Цитаты из книги «Театр отчаяния. Отчаянный театр»

Там, на пустыре, актёр повесился!» прозвучала для меня так, что я вздрогнул и последние слова спектакля не услышал. Серёжа Канюка и всё остальное прожитое вдруг сделали эту пьесу и спектакль для меня не умозрительным набором слов, а чем-то значительным, тревожащим и сообщающим мне про меня. Про то, что я знаю, но сказать не могу.

– Послушай, времени нет дальше тянуть, решайся, – говорил я тому, на кого сделал ставку. – Пойдём на премьеру, тебе понравится, хули в кубрике сидеть киснуть! – Да? А хули я в театре забыл? – был обычный ответ. – Как что?! – изображал удивление я. – Там же премьера! Новый спектакль. Первый показ. Называется «На дне». Морская тематика! Про подводников…

Пришёл, как и должны приходить важные и жизнеспособные замыслы. Пришёл как приказ к воплощению, который нельзя забыть и не выполнить.

Гневный» был хорошо выглядящим стариком с трухлявым нутром. Стариком, который любил побрюзжать о настоящем и похвастаться давними заслугами. Он уже редко выходил в море, постоянно ломался, на нём частенько что-то случалось и с какого-то момента его стали в бригаде звать Гнойный.

На Камчатку, по их мнению, попасть служить было бы хорошо. Камчатка далеко от начальства, сытое снабжение, и вообще нормально

Если мне приходилось ездить или ходить в соседние районы города или даже в центр, я всегда был готов к тому, что могу быть жестоко унижен, побит или ограблен.

Эти ребята откуда-то знали, что, пока они не надели форму, не поступили в воинскую часть и не дали присягу, их не могут наказать

Теперь-то мне ясно, что генералам верить нельзя. Капитанам, майорам – ещё можно. А генералам – нет.

Он потом расскажет, что отчаянно пытался дозвониться генералу, но никто не отвечал. Он звонил всем знакомым военным или кому-то, у кого есть военные знакомые. Но увы! Выходной день, дивная погода. Генерал наверняка уже съел шашлычок, выпил водочки. И все остальные не засиделись в такой чудесный денёк дома. А мобильной связи не было… Вот и всё.

Тут я опомнился и вспомнил, что Татьяна, если и удивится, то только через два года. Но усы я решил больше не носить никогда…