Аринка почувствовала, как при словах, которые уж никак не ожидала тут, в воинском поселении услышать, пусть и от попа, в душе у нее поднимается раздражение, но понимала – невместно спорить со священником, тем более в церкви, на людях, да и не докажет она ему ничего… Потому глаза спрятала, промолчала. А он продолжал:

– Да и сама не хочешь, вижу, в грехе человекоубийства раскаяться. Двоих ты убила, две души нераскаянные погибли.

Тут уже она не выдержала, хотя тоже ответила не так, как рвалось с языка:

– Защищалась я, отче. Один был убийцей моего отца, а второй… второй меня бы убить мог, кабы не опередила я его. Грех ли это?

– Грех! – убежденно сказал священник. – Убийцу отца твоего ты убила, когда он тебе самой уже не угрожал ничем, а мстить христианам не должно. Ибо сказано: «Мне отмщение, и аз воздам»! И тебе ли постичь промысел Божий? Вдруг да раскаялся бы убийца, душу свою спас? Ты же его этого лишила… А второго… Защищалась, говоришь? А не ты ли тех татей сама раздразнила своим непотребством?..

Ух, как Аринка разозлилась! И обидно стало до слез. Ну, ее поступок по достоинству только воины и могли оценить, а этот… только подол задранный и увидел. Кабы не люди вокруг, она бы попу ответила!.. Но нельзя было, нельзя…

– Юдифь, чтобы голову своего врага добыть, и вовсе прелюбодеяние с ним совершила, и не считается то грехом…

– Так ты Юдифью себя возомнила? – поджал губы батюшка. – Гордыня…

– Даже в помыслах не было, – скромно потупилась Аринка, хоть внутри у нее все кипело от злости на этого святошу. – Но ее пример, отче, дал мне силы решиться на этот шаг.

– Сама не ведаешь, что говоришь! – отец Михаил сурово покачал головой, но тему сменил. – Знаешь ли ты молитвы какие?

– Да, отче, – Аринка стала перечислять молитвы, какие заучила еще с матерью. Перечень был солидный, и отец Михаил явно подобрел. Но епитимью наложил – сколько-то поклонов отбить, молитв прочитать да поститься три дня. Аринка и не спорила.

Наконец она смогла выйти из церкви и даже дух перевела с облегчением – ну, все, кажется… Поп ее разозлил своими нравоучениями и разочаровал. А она-то вначале понадеялась, что хоть тут священник окажется не похожим на ранее ею виденных, даже какое-то расположение к нему почувствовала. Но теперь он ей сразу отца Геронтия напомнил – видно, все они одинаковые. Конечно, чтобы не навлечь беду на себя и на всех вокруг, очиститься-то от пролитой крови надо было, раз больше не у кого, тут уж ничего не поделаешь, но почему она должна еще и раскаиваться в убийстве татей, Аринка понять никак не могла! Хорошо, что церковь в Ратном, а они будут жить в крепости. Не часто, должно быть, туда пастырь-то наведывается. Ну и слава богу! А молиться… молиться она и так сможет; Гринька сказал, часовенка там есть, да и священные книги и несколько икон уцелело из отчего дома, с собой привезены.

К счастью, едва выйдя из церкви, которая уже не казалось ей такой уютной и благостной из-за неприятного осадка от слов отца Михаила, первое, что Аринка увидела – Андрея и своих девчонок возле него. И сразу так легко и покойно на сердце стало, что сама себе удивилась. Впереди еще была дорога в Михайлов городок, там предстояла встреча с боярыней Анной Павловной, о которой ей братья все уши прожужжали, но почему-то теперь была уверена – наладится их жизнь, ну не может не наладиться!

Ехать в крепость предстояло только после обеда, а из церкви они вернулись еще до полудня. Стешка с Фенькой переглянулись и, перебивая и дополняя друг друга, затараторили:

– Арин, можно мы с Елькой пойдем поиграем?

– Ой, Аринка, а у Ельки та-акие куклы есть – мы таких никогда и не видели!

– Она нам вчера обещала показать, какие она наряды своим куклам сшила!

– Арин, а можно нам тоже будет таких сделать?

«Ну, раз про кукол заговорили, значит, и правда, переживать меньше стали. И слава богу! Девчонки должны с куклами играть, иначе что это за женщины вырастут?»

– Ну, если вас хозяйка позвала, то отказываться негоже, – Аринка обняла младших сестер, прижала к себе на миг, потрепала их по волосам. – Идите, играйте, только из усадьбы не уходите, нам скоро дальше ехать.

Обрадованные сестренки чмокнули ее – одна в щеку, другая чуть не в ухо, и убежали, продолжая что-то возбужденно щебетать про необыкновенных кукол и их наряды.

«Вот проныры – уже знают, где тут что есть! И не путаются – вон как уверенно поскакали. Ну да ладно, Листвяна твердо сказала, что их здесь никто не обидит – после решения главы рода. Пусть играют. Наряды, наряды… Вытащить мне, что ли, из телеги какое-нибудь рукоделие да заняться, пока время есть? Там много чего переделывать придется, будут еще девчонкам лоскуты для кукол…»

Не успела, однако, Аринка дойти до телеги, как ее окликнул Илья. Он стоял в воротах лисовиновской усадьбы рядом с женой Ульяной – невысокой полноватой женщиной, которую она уже видела сегодня в церкви и еще там разглядела внимательно. Илья и сам ей понравился, и жена его была какой-то… основательной, что ли, надежной; веяло от нее домашним уютом и теплом, хоть и заметно было, что жизнь бабоньке давалась нелегко: не старая еще, но лицо покрыто густой сетью морщин, на руках жилы выделяются – следы тяжелой работы, да и одежда не то чтобы не богатая, а совсем простая.

«Странно, Илья-то у Михаила обозный старшина – не последний человек… Но, видно, достаток в семье недавно появился, и Ульяна к нему еще привыкнуть не успела. Рубаха хоть и старая, но чистая… а платок новый, недавно куплен. И привески на груди тоже новые, да еще и христианские, с образками… Может, муж только вчера привез?»

На круглом добродушном лице жены обозного старшины сейчас откровенно читались неуверенность и смущение. Она оглядывалась вокруг, как будто впервые здесь оказалась, нервно теребила в руках концы нового платка и заметно жалась к мужу, который и сам-то не слишком свободно чувствовал себя на лисовиновском подворье.

«Значит, не только со мной – со всеми грозен сотник, раз даже ближние перед ним трепещут. Ладно – Ульяна, но сам-то Илья крестным братом Михайле доводится, а как будто робеет. У батюшки-то на дворе и односельчане себя так не держали, а уж тем более те, кто своими считался».

– Ну что, Арина Игнатовна, говорят, поздравить тебя можно? Все Ратное от слухов бурлит: сотник Корней чужачку в род, почитай, принял.

Аринка, однако, ответила на шутливую подначку Ильи неожиданно серьезно:

– Да нет, дядька Илья, не принял, просто дал понять, что препятствий чинить не будет, а уж как оно дальше сложится – от меня самой зависит. Покажу себя достойной, тогда и о приеме в род разговор можно будет заводить. Только вот…

– Что – только? – не замедлил с вопросом старшина обозников.

– Понимаешь, дядька Илья, сомнение меня берет. Слов нет, быть принятой в род Лисовинов – честь немалая, но не хочу я, чтобы девчонки и про свой род, про родителей наших забывали! Вот и ломаю голову, как тут быть.

– А что тут думать? – удивилась молчавшая до сих пор Ульяна. – Испокон веков бабы из рода в род переходят – что ж тут такого-то?

– Ну, если только за этим дело стало, – понимающе усмехнулся Илья. – Да, а чего это ты одна по двору бродишь? Сестренки-то твои куда делись?

– К Ельке побежали – кукол каких-то смотреть.

– На них уж все село насмотрелось, – засмеялась Ульяна. – Ну да они того стоят: их Михайла измыслил да сам же и сделал. Деревянные, внутри пустые, друг в друга вкладываются – ну, прям семья целая. Сейчас похожие, попроще только, у нас в лавке стоят.

– В какой лавке?

– Так у нас недавно туровский купец Никифор, Михайле нашему родной дядька, лавку завел, его приказчик здесь распоряжается, – с гордостью, как будто лавка была его собственная, ответствовал Илья. – У нас хоть и не город, но все ж таки и не дыра глухая.

Ульяна дернула мужа за рукав рубахи, он на мгновение сбился, нахмурился, но потом кивнул жене:

– Да помню я, помню все… Арина, баба моя совсем меня извела: скажи ей да скажи, чем это таким козочки ваши, что я вчера на подворье привел, от других отличаются, да как за ними ухаживать, да чем кормить. Расскажи ты ей, Христа ради, а то ведь я сам от таких расспросов козлом заблею.

– Да уж, козы у нас редкие. Батюшка самолично их откуда-то издалека привез, сказывал, еле сговорил хозяина продать ему такое диво. Не будут они вам в тягость-то? Уход за ними особый и не требуется, да и не надолго это – всего на несколько дней только, пока на новом месте не устроимся.

– Да что ты, какая там тягость. Я о другом думала – у нас в Ратном таких никогда не было, не загубить бы ненароком.

– Ладно, бабоньки, вы тут и без меня языки почешете, а мне недосуг – Корней поговорить о чем-то со мной хотел за обедом, а то уж ехать скоро, – с важным видом заявил Илья и скрылся за дверью избы.

«Ульяна-то вслед ему глядит хоть и с улыбкой, но видно же, что гордится мужем. Видать, есть за что. А про коз-то она, похоже, для начала разговора просто спросила – Илья еще в дороге присматривался, как дед Семен с ними управляется. Ну, так знакомство с Ульяной и мне не вредно совсем, да и по сердцу оно. Сразу чувствуется – она баба разумная и тоже в крепость переезжает, соседями там будем…»

– Не покажешь мне, где у вас лавка-то? – Аринка обернулась к Ульяне. – Посмотреть хочется. У нас в селе не было; батюшка, ежели кому что надобно, привозил из города по заказу, да коробейники захаживали.

– Так и у нас раньше не было. Сотник устроил! – с явной гордостью похвалилась Ульяна. – Теперь не хуже, чем в Турове – завсегда надобное купить можно. Я вот собиралась зайти сегодня – соли прикупить перед переездом да еще кое-что по мелочи. Из крепости-то не наездишься, а все с собой туда тоже не перевезешь – здесь у нас холопы остаются, за хозяйством присматривать, пока урожай не убрали.

– Я тоже, может, чего пригляжу в хозяйство, собирались-то впопыхах, – оживилась Аринка.

– А что ж? Пойдем, конечно! – видно было, что тут, на лисовиновском подворье, Ульяна чувствовала себя немного не в своей тарелке, ну, и показать Ратное приезжей, о которой все село гудело, ей было лестно: то-то сплетницы обзавидуются.

Перед тем, как уйти, Аринка остановила пробегавшую мимо холопку:

– Передай ключнице, что я с Ульяной в лавку схожу, вернусь скоро. Пусть сестренки мои не тревожатся, если что…

Девка только кивнула, а обе женщины вышли за ворота и не торопясь пошли по улице, продолжая вроде бы пустой, ни к чему не обязывающий разговор, после которого, однако, многие становятся подругами на всю жизнь.

– Так что там ты про кукол начала рассказывать?

– Ну как же: как сделал их Михайла да подарил Ельке, она с ними, почитай, и не расстается: постоянно возится, спать, говорят, с ними ложится, разве что в бане их не моет, боится – краска облезет.

– И что тут такого? Все девчонки с куклами играют, мои сестренки тоже…

– Э, нет, тут другое дело – куколки-то те семью изображают, специально так сделаны, от старшей до самой маленькой. А Елька с теми куклами не расстается… Бабы-то как приметили это, так у колодца языками и заработали: понятно же, что неспроста это – детская душа чистая, безгрешная, вдруг да наворожит она в семью еще младенцев.

– Ой, и вправду! – от удивления Аринка даже остановилась. – Татьяна-то, невестка Корнея Агеича, в тягости. Видела я ее сегодня.

– И не только она, – многозначительно отозвалась Ульяна. – Листвяна тоже.

– Вот оно как… Значит, не забылась еще эта детская ворожба, помогает бабам. У нас-то в селе про нее, почитай, и не вспоминали, поп бы замучил укорами да епитимьями… а мне бабка моя сказывала… Ну так и дай Бог им обеим здоровых младенцев.

Аринка с Ульяной одновременно перекрестились, переглянулись с улыбками и пошли дальше.

Надо заметить, что с появлением в Ратном лавки жизнь завзятых сплетниц несколько затруднилась. Если раньше собирать и разносить новости можно было у колодцев, у церкви да на мостках, где белье стирали, то теперь к этим местам добавилась еще и лавка, возле которой даже по летнему времени, несмотря на страду, почти всегда было с кем от души почесать языком. Варвара, самая главная ратнинская сплетница, после ее открытия буквально разрывалась на части, ежедневно решая очень непростую задачу: куда пойти в первую очередь? Вопрос «А надо ли идти?» – перед ней не стоял никогда. В тот день она угадала правильно. Во всяком случае, сначала она подумала именно так…

Далеко идти и не надо было: лавка, оказывается, располагалась совсем рядом с лисовиновской усадьбой, в бывшей избе Андрея – Ульяна мимоходом упомянула об этом, и у Аринки от одного этого, совсем пустякового вроде бы замечания потеплело на сердце. Хоть и не его уже это дом, но ведь она войдет туда, где был ЕГО родной очаг… словно благословения попросит. Может, когда-нибудь и доведется самой для него огонь развести? Дай-то Бог…

Долго радоваться, впрочем, ей не пришлось: стоило им только подойти к распахнутым воротам, как Ульяна замедлила и без того небыстрый шаг, прервалась на полуслове и совсем уж было собралась поворачивать обратно, да Аринка придержала ее за рукав.

– Ты из-за этих, что ли? – кивнула она в сторону нескольких баб, которые что-то весьма оживленно обсуждали, стоя у входа в лавку, но, завидев их, замолчали и уставились во все глаза. – Кто-то из них тебя задевал, да?

– Да не то чтобы задевали, – неохотно ответила Ульяна. – Они все жены ратников, а Илья мой еще совсем недавно обозником был, так они никак привыкнуть не могут, что я им ровней стала. Ведь привяжутся сейчас… Варвару еще не ко времени принесло – уж она-то не смолчит.

– Ну, если так уж считаться, то это они тебе не ровня, – Аринка скептически поджала губы, разглядывая уставившихся на них баб. – Ты повыше них будешь, твой муж – обозный старшина и наставник, и Лисовину крестный брат. Так что не робей – задевать меньше будут. А мне сворачивать и подавно нельзя: хочешь не хочешь, а придется сразу же показать, что не дам я себя в обиду, иначе заклюют. Ну да ладно, сейчас увидим, у кого язычок-то острее заточен.

«А Лисовинов-то здесь даже кумушки боятся, не спешат на нас с расспросами набрасываться. Совсем уж без внимания не оставят, конечно, ну так я чужих языков не боюсь, спасибо матушке-свекровушке. Нигде чужаков не любят, сразу стараются поставить на место. Меня-то уж и подавно, после вчерашнего. Да и слухи про опекунство Андрея уже по всему селу разлетелись – сколько народу на нас по дороге в церковь пялилось. Интересно, которая из них первой начнет? Вряд ли самая умная… самая нетерпеливая, скорее».

Первой голос подала та самая баба, которая вчера смотрела из толпы на приезжих жадным взглядом завзятой деревенской скандалистки. Видно, это и была главная местная сплетница Варвара, которую Ульяна опасалась.

– Ты, что ли, будешь та самая вдовица Арина, которую Немой в походе подобрал? – протянула она насмешливо, оглядывая чужачку с головы до ног.

Аринка напустила на себя простодушный вид, даже рот чуть приоткрыла, захлопала глазами с выражением наивной невинности на лице и спросила с искренним удивлением:

– Не тво-о-ой? А что, там и твой был? Прости, не заметила. У нас в Дубравном дубов много, одним больше, одним меньше. Да и не знаю я, который из них твой-то был?

Аринка еще только начала говорить, а на лице Варвары уже появилось выражение презрительной жалости, ведь судьба пришлой была предопределена заранее: быть обсмеянной и униженной, чтоб сразу место свое поняла и не заносилась. Смысл ответа до первой ратнинской сплетницы дошел только тогда, когда вместо поощрительных смешков она услышала за спиной тишину. Бабы, затаив дыхание, ждали продолжения, прекрасно понимая, что первый отпор Варвару, при ее-то опыте, смутить не должен. Наоборот, только раззадорит, а значит, забава удастся на славу!

Аринка тоже в этом не сомневалась, но совершенно не боялась. Варвару она поняла прекрасно, случалось и не таких окорачивать в Турове – там ей не раз приходилось за себя постоять. Красивая молодая чужачка, не городская, а из дальнего села, да замужем за красавцем Фомой, по которому, что уж там говорить, сохли и девки, и молодые вдовы. Спасибо бабкиной науке – отбилась, а уж тут-то…

– Да уж! Конечно, не мой! – Варвара тем временем задорно подбоченилась и оглянулась на подруг. – Уж мой-то тебя, бесстыдницу, в чем мать родила на руках таскать не стал бы. Тем более, на глазах у отроков.

– Так это ты про Андрея Кириллыча, что ли, любопытствуешь? – просветлела лицом Аринка, будто только сейчас догадавшись, о чем ее спрашивают. – А я-то не пойму никак… Ну да, он уж точно не твой! – согласно кивнула она Варваре. – Ты-то ему зачем? – и, критически осмотрев соперницу, проговорила вроде как про себя. – Да и такое… не то что поднять – волоком не всякий дотащит! Если перекатить только…

В толпе баб кто-то прыснул, видимо, представив себе описанную Аринкой картину. Варвара снова выдержала удар; хоть кровь и прилила к щекам, но ни голос, ни осанка ее не изменились:

– А ты и обрадовалась! Хоть какой, да все ж таки муж потрогал, не побрезговал… после других.

– Ну так ежели ему другие все, как ты, попадались… – сочувственно покивала ей Аринка. – А я-то удивлялась, что он не женат… Ну, да такой воин, из рода высокого, на кого ни попадя и не посмотрит…

– Ну, ты, потас…

– И как твой-то муж справляется, даже удивительно, – продолжила Аринка, словно не слыша противницу. – Это ж от такого счастья и очуметь недолго!

Оглушительный хохот прервал ее на полуслове. Некоторые даже слезы утирали, так их пробрало. Какие-то слова Арины явно попали в «убойное место»: Варвара побагровела и, набрав полную грудь воздуха… выдохнула его, так и не произнеся ни звука.

Причины этого Аринка не поняла, но воспользовалась представившейся паузой, чтобы оглядеться. Во дворе заметно прибавилось народу: кто-то вышел из лавки, да так и остался на крыльце, стараясь не пропустить ни слова, кто-то мимо ворот проходил да подошел поближе, привлеченный собиравшейся толпой. Мужи, правда, до сих пор делали вид, что их мало интересуют бабьи перепалки, хотя некоторые уже посматривали с интересом, ухмылялись в усы и явно ждали продолжения. Несколько баб, подошедших чуть позже, собрались вместе и тихо переговаривались, но что-то не спешили поддержать Аринкиных противниц и стояли хоть и близко, но все-таки особняком. Они и до этого откровенно посмеивались, глядя на односельчанок, а сейчас хохотали громче всех.

«Видно, тут, как и везде, свои раздоры. Похоже, бабы-то между собой не ладят. Хоть и не спешат они явно на мою сторону встать, я для них чужая, но и своим не сочувствуют. Не любят люди сплетниц и скандалисток, нигде не любят. Да что ж я такое сказала-то?»