Я точно взял билеты. Просто в осенней одежде очень много карманов, а учитывая еще и пресловутые восхитительные штаны – их количество и вовсе удваивается. Потому я хладнокровно поставил дамские чемоданы на перрон, скинул туда же свой рюкзак и принялся методично обыскивать одежду. Нашел червонец, четыре конфеты «рачки» – это меня в корпункте угостили, еще – скрепку, резинку для волос, маленького пластмассового пупсика, мелочь россыпью, спички, какие-то бумажечки, огрызок простого карандаша…

– Гера!!! – глаза Таси постепенно окрашивались в цвет крыжовника, а значит – пора было кончать цирк.

Действительно – билеты нашлись в заднем кармане штанов и появились на свет Божий немедленно.

– Вуаля!

– Паяц! – сказала Таисия и выдернула у меня из рук проездные документы.

А я что? А я ничего! Просто никак не привыкну, что снарядиться для поездки молодому холостому мужчине – это одно, а трём красавицам – совсем другое. Мне-то что? Нищему собраться только подпоясаться! А девчатам – купальник надо (температуру моря обещали +18 – +19, для северянок это что-то вроде кипятка), платья – надо (в рестораны ходить и по Набережной гулять, всем троим), ботинки и костюм для горного туризма – надо (вдруг Вася с Асей с кем-то подружатся и можно будет их оставить и сходить в горы), зимняя одежда – тоже надо (в ноябре возвращаться будем, а это не шутки) и так далее, и так далее…

– Значит, у вас пятое, шестое, седьмое места… Ага, самая маленькая – без места, – кивнула проводница. – Проходите в вагон, вон еще пассажиры бегут!

Я торжествующе посмотрел на пару взрослых и солидных опоздунов: несмотря на количество детей и чемоданов, мы были не последние!

* * *

Ни в одном американском фильме начала двадцать первого века я не видел плацкартов. Я вообще не видел там вагона, где можно поспать. Только сидячие – этого добра в голливудском кино хватает! Это странно: США – огромная страна, и я никогда не поверю, что все триста с гаком миллионов американцев передвигаются только машинами и самолетами! Наверняка ездят там в своих американских плацкартах, просто от нас их скрывают ввиду неприглядности и бесконечного загнивания… С другой стороны – нью-йоркское метро они показывать не стесняются, так что же там такое таится, в пассажирских американских вагонах? Портал в преисподнюю?

Сравнить наши советские поезда с американскими было бы здорово, потому что там, в родной незалежной Беларуси я катался до берегов Черного моря на точь-в-точь таких же плацкартных вагонах Беларускай Чыгункi. Ну да, года эдак с 2015 «гравитационные» клозеты стали заменять на вакуумные, в вагонах появились кондиционеры, но в целом…

Бордовые или синие полки, раскладной столик, занавеска на гибкой держалке, которая втыкается в пазы рамы окна, твердые матрацы, практически невесомые подушки, кипяток из титана, сытные запахи, разговоры и, конечно – граненые стаканы с чаем в подстаканниках! Вот есть у меня к ним слабость, очень они мне нравятся.

А девочкам – Асе с Васей – нравился поезд: весь, целиком и полностью. Они всё щупали и везде лазили, и всё стремились облизать и везде втиснуться, и со всеми поздороваться и познакомиться. Не выпускать их из нашего купе было делом нетривиальным, но мы пока справлялись.

Когда проводница прошлась по вагонам и собрала билеты, я принялся за дело. Пользуясь своим ростом, достал матрац, подушки и принялся заправлять постели. Это лучше было сделать сразу – проверено! Я надевал наволочки и расправлял углы «конвертика» из простыни машинально, особенно не задумываясь. В будущей жизни на поездах приходилось ездить очень, очень часто, так что работа эта была привычная.

– Так ловко у тебя получается! – прокомментировала Тася. – Этому где-то учат?

– Папа научил. Мы с ним как-то вместе… Хм! – это ведь был МОЙ папа, а не белозоровский.

Таисия подумала, что я вспомнил покойного отца, и мне взгрустнулось, а потому – обняла за талию и прижалась к спине: она сидела на нижней полке, а я нависал над купе и топтался в проходе. Но мой-то отец был жив! Поступил в МГУ, учится там уже второй год, ругается с преподавателями, всё сдает на пятёрки, а потом курит, ржёт и Гашека читает. И Битлов слушает. Интересно, они с мамой уже познакомились или еще нет? Вообще – это было бы забавно: посмотреть, как сей гигант мысли и исполин духа проводил молодые годы! Я то помнил его уже ого-го: взрослым мужчиной, правильным и строгим. Но он ведь не всегда был таким, верно?

Эх, доберусь я до Москвы!

– Гея, а циво так поезд говоит: пити-пити-питу-биду-бидах? – спросила Ася.

– Потому что колеса стучат о стыки рельс. Там есть маленький зазор, где две длинные железяки крепятся друг к другу, и вот когда он попадает под колесо – то стучит.

– А-а-а-а! – с понимающим видом закивала Ася. – Тепей ясно!

– А если бы этого зазора не было – то не стучало бы? – уточнила Вася.

– Именно! – и я рассказал историю – про Америку, где рельсы были безстыковые, но народу это не понравилось, ибо романтики никакой, и правление железнодорожной компании приказало напилить пазов, чтобы колеса снова стучали.

И стук вернулся, и пассажиры были довольны. А вообще – стыки нужны, потому что летом металл от жары расширяется, зимой – сужается. Разница между максимальной и минимальной длиной рельсы на километр составляет около 12 сантиметров – вот зачем стыки! А безстыковые нужно делать из какой-то жутко сложной стали, а потому…

– А потому садись пить чай, – сказала Тася и развернула бумажный пакет с выпечкой от Пантелеевны.

Это был очень сильный аргумент, потому как запахло просто одуряюще. И рельсы тут же отошли на второй план.

* * *

Оно и в мое время границы между Беларусью и Россией особо не существовало, а в СССР и вовсе деление на республики было скорее где-то на уровне документов и флагов, ну и местного колорита, понятное дело. Но найти местный колорит по разные стороны границ Брянской и Гомельской областей – это было дело гиблое.

Народ выходил покурить на каждой мало-мальски продолжительной станции, и я тоже решил размять ноги. Городок назывался Понеча, и тут между железнодорожниками шли очень оживленные переговоры. Отойдя подальше от курильщиков – как раз к окну нашей секции, откуда выглядывали взволнованные мордашки девчоночек, я помахал им, мол – не уедет без меня поезд, и прислушался:

– С четырнадцатого перегнали? – спросил женский веселый голос.

– Всё нормально с четырнадцатым. Света, поставь чайник! – откликнулся хриплый мужской.

Беседа при этом транслировалась сквозь динамики, по громкой связи, на весь вокзал и все перроны.

– Закипел твой чай, пить не с чем!

– Передай Васе, чтоб ватрушки принес… – заскрипело из рупоров громкоговорителей.

– Передам. Гриша, у тебя на двенадцатом товарный, займись!

Мне кажется, или очень-важные-переговоры на очень-важном-железнодорожном-узле должны вестись как-то по-другому? Конечно, эхо и шипение из динамиков добавляли этому трёпу официальности, но если прислушаться…

– Пассажирский с третьего выпусти, Вась!

– Сейчас выпущу, на меня тоже чашку найди, Света, ладно? – этот ватрушечный Вася был явно помоложе Гриши.

– Есть чашка, выпускай пассажирский!

Я увидел, как проводники у вагонов зашевелились. Вообще-то, никто особенно не удивлялся таким пустопорожним разговорам, и у меня возникло три мысли: либо никто их не слушает, либо все давно привыкли, либо я сошел с ума.

– С третьего пути отправляется пассажирский поезд номер такой-то сообщением Минск-Адлер… – заголосила официальным голосом Света из громкоговорителя. – С третьего пути…

Все живо засуетились и сунулись в вагон, я зашел последним, услышав на прощание:

– Вася, где ватрушки? Ватрушки возьми в диспетчерскую, как пассажирский отправишь!

Дети долго не могли уснуть, перевозбужденные, а потом вырубились валетом на нижней полке и уснули аки ангелы Божьи. Мы с Тасей сидели на напротив них, пили чай и говорили о пустяках, и смотрели в черноту за окном, где мелькали мерцающие огни далеких деревень.

А в полночь поезд остановился в Брянске, и весь вагон синхронно сделал ХР-Р-Р-Р-Р!!! Наверное, стыки между рельсами обладали еще и противохрапным лечебным свойством, иначе этот феномен я объяснить не мог.

* * *

Скучно детям стало уже утром: к людям мы им приставать не давали, играть в Бразилию, где много диких обезьян – тоже. Потому – настало время действовать. Жестом фокусника я извлек из чемодана собственноручно напиленную и отшлифованную «Дженгу» – «Башню» то есть.

– О-о-о-о! – сказали дети.

Башня была значительно меньше, чем стандартная, с плашками по пять сантиметров в длину. Однако, тряска в поезде и некоторая детская неуклюжесть вкупе с необходимостью после обрушения очередной конструкции ползать по всему вагону и собирать кубики – всё это добавляло драматизма игровому процессу. За нами с интересом наблюдали попутчики с боковушек и проходящие мимо пассажиры и работники поезда. Проводницы иногда останавливались и ахали, когда высоченная, балансирующая на одной-двух деталях башня грозила рухнуть.

Маленькие девочки народ такой: даже самая лучшая игра им со временем приедается. Таисия, как опытная мамочка-путешественница, приготовила целый аттракцион для своих миниатюрных миленьких копий. Например – вкладыши из номеров журнала «Веселые картинки», с вырезалками в стиле «наряди меня». Там была девочка в трусах и майке – под заголовком «Если ты идешь в гости», и три мальчика-богатыря, для которых можно было вырезать мечи, панцири и даже бороды с усами, а еще – молдавские и грузинские национальные костюмы, которые ни для богатырей, ни «если ты идешь в гости» – не подходили. Но девчат это не смущало – в дело шло всё.

В общем, путешествие с детьми оказалось процессом не менее увлекательным, чем без них. По крайней мере, про отсутствие гаджетов и интернета я на время забыл. Но поездка вырисовывалась гораздо более суетливой, чем в одиночку – определенно. Мне даже стало казаться, что так мы и приедем в Адлер, под хихиканья и писки, и копошение – без проблем и переживаний. Ан нет – не получилось.

Нельзя ведь просто так взять – и доехать без приключений.

* * *

На Воронеже в вагон зашли двое: высокий красивый парень в импортной кожаной куртке, джинсах и кроссовках–«кимрах» и суетливый кудрявый черноволосый мужчина неопределенного возраста – в костюме в полосочку. Парень, проходя мимо нашего купе, бросил оценивающий взгляд на Тасю, одобрительно прищурился, перебросил спортивную сумку из руки в руку и пружинистой походкой прошествовал дальше.

А кудрявый мимо не прошел:

– Разрешите, я саквояж поставлю? Это моя верхняя полка, – сказал он.

Зараза! Знал ведь, что нужно все четыре места выкупать, кой хрен не выкупил? Делать нечего – пришлось перекладывать наше имущество и уступать товарищу место. Однако он располагаться наверху не торопился. Сел прямо на матрас с застеленным бельем и спросил:

– А вы вместе едете?

Дети насторожились, Тася осмотрела его с ног до головы и ответила:

– Вместе. А вы с какой целью интересуетесь?

– А я к мужчине вашему разговор имею… – он повернулся ко мне и выдал одним быстрым разборчивым словом: – Картишки-нарды-шашки-домино? Тысяча-преферанс-подкидной?

– Шахматы, – сказал я. – Дворовой бокс.

– Биатлон, – добавила Тася.

– У-у-у-у, как всё серьезно! – поцокал языком кудрявый. – Тогда я по вагону пройдусь, а саквояжик тут постоит.

Он поднялся, достал из саквояжа колоду карт и сунул ее в нагрудный карман, потом достал вторую – точно такую же, и отправил ее в карман боковой. И вправду пошел по вагону. Вскоре послышался голос:

– О, молодые люди, а я тут еду, скучно стало, подумал – может, в картишки кто перекинуться хочет? Тысяча-преферанс-подкидной? Или там – нарды-шашки-домино?..

Кажется, кто-то повелся, и там, в конце вагона, раздался шумный и энергичный разговор.

– Это кто? – спросила Тася.

– Проходимец, – ответил я.

* * *

К вечеру проходимец решил вернуться. Он был явно доволен собой, а карманы его пиджака казались туго набитыми. Из конца вагона голоса продолжали слышаться – только звучали они разочарованно и досадливо. Кудрявый в пиджаке, не снимая одежды, накрылся простыней – с головой, и делал вид, что спит, или и вправду – спал.

Перед самым Ростовом ночью началась ходьба по вагону – те, из последнего купе, что-то оживленно рассказывали проводнице, та обещала вызвать милицию. Детей они не разбудили, а меня – очень даже, потому, спустившись с верхней полки, я прошел в тамбур: посмотреть на Ростов.

За окном мелькали величественные холмистые пейзажи, тут и там сквозь тьму проглядывали хаты станиц.

– … Четвертые сутки пылают станицы,
Горит под ногами Донская земля…

– пропел я под нос, всматриваясь в ночную тьму.

– Позвольте, скоро станция, надо милицию встретить, – проговорила проводница. – Ну, и не уходите далеко – мало ли, понятые нужны будут.

– А что случилось?

– Да кто-то кошелек увёл у шахтеров…

– А-а-а-а!

Ну, у меня в голове два и два сразу сложилось: или продулись в карты проходимцу и теперь пытаются понять, как женам дома объяснять отсутствие денег, или – он и правду еще и подрезал у них кошель. В любом случае – его причастность к этому инциденту не вызывала сомнений. Однако – тащить его за ноги с верхней полки я точно не собирался. Другой вопрос – не сопрет ли он еще что-нибудь и у нас?

Белорусские «злодзеи», насколько мне было известно, руководствовались принципом «воук не палюе там, дзе жыве»^[1], но про ростовских я понятия не имел, как с этим у них обстоят дела.

Так что я решил вернуться – на всякий случай. И, черт возьми, проходимца-то уже на месте не было! Саквояжа его – тоже! Тася открыла глаза и встревоженно смотрела на меня:

– Гера, что происходит?

– Глянь – деньги-документы на месте?

Она пошарила руками под своей подушкой и кивнула:

– Ага. Наше – всё здесь.

А всё мое – всегда со мной, болтается в нагрудном кармане рубашки, застегнутое на пуговицу… В общем, я решил разыскать странного попутчика, на всякий случай.

– Куда тип этот пошел – не видела? – уточнил я.

– Видела. В сторону купе проводников… А что случилось? – громко прошептала она.

– Кого-то в вагоне обворовали.

– Ого!

Интересно – я ведь только-только вернулся оттуда, из тамбура – куда он мог деться? Ответ был только один: туалет! Но проводница ведь закрыла его – станция скоро… Размышляя таким образом, я покинул купе и вернулся в тамбур, на секунду притормозив у дверей клозета. Оттуда не доносилось ни звука.

Поезд в это время уже тормозил на станции, мелькали огни ростовского вокзала. Дернувшись в последний раз, состав застыл, проводница протерла тряпкой дверные ручки и опустила лесенку, я спустился сразу рядом за ней, вдыхая холодный ночной воздух и осматриваясь. С неба накрапывало, по перрону торопился наряд транспортной милиции.

– Сюда, сюда, в наш вагон! – замахала проводница. – Пойдемте.

– Разрешите? – корректно попросил один из стражей порядка.

Я отошел чуть в сторонку и пропустил милиционеров внутрь. На посадочной платформе кроме меня находились разве что проводники из других вагонов, которые держали в руках мощные сигнальные фонари и переговаривались друг с другом. Пробежал начальник поезда – высокий сутулый мужчина в железнодорожной форменке – и тоже вскочил в наш вагон.

Вдруг прямо над моей головой послышалось какое-то скрежетание и шевеление, и с огромным удивлением я увидал сначала туфли, а потом и полосатые брюки того самого проходимца, который пытался вылезти наружу сквозь окно туалета! Это вообще – физически возможно?

– Давай, – говорю. – Спускайся. Я тут тебя подстрахую.

– Спасибо, добрый человек, – сказал кудрявый, повиснув на кончиках пальцев. – Откуда ты там вообще взялся?

Но спуститься – спустился. Как будто у него был другой выход!