На Раменском ипподроме я приобщился ко всем основным обязанностям, связанным с организацией испытаний рысаков. В дополнение к этому приходилось немало заниматься хозяйственными заботами, организуя и участвуя самому в доставке фуража с железной дороги, снабжении инвентарем, подковами, обкосом территории (на конной косилке), погрузкой и разгрузкой лошадей вагонами или бортовыми машинами. Иногда я ездил по делам областной Госконюшни для проверки содержания принадлежащих ей жеребцов (как вспомню – так вздрогну).
Самым интересным было участие наших лошадей в больших призах на других ипподромах – Тверском (тогда Калининском) и, особенно, Московском. К этому специально готовились, переживали за своих и радовались успехам. А успехов, как и сейчас, было немало. Успешно бежали в Москве питомцы Ширхалова, Кащеева, Доронина, Баи-рова. В дальнейшем «грозой» для москвичей стал В.Н. Ростовщиков. Но даже на бегах в Раменском было интересно. Старые деревянные трибуны были заполнены любителями, приезжало немало москвичей, программки для которых привозила в Москву по пятницам незаменимая баба Клава. Сохранялась уютная патриархальная атмосфера, позволяющая посетителям расслабиться и даже поспать в прилегающей березовой рощице. У меня остались о тех временах самые теплые воспоминания.
Главным судьей на Раменском ипподроме был тогда П.М. Мясоедов, бывший наездник ликвидированного Ленинградского ипподрома (опять Питер!), с которым мы быстро подружились. Я вздумал было поучаствовать в бегах, и как мне было стыдно, когда Сингаита (Горняк – Симпатия) Смоленской ГЗК (до сих пор помню!), выигрывая в моих руках целый столб, сошла к финишу на иноходь. Но это, к счастью, было вскоре забыто. Через год по рекомендации Павла Михайловича меня приняли третьим помнаездника на ЦМИ в т/о А.И. Хирги с некоторыми перспективами на зоотехническую работу. Работал я не без удовольствия, имел хорошие выступления, а через год получил в Питере диплом, и после небольшой паузы, когда обслуживал тройки на «Русской зиме» на ВДНХ, был снова приглашен на ЦМИ уже зоотехником. Это было в 1968 году.
Зоотехником на ЦМИ я проработал тоже недолго, около полутора лет. Как ни странно, но здесь оказалось несравненно скучнее, чем в Раменском. Функции зоотехника сводились к утреннему обходу закрепленных тренотделений и сбору заявок на участие в призах. Мы отвечали также за трудовую дисциплину тренперсонала (пьют!). Интересно и полезно было участвовать в приемке и бонитировке молодняка, поступающего на ипподром. Основным же занятием, как вспоминается, было ведение документации и составление различных отчетов. Какой только статистики мы не обрабатывали – это невозможно сейчас представить! В те годы в наши обязанности входил еще так называемый контроль за развитием молодняка, для чего надо было регулярно взвешивать лошадей и брать у них промеры. Промеры были нужны и для бонитировки, но зачем вес?!
Действительно интересной и творческой работой для зоотехника на любом ипподроме, как я убедился в дальнейшем, является запись лошадей на призы и составление беговой программы, а также участие в судействе. Что касается составления заездов и программы в целом, то это делается до сих пор по принципу «я тебя слепила из того что было». И если на ЦМИ есть из чего «лепить», то на других ипподромах – не очень. Нежелание или неумение составлять полноценные планы розыгрыша рядовых призов – один из фундаментальных недостатков формирования программ. Но тогда это не так бросалось в глаза благодаря достаточно логичной и соблюдаемой групповой системе.
На Раменском и Московском ипподромах завязались и затем поддерживались добрые отношения с рядом наездников, в т. ч. с М.С. Фингеровым. В дальнейшем, когда я работал главным судьей, это послужило поводом для обвинений в необъективности судейства – уж очень не любили Михаила за его независимый характер и вызывающее поведение. У меня самого бывали с ним стычки. Хорошим и умным стихотворением откликнулась на его смерть Лена Липатникова: «… никто его не знал…». На ЦМИ я впервые проявил свой неудобный характер, выступив на собрании с критикой снабжения тренотделений инвентарем и заказными подковами, за что был временно «сослан» в отдел справочников, которым руководил Олег Фомин – интересный и симпатичный собеседник, кладезь разных знаний.
В целом, для меня работа зоотехником на ипподромах, включая три сезона обслуживания скачек на ЦМИ в 198890 гг. (в чем я никогда не был большим специалистом), была безусловно полезной. Мне удалось окунуться в простые будничные заботы тренперсонала, их проблемы, узнать и некоторые темные стороны ипподромной жизни, что в дальнейшем помогало (а иногда и мешало) работе главным судьей. Завязались товарищеские отношения на много лет со многими специалистами ЦМИ – Светланой Левченко, Валерием Никулиным, Алексеем Кочергиным и др. В эти же годы я познакомился с Юрием Борисовичем Алексеевым – директором ЦМИ в 1970-74 гг., который в дальнейшем не раз поддерживал меня в разных обстоятельствах и с семьей которого мы дружны до сих пор.
К работе зоотехником на ипподроме можно условно отнести мои функции по обслуживанию московской команды, направленной в 1974 году в Одессу по инициативе лаборатории тренинга ВНИИК. В то время я работал в этой лаборатории, поэтому на меня и возложили основные технические обязанности по подготовке оптимальных условий испытаний. Надо было организовать ремонт, измерение и регулярный полив дорожки, вывоз лошадей на купание в Хаджибейском лимане, обеспечение их разнообразными кормами, получение и регистрацию достоверных результатов испытаний. Результаты были, есть о чем вспомнить!
Благодаря этому мероприятию оживились связи Московского и Одесского ипподромов, причем, на всех уровнях – от любителей до администрации. Одесские завсегдатаи трибун стали регулярно приезжать на большие призы в Москву – это стало традицией на много лет, московское руководство приглашало одесских наездников с их лошадьми для участия в международных призах. Надо сказать, что в те годы еще более активные контакты поддерживались с киевлянами, которые регулярно и успешно участвовали в больших призах в Москве. Лев Карпинский, Юрий Привалов, Павел Бабутин и Степан Дорошенко из Киева, Иван Рыжих и Валерий Сав-чиц из Одессы были всегда желанными гостями. Теперь об этом можно только мечтать.
На ЦМИ я кое-чему научился, но особых перспектив не видел.
К тому же, у меня появилась полноценная семья, что накладывало дополнительную ответственность, и я попробовал «сунуться» в науку, поступив в аспирантуру в Тимирязевскую академию и прирабатывая параллельно дворником на стадионе «Наука». Интересную тему для диссертации я не нашел, но вскоре мне крупно повезло. Меня пригласили зоотехником лаборатории тренинга, располагавшейся на ЦМИ, с переходом в заочную аспирантуру при ВНИИК.
Этот период с 1971 по 1976 год оказался для меня самым интересным и плодотворным в моей профессиональной биографии. В эти годы мне предоставилась уникальная возможность совместить привычное наблюдение за тренингом и испытаниями рысаков с организацией предипподромной подготовки. Что очень важно – это делалось на основе изучения физиологических основ повышения тренированности.
В лаборатории, руководимой Георгием Георгиевичем Карлсеном, царила товарищеская атмосфера, особую поддержку оказывал мне бывший работник Главка Борис Николаевич Попов. Одновременно сложились дружеские отношения со многими работниками других отделов ВНИИК, в частности – с Андреем Борисовичем Фоминым, курирующим русскую рысистую породу. У меня был относительно свободный график. Если я не был непосредственно занят в экспериментах, то мог не только наблюдать за тренингом лошадей опытных тренотделений, но и сам в этом участвовать.
О проекте
О подписке