– И Юле на работу тоже звонила, и со следователем удалось связаться. Я кое-кого к этому подключила, и со мной секретничать не стали. Вкратце, информация следующая: уголовное дело по факту Юлиной смерти не заведено, и заводить его не собираются, всё ясно и очевидно. Самоубийство! Каких-то фактов, говорящих о доведении до самоубийства, у них нет, и искать они их не хотят. У них, мол, и без этого много работы. Там будут какие-то ещё формальности, но ничего для нас интересного у них нет. И точно не будет. С этим всё.

– Ясно, Валюша. Ещё что?

– Похороны завтра в одиннадцать.

– Как, уже? Так скоро?

– Мишенька, это нормально. И даже хорошо. Это уже с её работы договорились. Министерство всё-таки. Отдают Юлю без долгих экспертиз. А так бы её долго могли мучить. Панихиды у неё на работе решили не делать. Из-за действий милиции о причине смерти стало всем известно. В общем, решили похоронить тихо и скромно. Я подсмотрела у тебя на столе, на листочке имя Борис Львович. Прости, я с ним связалась.

– Зачем? Это уже самодеятельность! Ты ему ничего, надеюсь, не нагородила?

– Миша! Я не дура. Надеюсь, ты это понимаешь. Просто он единственный, с кем можно было хоть о чём-то говорить. А то там тётки какие-то охают, да охают. А он очень конкретный человек. Не обижайся. И не думай, я по твоим бумажкам не шарю. Могу продолжать?

– Продолжай, – начиная сердиться, строго сказал Миша.

– С похоронной фирмой я созвонилась. Там всё очень чётко и всё очень толково. Отработано всё до мелочей. Осталось обсудить детали, но для этого нужно поговорить с Владимиром Николаевичем, ну, и с тобой посоветоваться. Пока гарантом оплаты я назвала тебя. Их это устроило. Все нужные документы, все формальности они сделают. Я занимаюсь. Совершенно не волнуйся. К вечеру вообще всё будет готово.

– А поминки? – спросил Миша.

– Похоронная фирма и с этим готова помочь, но тут как раз и нужно посоветоваться с Володей. Пока непонятно, сколько будет людей. Говорю же, к вечеру всё будет ясно.

– Хорошо. А что Володя? Ты про него ничего не говоришь.

– С Владимиром Николаевичем говорила. Он уже сообщил отцу, он там у него, но к вечеру вернётся. Сказал, что отец не приедет, и его жена тоже. Плохо себя чувствует. Деталей не знаю. Про похороны тоже пока с ним не поговорила. Он попросил созвониться на эту тему позднее. – Валентина замолчала.

– Ну что ещё, Валюша? Говори, – поторопил её Миша.

– Михаил Андреевич. Я не услышала вашей реакции на то, что я приняла решение по оплате похоронных услуг.

– Всё правильно, Валя. Всё правильно! Молодец! Что ещё?

– Владимир Николаевич сказал, что завещания Юля не оставила, во всяком случае, они его не нашли и ничего о том, составляла она завещание или нет, не знают.

– И что? – удивился Миша.

– А то, что Владимир Николаевич сказал, что он в таких вопросах не разбирается, ничего про это не знает и не знает, что нужно делать. И он спросил, нет ли у тебя или у нас толкового юриста, чтобы ему помочь или хотя бы проконсультировать.

У Миши побелело в глазах от гнева.

– Узнаю брата Володю! – процедил он сквозь зубы. – И что ты ему на это сказала?

– Ничего не сказала, – ответила Валентина, – сказала, что узнаю.

– Ни в коем случае! Пусть он сам этим занимается…

– Простите, – перебила его Валентина, – я думаю, что вы сами ему об этом скажете.

Миша растерялся, подумал секунд пять.

– Да, конечно, сам, – медленно сказал он, – разумеется. Не говори с ним на эту тему.

– Тогда у меня пока всё. Через пару часов сообщу уже все подробности: что, сколько и где. А во сколько, вы знаете.

– Спасибо, Валюша! Спасибо!

– Вы приедете сегодня на работу?

– Наверное. Пока ещё не знаю, – он задумался, – не могу пока сказать… Петрозаводском не занималась?

– Нет, Мишенька. Пока это было физически невозможно.

– Но ты помнишь, мне нужно всё по Петрозаводску к вечеру.

– Так вы приедете, Михаил Андреевич?

– Не знаю… наверное… – у Миши закружилась голова. Он чувствовал сильный прилив гнева и чувствовал, что барахтается в нём и во всей этой бесконечной информации, которая выливалась и выливалась на него. – Не знаю я… Там Лёня ещё должен с немцами встречаться в четыре часа. Проконтролируй обязательно.

– Миша! Успокойся… Ничего страшного не происходит, страшное уже произошло, я всё сделаю. Всё и в своё время. Не терзайся. Поешь чего-нибудь. Да, хоть выпей. Всё идёт нормально.

– Да… – сказал Миша, – наверное… Тогда через пару часов созвонимся. Может быть, подъеду. Спасибо!.. Спасибо большое! Извини.

– Правильно! – сказала Валентина очень мягко. – Созвонимся. И, кстати, подъезжать совсем необязательно. Всё. До скорого. Я не прощаюсь, – и она положила трубку.

Теперь Миша гневался на Володю… «Вот ведь, Вова! Ну Вова! Нет, не зря он на Вике женился, ох не зря. Они друг друга стоят! – думал он. – Юрист ему нужен! А потом он все дела на меня свалит, будет только звонить, торопить и капать на мозги. А потом ещё скажет, что юрист сволочь и дорого берёт. Тоже мне романтик! Музыкант! Поэт-песенник, блядь!»

На Володю было сердиться легче, чем на себя. И ещё Миша вспомнил Валентинины слова про то, что надо поесть. Голода он не испытывал, а голодную тошноту, горечь сигарет и кофе во рту, и ещё головокружение испытывал вполне.

* * *

А сколько Миша жил у Володи и Юли на Кутузовском, столько Володя выкидывал разные фокусы и номера. Володя сам позвал Мишу пожить у него, Миша отказывался, считал это неудобным, но Володя уговорил. Потом сам же Володя устроил Мише одну сцену, потом другую. И если бы не Юля тогда, ушёл бы Миша и хлопнул за собой дверью.

Володя всегда считал, что прав у него на профессорскую квартиру больше, чем у Юли. Он это часто и резко демонстрировал. Юля не обращала внимания на его демонстрации. Хозяйкой в доме была она. Она Мишу приняла, стала Мишиным старшим товарищем, наставником и любимым другом. Уже вечер на пятый пребывания Миши в квартире на Кутузовском Юля и он как засели на кухне за разговор, так и просидели до утра. Миша читал Юле свои стихи, показывал рисунки, рассказывал про свою жизнь, делал юношеские заявления.

Тогда Миша очень хотел сделать выставку картин. У него была идея нарисовать картины, снабдить их длинными поэтическими текстами, сделать выставку и играть во время выставки музыку. Юля слушала Мишу, кивала, курила. Сказала, что идея прекрасная, но не очень свежая, а точнее, идея уже сильно старая, но если Миша сам это придумал, то молодец и пусть делает как хочет. Вопроса типа: «А чем на хлеб будешь зарабатывать?» – Юля не задала ни разу. Но именно Юля устроила Мишу работать. Сначала Миша работал в большой багетной мастерской. Там он проработал месяца четыре и многое научился делать руками.

Володя сильно ревновал. Он затевал с Мишей длинные разговоры про то, что нужно заниматься только музыкой, а совмещать искусство с зарабатыванием денег нельзя. Он говорил, что Юля никогда искусство не понимала, не любила и с ней бессмысленно об этом говорить. Володя сложно уживался с сестрой, у Миши поддержки не находил и усложнял тогда жизнь всем.

А Юля заботилась о Мише. Они говорили много и часто. Юля спокойно отнеслась к тому, что Миша бросил работу в багетной мастерской. Но он бросил её не просто так. Миша со своим приятелем по работе один раз изготовил вывеску для маленького магазина. Им хорошо заплатили, и дело было интереснее, чем оформлять в рамки бесконечные репродукции, какие-нибудь вышивки крестиком или картины доморощенных художников. Рамок для свадебных фотографий, детских портретов и даже портретов кошек и собак он изготовил без счёта. Но работать на разных станках, с разными инструментами и материалами он научился.

Хозяева того магазина остались очень довольны вывеской и заказали Мише оформить грузовичок. Они хотели, чтобы грузовик был оформлен в стиле вывески магазина. С таким делом, а главное, с такими материалами Миша никогда не сталкивался. Но он быстро изучил вопрос, и получилось. Тогда-то и пошло-поехало.

Вскоре у Миши было целое дело. Он получал заказы на вывески магазинчиков, павильонов, маленьких фирм, каких-то офисов. У него появились сотрудники, бухгалтер, даже небольшая мастерская в Алтуфьево. Миша делал оформление автомобилей разных фирм, фирмочек и даже компаний. За два года Миша очень вырос в этом деле. Но он по-прежнему жил в квартире на Кутузовском. Периодически репетировал с Володей в гараже, часто с ним ссорился, часто просиживал по полночи с Юлей на кухне за разговорами, много работал, сильно уставал и гордился своей усталостью. А ещё практически все расходы по содержанию квартиры, по заполнению холодильника и прочее Миша взял на себя.

Миша давно уже мог съехать, снимать квартиру и жить самостоятельно, но Юля не хотела этого, хотя прямо так не говорила. Володя говорил как раз обратное. Он всё чаще и чаще приводил к себе свою певицу Вику. Вика Юле не нравилась. Вот Миша и жил в квартире на Кутузовском.

А потом ему пришла в голову счастливая идея, которая изменила всю его жизнь. Он прожил уже три с половиной года вместе с Юлей и Володей. К этому времени он уже начал утомляться от своей работы. Слишком много было суеты, маеты. Прежнего ощущения творчества и азарта почти не осталось. Пошло производство, а главное – нужно было постоянно общаться с теми людьми, которые заказывали вывески типа: «Мотель «Платинум», «Кафе «Арлекино», «Ресторан «Вечерний Баку», «Бар «Айвенго», «Шиномонтаж у Валеры». Он устал от всех этих людей, которые просили: «А сделай мне как у …» Он уже видеть их не мог. При этом Миша чувствовал, что так и будет дальше.

В то самое время он уже вовсю женихался со своей будущей женой Аней. Аня приехала в Москву из Саратова, заканчивала университет, изучала экономику и финансы. Училась аккуратно, но без особого рвения. Жила Аня в общежитии. Уединиться толком им было негде. С Юлей Миша Аню познакомил. Юле Аня очень понравилась. Но приводить её часто в квартиру на Кутузовском Миша не хотел, а уж оставить ночевать – тем более. Да и Аня отказалась бы, если бы Миша ей такое предложил.

А Володя уже жил с Викой почти постоянно, и они собирались пожениться. В общем, всем было ясно, что скоро Миша покинет квартиру профессора. Да и Юля говорила, что вряд ли уживётся под одной крышей с музыкантом и певицей. Юля грустно шутила по этому поводу, но перемены надвигались.

И где-то в это время Мише пришла идея начать заниматься дорожными знаками. Поступил заказ на изготовление вывески для придорожного кафе и магазина. Заказчики хотели, чтобы вывеска была сделана в стилистике дорожных знаков, и Миша впервые работал с материалами, из которых эти знаки изготавливают. Ему эти материалы очень понравились.

Раньше он думал, что дорожные знаки покрыты отражающей свет плёнкой. Он видел, что знаки очень ярко видны в свете фар ночью. Но оказалось, что знаки свет не отражают. Знаки, оказывается, свет возвращают. Ему мужик, который продавал материалы, из которых и делаются дорожные знаки, объяснил подробности.

– Знак свет не отражает, старик, – говорил Мише тот человек. – Если бы знак свет отражал, то водитель в машине этот знак бы не видел, а видел бы его кто-то другой: заяц в поле или волк в лесу. Угол падения равен углу отражения, понимаешь? А знак свет возвращает. Откуда свет пришёл, то есть от фар автомобиля, туда и вернулся, то есть в глаза водителю. Но нужно, чтобы он вернулся не очень ярко, чтобы не слепил глаза. Это очень интересное и сложное дело…

Миша тогда это запомнил. Он понял, что даже никогда не думал о том, откуда берутся вдоль дороги дорожные знаки, кто их ставит, кто их делает, и уж тем более не думал, кто за эти знаки платит. Но он понял, что знаки ему нравятся. И что если их делать, то никакие идиоты не смогут сказать ему, какой формы или цвета они хотят получить знак.

Миша быстро узнал всё про производство знаков и про то, как, кто и кому эти знаки заказывает. Первый свой знак он сделал чуть ли не вручную и очень кустарным способом.

Юля и эту идею Мишину поддержала. Посмеивалась над ним, но поддерживала, даже не вдаваясь в подробности, а потом неожиданно познакомила Мишу с одним из своих бесчисленных знакомых. Тот знакомый был знакомым знакомых, но Юля как-то помогла то ли ему самому, то ли кому-то из его родственников или детей. Не важно. Юля всем только и делала, что помогала. Короче, тот знакомый, пожилой мужик, всю свою жизнь строил мосты по всей стране. Он про дорожные знаки ничего не знал, но знал всех людей в стране, кто делал дороги, тоннели и тому подобное. Для Миши это было бесценное знакомство. В общем, вскоре он получил свой первый заказ и, можно сказать, вступил в клуб создателей условий дорожного движения. Об этом Миша никогда не пожалел.

«А всё Юля! Кем бы я был без Юли?!» – всегда в моменты ощущения успеха думал Миша.

* * *

Миша едва справился с желанием немедленно позвонить Володе и сказать, что если он будет цепляться к его работникам с вопросами о Юлином наследстве, особенно пока Юля даже не похоронена, то… «А чего «то»? Что я ему скажу?» – подумал Миша и твёрдо решил Володе пока не звонить. А если Володя сам заведёт этот разговор, Миша поклялся сам себе, резко не реагировать и с Володей не ссориться, по крайней мере пока Юлю не похоронили.

Горечь во рту и тошнота стали почти невыносимыми, надо было пусть через силу, но чего-нибудь съесть. Да и рюмку чего-нибудь выпить было бы небесполезно.

Миша читал меню и пытался решить, что он может съесть. Но в кафе были только разнообразные пирожные, мороженое, и, кроме сладкого, можно было заказать сэндвич. Всего этого Миша в себя затолкать сейчас не мог. Телефон зазвонил в очередной раз. Точнее, он не зазвонил, а завибрировал. Звук Миша отключил давно. Звонил Стёпа. Миша ответил.

– Мишенька, дорогой! Ну хорошо, что ты ответил, – быстро заговорил Стёпа. – А то я тебе звоню, звоню. Тебе ещё моя помощь нужна? Как ты вообще?

– Стёпа, дорогой, прости, пожалуйста! Я тут замотался, на телефоне звук выключил и не слышал звонков. Наверное, помощь никакая не нужна. Это я вчера запаниковал и к тебе обратился. Всё уже решается. Так что спасибо и не беспокойся.

– Да ну что ты, дружище! Какие могут быть извинения! Такая беда! Ты-то как сам?

– Хреново, брат! Очень хреново! Деда я хоронил, бабушек тоже. Приятель один хороший разбился на машине, давненько уже. А такого близкого и родного человека, молодого… терять ещё не приходилось. Да и не было у меня в сознательной жизни более близкого человека. Вот я и растерялся. Так что прости ещё раз.

– Миша, дорогой мой друг! Держись, – очень искренне сказал Стёпа, – я тебе очень сочувствую и очень хочу помочь чем могу. Только ты не стесняйся, пожалуйста.

– Сёпа, не волнуйся…

– А хочешь, я приеду к тебе? Ты где сейчас? – обезоруживающе спросил Стёпа.

– Я на Пятницкой… – Миша подумал пару секунд и справился с желанием сказать: «Приезжай скорее». – Нет, Сёпа, не беспокойся. У меня ещё дела. Позвони попозже.

– Как скажешь, Мишенька. Как скажешь. А то я недалеко, могу подъехать, – Стёпа подождал чуть-чуть, но Миша молчал. – И прости за вопрос, что случилось всё-таки? Я не понял вчера. Это твоя родственница? Ты прости, я просто хочу лучше понять…

– Больше чем родственница, Сёпа! Не важно… Очень хороший человек. А что случилось. Я и сам не пойму. Факт в том, что умерла… Умер очень хороший и самый близкий мне в этом городе человек. Такие пироги.

– Ладно, когда захочешь и сможешь… И если тебе от этого станет легче, тогда и расскажешь. Держись! А я тебе ближе к вечеру позвоню. Или ты звони, не стесняйся. Ты же знаешь, я всё брошу и постараюсь помочь… Пока, дружище!

* * *

Миша долго относился к Стёпе довольно пренебрежительно и свысока. Он казался Мише суетливым и поверхностным весельчаком, весьма ленивым, любящим поныть и побрюзжать. Но всё же Стёпа был беззлобный и компанейский человек. Стёпина компания была Мише приятна. К тому же Стёпа давал много поводов над ним пошутить. Они довольно часто общались. Но после одного разговора Миша если и не изменил своего отношения к Стёпе, то по крайней мере узнал, что Стёпа совсем не так прост, как ему казалось. После того разговора он стал внимательнее Стёпу слушать, ценить его мнение и уважительнее к нему относиться.

Однажды Миша здорово на Стёпу обиделся и даже отчитал его, как мальчишку, а Стёпа и выслушал Мишу, как мальчишка, виновато моргая.

Стёпа тогда позвал Мишу с женой Аней вместе поужинать по какому-то важному для него поводу. Выбрал Стёпа для этого приличный ресторан. Аня обрадовалась. Ей Стёпа нравился, Стёпа любил и умел нравиться. Была пятница, вечер. Миша с Аней пришли чуть раньше, а вскоре явился и Стёпа с совсем юной и совершенно новой девицей лет семнадцати– девятнадцати. Аня, да и Миша уже запутались в Стёпиных барышнях. Вот Ане и показалось, что новая Стёпина подруга совсем даже не новая, а уже ей знакомая. Хотя справедливости ради надо отметить, что Стёпины девушки были одного типа.

– Полина, милая, здравствуй, – доброжелательно сказала Аня.

– Здравствуйте. Но меня зовут Марина, и мы с вами не знакомы, – сказала Стёпина спутница низким недобрым голосом. – Стёпа, а кто у нас Полина?

В общем, вечер был испорчен. Марина уходила, Стёпа её догонял. Та возвращалась, сидела, надутая, в основном молчала, от еды отказывалась и пила только воду, потом говорила язвительные глупости, уходила, Стёпа бежал за ней. Аня чувствовала себя виноватой, а Миша медленно закипал.

В конце концов Миша не выдержал всей этой ситуации, извинился и попросил Стёпу прогуляться с ним в сторонку.

– Сёпа, дорогой, – не сдерживая гнева, сказал Миша Стёпе в коридорчике возле туалета, – в следующий раз, когда будешь нас куда-нибудь приглашать, сообщи заранее, с кем ты будешь в этот раз, чтобы мы могли решить, хотим мы общаться с очередной твоей воспитанницей или нет.

– Прости, Мишенька, – растерялся Стёпа, услышав даже не то, что сказал Миша, а то, как он это сказал, – мне кажется, я взрослый человек и имею полное право… И к тому же мы друзья.

– Вот именно! Мы друзья, а ты, Сёпа, взрослый человек. И, мне кажется, уже должен понять, что оставлять другого взрослого человека, к тому же, как ты сказал, друга без выбора, – это очень неправильно. Если бы не ты, то мы с Аней не имели бы удовольствия общаться с этой твоей Мариной. Мы не хотим с ней не только общаться, но и даже её знать. Мы пришли пообщаться с тобой. С тобой я готов общаться сколько угодно. Но если ты намерен навязывать нам общение всех твоих бесконечных Марин, Полин, Вероник и прочее, то знай, дорогой, это нам радости не доставляет.

– Мишенька, пожалуйста! Я же не знал, что так неудачно получится…

– Что неудачно получится? – перебил его Миша и даже навис над ним. – Что?! Что Аня перепутает Марину с Полиной? Или то, что они все на одно лицо? Или то, что в этот раз ты придёшь со зловредной девкой? Знаешь, Сёпа, мне кажется, что моя жена и я не обязаны развлекать твоих подружек. Мне кажется, что у нас есть право общаться с теми, с кем нам приятно и интересно. А проводить целый вечер в компании девицы, которая двух слов связать не может…

Миша ещё минуту говорил в том же духе, успел сказать: «Как тебе не стыдно знакомить этих девок с моей женой?» и даже: «Где ты их всех находишь?» Стёпа слушал, моргал и даже не пытался возражать. А Миша высказался, вернулся к столу, оставил на столе определённо большую сумму, чем мог быть счёт, и увёл Аню. Стёпа робко пытался их остановить, Ане было неудобно, и она не знала, что сказать, девушка Марина осталась без внимания. Короче, ужин не удался.

Миша думал, что Стёпа обидится, но Стёпа на следующий день, в субботу, позвонил в полдень, искренне и взволнованно попросил его простить и очень попросил с ним встретиться, потому что он очень переживает. Они встретились тогда же вечером. Миша хотел встретиться ненадолго, а просидели они тогда и проговорили часа три, да ещё и выпили пива, довольно много, чего Миша тоже делать совсем не собирался.

Они встретились тогда в маленьком баре. Сначала заказали, Стёпа – чай, а Миша – кофе. Стёпа был взволнован и очень хотел высказаться, но всё извинялся, да путано говорил, что всю ночь почти не спал, понял, как был вчера не прав, и вообще много думал. Потом они заказали немного виски, а потом и пиво.