Цитаты из книги «Театр отчаяния. Отчаянный театр»

А потом вдруг пришла простая мысль. Уехать! Она приходила и раньше, но я её гнал.

Я почти совсем не помню тех дней и ночей. Они слились в сплошное тягостное и безысходное размышление. Размышления мои были простые, однообразные и мучительные. Сводились они к пониманию того, что дальнейшая жизнь такой, какая она была, невозможна. Работать, как я работал, то есть руководить коллективом, придумывать и делать новые спектакли, репетировать, планировать жизнь театра я больше не могу. А ничего другого делать не умею.

Я летел с ребятами, которые для меня уже не были моим театром, но ещё об этом не знали.

Но это не могло меня ввести в заблуждение. Истина мне уже открылась.

Мне всё это стало очень хорошо понятно. Как я раньше этого понять не мог?! Но оказалось, что не мог. Нужно было приехать в Москву, чтобы понять.

Я сделал спектакль про отсутствие жизни и про то, что настоящая жизнь проходит мимо. Это что? Свежая мысль? Ради чего я делал спектакль? О ком он? Обо мне? Нет! Моя жизнь не была такой, она была сложной и насыщенной. И мои актёры так не жили. И не было у меня друзей-приятелей, похожих на героя моего спектакля. И не могло быть! Такой человек не смог бы стать мне другом. Тогда кому адресован был мой спектакль?

Ради реакции зрителей я не остался в зале потому, что мне она стала известна ещё до начала спектакля. То, ради чего я так хотел и рвался в Москву, со мной случилось. Москва, как особая, огромная призма, неожиданно позволила мне взглянуть на мой спектакль иначе, под другим углом, с другой точки. Москва обострила мой взгляд до предела. И я сам, без чьей-то сторонней помощи и подсказки, понял, что тот спектакль, в котором я был так уверен, гордился им, считал лучшей работой своего театра и мечтал предъявить его Москве как высочайшее художественное достижение, как образец нового театрального языка, ничем таковым не является. Я увидел свой спектакль трезво, холодно и спокойно, через призму всё видевшей и всякое знающей столицы. Мне до смешного стало ясно, что мой спектакль не может никого впечатлить и тем более поразить.

только почувствовал, что кончается нечто большое и важное… Безвозвратно!

Время движется… Ничего не изменится… Надеяться не на что! Я не осознал тогда и не понял

Почему именно они смогли услышать отчаяние в моём голосе и понять мою просьбу как крик гибнущего в пустыне человека? Не знаю! Вероятнее всего, потому что сами в то время переживали сложнейшие этапы своей жизни, периоды неустроенности, драматических переживаний и трудностей в работе. У остальных их коллег, к которым я обратился, наоборот, всё было неплохо или хорошо.