Саше пришлось беседовать уже со знакомым ему старшим следователем прокуратуры по особо важным делам Бобровым, то в ряду его вопросов (все больше о документах, которые могли находиться в сейфе) в речи следователя проскочила и такая мысль, что Молевский и Кондратьев были убиты одним способом. «С помощью удара тяжелым предметом по темечку, в тот момент, когда они сидели за столом, а преступник стоял рядом, поэтому, вероятнее всего, пострадавшие знали его в лицо».

«Вот как хочешь, так и понимай эту мысль опытного следователя», – думал Саша, выйдя из здания прокуратуры уже ближе к ночи.

Когда он спускался на эскалаторе в метро, его посетила ободряющая мысль: «А не рвануть ли завтра на дачу. Попросить у отца машину и поехать отдохнуть. На работе шефа больше нет, другим адвокатам помощник не нужен, сами справляются. Да и вообще не понятно, как агентство будет функционировать без шефа. Следователи вряд ли завтра хватятся меня искать».

Все как с вечера запланировал, так с утра у Саши и получилось. Отец разрешил взять «девятку» при условии, что в пятницу к вечеру он вернется в Москву и заберет их с матерью на дачу.

Саша заехал на работу узнать, что-то новенькое есть? Одет он был в джинсы и хлопковую в клетку рубашку. Секретарь Надежда была грустная, в одежде темных тонов, разговаривала с Сашей неохотно и с какой-то опаской.

– Ну что ты на меня смотришь как на врага народа! – вгорячах, сказал Саша. – Не убивал я твоего Аркадича! Ты это от меня хочешь услышать?

– Какой ты, Саша, стал странный и нервный после этой командировки в Англию, – только и ответила Надежда.

– Здрасти! Я ей про Марью, она мне про Дарью! Намек на Англию, что я и там был виноват! – сказал он в том же тоне и ушел, так ничего новенького и не узнал.

«Наконец-то выехал из Москвы, теперь поедем быстро, – подумал Саша, шпаря уже по Минскому шоссе. – Отдохнем на дачке два-три денечка, сосредоточимся на проблеме. А это еще что за дурак жмется? Эх, тормозит, кретин!..»

Саша повернул резко руль, чтобы уйти от столкновения с грубо подставленным задом «десятки», но его машину развернуло поперек дороги, перевернуло на крышу и снова на колеса, потом еще раз на бок и юзом по асфальту. Пока, не теряя сознания, Саша открыл глаза, в правую дверку, которая теперь была вверху, через разбитое стекло заглянул человек, дальше он помнил все смутно и местами.

В больнице первыми, кого увидел Саша, были его родители, мать и отец. Анна Владимировна сидела рядом с кроватью, ее заплаканные глаза встретились с его взглядом, и у обоих вспыхнула искра счастья. «Мама с папой рядом, значит, все самое страшное уже позади», – подумал он, и ему захотелось снова спать. Следующий раз, когда он пришел в себя, то увидел рядом отца и тетю Машу. А на следующий день он обращал внимание уже на медсестер, приходивших в палату делать ему уколы. Он начал даже оценивать их отношение к себе: «Та, что была с утра и в обед, вколола укол больно и даже не посмотрела в глаза, а вот вечером пришла добрая, улыбалась, шутила, говорила: «На твоей свадьбе еще будем гулять», – на ней мне жениться, что ли?..»

Все шло на поправку, но тут, откуда ни возьмись, появился дознаватель из ГИБДД с вопросами по поводу дорожно-транспортного происшествия, выяснял версию событий по мнению пострадавшего, а Саша возьми да и забудь, что ему кто-то срезал. И все бы на этом, так нет, это оказалось только для затравки, разминка то есть, а после «гаишного» дознавателя пришел оперуполномоченный из уголовного розыска, и тут началось – «опять двадцать пять»:

– Ну что, Сашек, поправляешься? – словно близкий родственник, широко улыбался оперуполномоченный, видя «бодрствующего» больного. – Давай знакомиться, старший лейтенант Костин.

– Кошкин, – безрадостно ответил Саша.

– Знаем, знаем, что Кошкин, – как бы и не с больным вовсе разговаривал старший лейтенант Костин. – Признаваться надо во всем, Санек.

– В чем?

– Ну знаешь, гражданин Кошкин, ты мне это брось, я не таких ухарей ломал, как ты. Давай не будем здесь лапшу на уши вешать, хватит играться. Хочешь в этой палате до суда полежать, давай чистосердечное признание, а то сегодня же поедешь на тюремную больничку, там тебя кашкой манной медсестричка с ложечки кормить не будет – баланду хавать будешь! Понял меня?! Я тебя, злодея Кошкина, быстро на чистую воду выведу! Я тебе не добрый следователь Бобров из прокуратуры, по головке гладить не буду, ты у меня там все расскажешь, я тебе костыли-то быстро выпишу бесплатно, воробушкой прыгать по лесенкам тюремным будешь! Я тебя там быстро научу свободу любить!..

– В чем признаваться-то? – напуганно спрашивал Саша.

– Как шефа своего мочканул и того, за бугром! Но тот меня мало интересует, пускай тамошние бульдоги нюхают. Давай говори о Молевском, каким предметом ты его шарахнул, куда потом бросил, мы уже все перерыли!

– Вы что, я никого не убивал!

– В Шерлока Холмса поиграть захотелось, факты обличающие тебе нужны, да?! Хорошо, получи. Почему ты на первых допросах ничего не сообщил следствию, то есть умышленно скрыл, что завещание, пропавшее из сейфа, находилось у тебя в портфеле? А?!

– Как у меня в портфеле?

– А так! Ну, ты брось, дурочку-то со мной ломать, факты, милок, для суда уже есть! Я помочь тебе хотел: молодой, запутался парнишка, но ты, оказывается, и фрукт, а еще юрист. Тебя же просил Бобров из города никуда не выезжать без разрешения, а ты вон рванул в сторону границы. Когти на Запад навострил, да?! Нам непонятно только одно, как ты хотел воспользоваться плодами завещания, вернее, и это уже выяснили, нужны только твои показания, кто тебе заказал завещание состряпать в пользу молодой жены Кондратьева, понятное дело, что она сама. Из-за чего же ты сбежал из дома Кондратьева! Из английской полиции нам весь материал прислали. Так что придется тебе, голубчик, теперь долго пыхтеть, елку валить.

– У меня заболела голова, я ничего не понимаю, – сказал Саша, схватившись за голову, и закрыл глаза.

– Ну-ну, не прикидывайся, давай колись, и я ухожу.

Оперуполномоченный уходить не торопился и настаивал на своем. Подошел лечащий врач и попросил на сегодня закончить допрос, он видел, что больному действительно плохо.

– Во-во, все либеральничаем с ними, а потом вы же на улицу и боитесь выйти, – недовольно бубнил Костин, застегивая папочку, собираясь уходить.

На следующий день после завтрака – манной каши с ложечки мамы – появился старший следователь прокуратуры Бобров. Он сильно не давил, а интересовался только одним вопросом:

– Как у тебя, Александр, оказались документы, пропавшие из сейфа убитого Молевского?

– Как они могли у меня оказаться?

– Да. Я об этом и спрашиваю.

– Это я вас спрашиваю, Николай Андреевич, откуда они у меня оказались?!

– Они были в портфеле, который находился с тобой в машине и был изъят инспектором ДПП, выезжавшим на место происшествия, и передан в уголовный розыск, потом к нам в прокуратуру. Раньше ты утверждал, что эти документы, видимо, были похищены из сейфа, а оказались они у тебя в портфеле.

– Я ничего не понимаю. В портфеле у меня была книга с журналом, полотенце и видеокассета, я ехал на дачу, – Сашу от злости и возмущения начинало внутри трясти.

Перед уходом Бобров попросил ознакомиться с протоколом допроса и еще с какой-то бумажкой и везде поставить свой автограф. Вторая бумажка оказалась мерой пресечения, примененной к Саше, в виде подписки о невыезде.

Пришла в палату с бутылочками для капельницы медсестричка, которая чаще всего улыбается Кошкину, от одного ее только вида – тем более если у нее была расстегнута нижняя пуговка халата – у Саши поднималось настроение, не говоря уж о пользе для здоровья ее лечения. Под капельницей он успокоился и задремал. Проснулся от какого-то шума, в палату рвалась молодая женщина:

– Говорю вам, на пять минут! – сказала женщина медсестре и закрыла перед ее носом дверь. – Александр, как вы себя чувствуете? Нас так это взволновало!

Лицо женщины казалось Саше уже знакомым, но сразу вспомнить, кто она, он затруднялся.

– Я Маргарита Денисовна! Мы приходили к Игорю Аркадьевичу с мужем, когда он был еще жив, – и она прослезилась.

– Да, я вспомнил вас, – вяло ответил Саша.

– Вы, Александр, меня можете называть просто Маргарет, – присаживаясь на табуретку, она одну руку заботливо положила на одеяло и тихо погладила. – Вся наша семья так переживает за вас. Многие думают, что эта дорожная авария простая случайность, но мы-то знаем, кто это все организовал. Думаю, и вы, Александр, тоже догадываетесь. С этой женщиной нужно быть очень осторожным, она способна на все.

Когда Маргарет ворвалась в палату, Саша сначала испугался ее, но теперь слушал с большим интересом, и что самое интригующее – она гладила его по одеялу, как убаюкивая маленького, специально или случайно, но уж очень близко около живота.

Он почувствовал, как к нему возвращаются прежние ощущения мужской силы, а с ними и надежда на будущую жизнь в любви с женщиной.

Маргарет была тонкая женщина – в смысле познаний мужской психологии и физиологии, она продолжала поглаживать больного и, глубоко вздыхая, сострадательно говорить:

– Ой, Александр, я буду ждать, когда вы выйдете из больницы, мы непременно должны с вами встретиться, нам есть что друг другу сказать, не правда ли?

– Да, – свободно согласился Саша, хотя сам не знал, что он должен ей будет сказать при следующей встрече, но ему с ней уже сейчас было хорошо, так как же он мог отказаться встретиться, когда будет совсем здоров.

За дверью палаты вновь послышался чей-то громкий возмущенный мужской голос. В палату вошел мужчина со строгим выражением лица.

– Я долго тебя буду ждать?! – спросил он.

– Ой, нетерпеливый какой, – сказала Маргарет и встала от больного. – Это мой муж.

Саша и так это понял, он его чуть с ног не сбил, когда так же шумел в кабинете у Игоря Аркадьевича.

– Выяснила про завещание?

– Илюша, мы не об этом говорили, – кокетливо ответила Маргарет.

– А о чем же вы говорили?! – спросил «Илюша».

– О здоровье Александра, – ответила Маргарет.

– Выйди-ка отсюда, – «Илюша» подвинул жену к двери, – я с ним сам по-мужицки потолкую.

Маргарет мимикой лица показывала свое недовольство и, выходя из палаты, сказала:

– Неотесанный мужлан.

– Кто в завещании указан владельцем акций банка, мы или та гулявка? – спросил «Илюша».

– Я не видел завещания, – ответил Саша.

– Чего ты не видел? Скажешь на следствии, настоящее завещание, которое при тебе в Англии писал сам Денис Максимович, похищено из сейфа. В настоящем завещании владельцами акций банка и всего имущества становятся сын Максим Денисович и дочь Маргарита Денисовна. За это ты от нас получишь большие деньги, хоть завтра могу принести тебе аванс. Хочешь в банке должность главного юриста получить? Готов это подтвердить в суде?

– Что?

– То! Что я тебе только что сказал!

– Не видел я такого завещания.