– … Вот, Андрюха, это, скажем так, предисловие. А дальше – я с ней встретился на следующий день в коридоре. Меня вызвал на осмотр заведующий отделением. У нас обычно сначала смотрит лечащий врач, а потом уже заведующий – хирург, кстати. Бывает, что смотрят сразу вместе. А тогда лечащий как раз в отпуске был. В общем, пришла медсестра и сказала идти в кабинет. Ну, иду. Где кабинет – помню. Недалеко от Северной, кстати. Иду, ржу в душе, вспоминаю рассказ Енота про Чёрную Медузу. Двигаюсь по направлению к Северной.

И тут из палаты старших девчонок выходит она… Я ещё не был уверен, что это она, но каким-то шестым или седьмым чувством это ощутил. Её пронизывающий взгляд невозможно сравнить ни с чем. Ты вот сходу втрескался в неё – поздравляю, тебе повезло! А меня она при первой встрече пронзила таким взглядом, будто пыталась определить, сможет ли при необходимости стереть мою память или ей это не под силу.

… Слушая Сергея, я в этот момент вспомнил, что лишь одного не рассказал другу из произошедшего накануне: как она смотрела на меня в палате и в её глазах читался вопрос: «Ты догадался, да? Ты же догадался обо всём?!» То есть получалось, что у меня она и не пыталась «стереть» или «выключить» память, изначально зная, что это невозможно (или же просто не захотела, польстил я себе). А вот «пронзительный» взгляд на «новенького» в Двойке – Серёгу, похоже, означал, что она могла увидеть в нём какую-то опасность. Я даже предположил какую: напорист Серёга, чуть что – дров может о-го-го каких наломать. Но при этом почему-то её чары против него не сработали…

Тем временем Серёга продолжал:

– Знаешь, вот никогда не думал, что когда-нибудь так струхну, что спрятаться от девчонки захочется… Знаю, у других пацанов такое бывает. Но – не у меня! А тут я прямо рванул в кабинет зава! Типа, прячься хоть в берлоге у медведя, только прячься!.. Ну вот, здороваюсь с ним. Он, похоже, заметил, что я шарахнутый какой-то. А он меня помнил!

«Ты что, – говорит, – такой? Как новобранец перед военкомом… Ты ж не из пугливых, Лучин».

Тут я соврал, что вроде как слегка трушу – наверно ж, операцию пропишут. А так это всё надоело…

Но ты знаешь, Андрюха, пока я аппараты скидывал, пока зав меня на кушетке осматривал, у меня возникло дикое желание снова её увидеть – и уж тогда посмотреть ей прямо в глаза. Как смерти, ё-моё! Со всем партизанским бесстрашием!

Сразу тогда возникла мысль: поделиться ощущениями с Енотом. Но тут же появился стыд. Стыд за то, что трухнул! Ведь ещё вчера вечером не верил Еноту, считал его рассказ бредом, вымыслом ради любви, и вдруг…

Тут я, знаешь, про себя передразнил Енота: «Э, нет, – ничего я тебе не буду говорить! Какой страх? Просто показалось что-то. Ты уж достал всех своей Чёрной Медузой! Обычная девчонка… Но на фоне Медузы всякая фигня теперь мерещится». И уже про себя думаю: «Ты ж психолог, Серёга! Чего тут непонятного? Всё понятно!»

«Видел я её», – говорю потом Еноту, когда он вернулся с процедур, а у меня самого в тот день процедур ещё не было.

Говорю так, таким тоном – мол, ничего особенного… и покрасивее бывают.

А он мне с сомнением:

«А это точно была она? Откуда ты знаешь?»

«Да она, она. Я догадался, – и стал описывать девчонку. – Нормальная девчонка, кстати!»

Ну, про «нормальную» я ехидно так сказал…

«Ну, похоже на то, что она, – согласился Енот. – А вот насчёт „нормальная“ – ну-ну… посмотрим… То есть странного ты в ней не заметил ничего?»

– Абсолютно! – заверяю его, ну вот прямо честно-честно.

– Стали мы, в общем, наблюдать за этой Анькой вместе с Енотом… Я делал это, что называется, для прикола. Ну, как будто в игру с ним играли – в разведчиков, и типа я полностью верил во всё то, что он мне рассказывал – всё по правилам игры.

– Слушай, чё ты заладил: «Енот, Енот!» Ну, имя у парня есть? – перебил я Сергея.

– Енот – он и есть Енот, – отмахнулся Серёга. – А вообще – Димка он, я ж тебе уже сказал. Но он за «Енота» не обижается. И вообще – не перебивай. Так вот. О чём я говорил? Сбил ты меня с мысли, ёлы-палы, своими умными наставлениями.

– Ладно, пардон, валяй дальше, – извинился я. – Ну, начали вы теперь уже вдвоём за ней наблюдать. Разведчики краснокожие. И что?

– А ничего! Представляешь? Первые дней десять – никаких зацепок! Я уже в центральную столовую стал ходить вместе с ними – и ничего странного не вижу! Стал уже издеваться над Енотом, то есть над Димкой, мол, ну, что: я чего-то «не вижу», да? Мою память тоже «стирает»?

– Да нет, – говорит он, – я тоже ничего странного не вижу сейчас. Она словно затаилась.

Хотелось мне всё же на смех Енота поднять: мол, сочинил ты это всё, как с Медузой. Нравится девочка – так и скажи: «Извини, друг, но не трогай её. Моя она!» Но меня затянула эта игра в слежку, было даже как-то интересно, и я решил продолжить. К тому же не выходила из головы та первая встреча, тот необычный пронизывающий взгляд.

Познакомиться с ней поближе не удавалось. Повода как-то не было, не срасталось… Училась она в классе на год младше нас с тобой. Их класс располагался в их же палате. Но через какое-то время именно наш класс устроили в палате старших девчонок, а не в кинозале. И как-то во время уроков я стал ощущать её присутствие… Вот реально. Честное слово!

… Я не сдержался и начал хохотать.

– Зря хохочешь, – не обиделся, однако, Серёга. – Ты ведь сам уже видел, что «что-то не то».

– Ладно, прости, не сдержался, – отвечаю Серёге. – Просто детектив какой-то вырисовывается.

И чуть не добавил: «А ты часом, пока был в её палате, кровать её не обследовал на предмет каких-либо странностей?» Но Серёга опередил меня… телепатически, да и только:

– Знаешь, я однажды на перемене подошёл к её кровати, которую вывезли в коридор на время уроков. Я специально пронаблюдал, когда раньше вывозили, какая кровать её… Стал её осматривать, всю обнюхал, но ничего странного не нашёл.

Я опешил – вдруг не до смеху стало:

– Серёг, ты что? Прямо в белье её, в подушке там рылся?

Серёга вздохнул:

– Знаешь, раздухарились мы с Енотом. Я же раньше в шутку предложил, а он всерьёз поддержал – ну, и понеслось… Мы так с ним сговорились, так минуту улучили, что он на атасе стоял, а я рылся… Ну, да. Извини, друг. Я про себя у неё прощения уже попросил.

– Ладно, – кивнул я, и снова меня стал смех разбирать, как представил эту сцену. – И что таможня? Дала добро?

– Ну, а куда деваться, – пожал плечами Серёга. – Ничего там такого не было. Канистры с машинным маслом не нашёл. Запчастей – тоже. Но знаешь, что тебе скажу… уж извини за интимные подробности… Это, как сейчас помню, была пятница. У девчонок смена белья по понедельникам. Улавливаешь? А вот у Аньки всё, как будто только что стираное. Прямо свежее некуда. Вот запах абсолютно свежего белья, как будто его ещё сегодня на солнце сушили, на ветерке! Сечёшь?… Тоже как-то не по-человечески… Ну, ты понял… И ещё мне почудилось, что та постель пахнет лесной хвойной смолой – самый любимый мой запах. После этого ко мне… ну и к кровати на секундочку так подошёл Енот.

«Ничего подозрительного не нашёл, – говорю я ему, – только постель свежее некуда! Ей бельё что, каждый день меняют? Ещё и запахом сосновой смолы пахнет».

«Э, нет… – говорит мне Енот, обнюхивая постель, – это точный запах нашей реки. Вот прямо Днепром пахнет! Уж тут меня никто не проведёт – я этот запах ни с чем не спутаю!»

Ну, не стал я с Димкой спорить, не принципиальным спор мне показался, да и в класс уже пора было идти. Хотя запах лесной хвойной смолы вновь почуял. А потом, когда мы были в столовой, Анька снова на меня так зыркнула, что я чуть не подавился. Как будто просекла, что я лазил куда не надо… Вот тогда я у неё и попросил мысленно прощения. И, знаешь, она как будто улыбнулась мне. Но тоже так, мол: «Ну, смотри – прощаю, но только на первый раз!»

Мне почему-то очень захотелось увести разговор хоть немного в сторону.

– Слушай, Серёг, если уж на то пошло, я её видел вчера на пляже раздетую… когда она уже у нас в отделении оказалась. Ну, раздетую… в смысле в купальнике. Очень близко я, правда, не подходил, но на ногах даже швов не видно… А ты мне про какие-то пластины…

– Андрюх, ну ты меня удивляешь, чесслово! – изумился Серёга. – Ну, неужели ты со своей фантастикой не понимаешь, насколько просто роботу… – и тут Сергей запнулся, словно и сам не вполне верил в то, что хотел сказать… – Ну, короче, сделали робота в виде человека, вот и всё. Но ничего человеческого там нет, кроме кожи, то есть оболочки.

«Ничего человеческого там нет», – эта фраза, как и то первое слово Серёги про робота, больно ударила меня по мозгам… и по сердцу… но я решил не показывать виду:

– Ну, хорошо; допустим, ты прав. Но должна же быть у нашего робота какая-то «крышка»… то есть крышка футляра в ноге для всовывания тех самых пластин, о которых ты говоришь?! Пусть и прикрыта эта «крышка» человеческой кожей…

Несколько мгновений Серёга держал паузу… а потом прямо взорвался весь:

– Андрюх, ну, что ты в самом деле! «Крышку» ему подавай! Ты рассуждаешь… как это называется… а, вот, вспомнил – рационально! А тут же…

– А что «тут же»? – перебил я его, не в силах сдержать обиды за «оболочку». – Законы физики никто не отменял! И уж тем более при создании советского робота!

– Андрей, а как же «седьмая кровать»? – спокойно и с ехидной такой улыбкой спросил Сергей.

И тут «съел» уже я.

– То-то же, – похлопал меня по плечу друг. – Физику он вспомнил! Просто ты боишься поверить в то, что сам же в упор видишь…

И тут я заметил, что он мрачнеет… и смотрит вовсе не на меня.

– Ну, всё. Павлинка сюда идёт, – прошептал Серёга как-то обречённо. – Что ей надо? Сейчас всю малину нам испортит.

Я уже замечал эту девчонку из Второго. Не заметить её было нельзя. Высокая. Даже немного выше моего друга. Стройная. Красивая. Даже в общем-то красивее Ани Крыловой… Вообще, вспоминаю, много красивых девчонок было в Санатории. Больше, чем в нашей с Серёгой школе в Калининграде… это если в процентном соотношении, да простят мне наши школьные девочки!..

У девчонки, вернее уже серьёзной юной девушки, которую Серёга почему-то назвал так пренебрежительно, была особая, строгая… величественная красота. Я даже могу сказать, на кого она была похожа! Она напомнила мне… богиню Афину Палладу, её изображения в учебнике по древней истории и в других книгах. Только чертами потоньше… У неё были очень густые как смоль волосы, игравшие на солнце воронёным отливом. Но – короткие… По модной тогда причёске гаврош… Наверно, она бы носила длиннее, но стричь вынуждал… мощный шейный корсет, поддерживавший её голову как бы на двух стальных колоннах. Тоже, по сути, экзоскелет. Потом я узнал, что её оперировали во Втором… тяжёлая травма шейного отдела позвоночника… Экзоскелет придавал ей ещё больше величественности и строгой, царственной осанки.

Вот так она подошла к нам, как царица и богиня, и сказала глубоким голосом… вроде как не повелевая, но…

– Я на победителя! – И добавила, чтобы это не выглядело уж совсем безоговорочным приказом: – Ладно?

Я невольно повернул голову к Серёге… Ох, артистом бы ему быть! Надо было видеть, с каким театральным размахом его недовольный и даже гневный вид, достойный Отелло, растворялся в кислоте саркастической ухмылки, достойной злодея Яго.

– Ну, я опять продул, Андрюха! – небрежно ткнул он тростью в шашку. – Невооружённым глазом видно. Нехорошо заставлять девушку ждать. Покажи ей класс.

Начал я игру с полной уверенностью в себе, но уже через несколько минут почувствовал… Не стану описывать своё состояние. Оно и так понятно… Я продул Павлинке! Даже не поняв, как это случилось. У Серёги был вид, будто его любимая футбольная команда проиграла финал чемпионата страны… Я развёл руками: ужасно стыдно… но извини, друг.

Я понимал, что виноват: приношу друга в жертву Афине Палладе! Хотя мне было неясно, почему Серёга, как ёж, топорщит иглы на такую красавицу… Серёга! Уникальный ценитель женской красоты!

Единственное, что я мог сделать для друга, – это расставить шашки. Павлинка не дала мне это сделать за себя – она очень изящно присела, не нагибаясь, и легко расставила свою шашечную позицию, передвигаясь на корточках…

Серёга посмотрел грустно на своих «чёрных», потом мужественно – на девушку.

– Алин, ты же знаешь, что я не Капабланка, – вздохнул он.

– А ты соберись, Серёжа, – так начальственно ответила Алина, что я счёл за лучшее отойти в сторонку и сделать вид, что не подсматриваю.

– … Кончай поддаваться! – услышал я через пару минут сердитый, но в то же время слегка надтреснутый голос Серёги.

… И понял, что его дела в этом заезде совсем плохи… а наши общие – ещё более туманны и запутанны.

Алина покинула нас так же, как и появилась. Внезапно и величественно… как и полагается богиням. Правда, странным образом проиграв Серёге и после этого не менее странно улыбаясь… Смысл этого явления открылся мне позже.

Серёга, хоть и выиграл, но приходил в себя будто после позорного поражения или прямо-таки натурального нокдауна… Даже на скамеечку запросился. Всё головой качал.

Я спросил его, откуда пошло это прозвище, совсем не идущее богине Афине. Ничего себе «павлинка»!

– Она же как лебедь… – вправляю другу мозги. – Чёрный… Красивый и редкий.

Серёга посмотрел на меня искоса, приподнял бровь:

– А я тебя недооценивал, кореш… Короче, был у неё тут один ухажёр. Додик в этом деле. Так он павлинье перо чуть не из хвоста как-то выдернул из этого индюка и ей принёс… А Алинка взяла и в шутку себе это перо сзади под корсет вставила… как антенну. Ну, на минуту так. А девчонки увидели – на смех её подняли. Завидуют они ей! Понятно почему. Вот и пошло – Алинка-Павлинка. Не отмажется.

– Но ты-то за что её так… Ты ж не они, – укорил я друга.

– Да понимаешь… – поёжился он… и рукой махнул. – Да понимаешь ты всё, ё-моё! Похоже, она на меня глаз положила… И чуть ли не следит. Хотя с головой девчонка.

– С красивой головой, – издевательски уточнил я.

– А ты зол, кореш! – проговорил Серёга. – Недооценивал я тебя. Кстати, знаю я её ещё с позапрошлого года. Она вообще не ходила! Слышал, что её относили к спинальницам и практически безнадёжным. Но другие говорили, что там есть шанс! Очень маленький, но есть. Какая-то важная часть ткани осталась неповреждённой – и это очень важно. Так она и выкарабкалась. Хоть и корсет носит. Как это произошло – загадка даже для врачей. Говорят, дома очень много занималась!.. А когда она с почти безнадёжными спинальницами лежала, мы им иногда цветы с клумб таскали по вечерам… Прикинь, взрослые сквозь пальцы на наши грабежи смотрели… Но как вспомню, так вздрогну – там же многим всю жизнь без движения лежать… Да я перед ними спортсмен-олимпиец просто! Андрюх, у них такие глаза были, когда мы с ними сидели… Вроде у всех разного цвета, а как будто во всех – бездонное синее небо…

Серёга замолк, у него в ту минуту как будто скулы свело.

– Ладно, извини, – ткнул я его кулаком в бок. – Просто немного обидно за неё стало… Она ж не робот… Что там дальше-то было?

– «Не робот», – усмехнулся Серёга. – Как и я… может быть… железа у нас с ней хватит и на трёх роботов…

Он посмотрел на часы:

– Скоро погонят нас отсюда…

И продолжил:

– Короче, подружиться с ней мне не удалось… С Анькой, как ты понял. Попытки были, но безрезультатно. Не подпускает она меня к себе! Такого у меня ни с кем никогда не было. Если я чего-то хочу – я этого добиваюсь! А тут – полный облом. Ну, ладно, память у меня не выключила – и на том спасибо!

В общем, переводят Аньку в хирургию. А Енот мне и говорит:

«Э, нет… что-то тут снова не так. Она ж всего две недели как оттуда. Из хирургии. Как раз перед твоим поступлением вышла. Почему опять-то?… И знаешь что заметь: через три дня после возвращения из хирургии она уже ходила в общем строю в центральную столовую! И это при операции на ноге!»

Но даже не это самое интересное. Переводят её в хирургию, уже при мне, это была суббота… И вот у нас традиция такая… правда, в основном у девчонок: «провожать на операцию» – выглядывать и смотреть, как подружку завозят в лифт, чтобы поднять на третий этаж в операционную. Выглядывают, правда, с опаской – ведь иногда за это ругают… но не всегда… Часто всё же позволяют посмотреть. Да и занимает всё это минуты две, не больше – девчонку вывозят на каталке из хирургии на втором этаже на лестничную площадку к лифту хирургического отделения, а в это время из двери выглядывают девчонки и смотрят, пока подружку в лифт не завезут. Часто сначала даже «разведку» посылают – одна девчонка выглядывает, чтобы посмотреть, не везут ли ещё. А уж потом все вместе смотрят.

В общем, смотрю на это столпотворение, а Енот сбоку опять:

«Э, нет. Очередной военный эксперимент сейчас будут проводить…»

У меня, Андрюх, от этих слов аж мурашки по спине побежали.

После этого её где-то через неделю выписали из хирургии и – бах, не просто выписали, а дня через два она уже в центральную столовую ходит – всё, как, по словам Енота, в первый раз было.

И тут уже я сам, без Енота, в смысле без Димки, вдруг увидел однажды такую картину: Анька выходит из сестринской, наверняка после перевязки, осматривается вокруг и как шмыгнёт к дверям Северной палаты! А я как раз из кабинета ЛФК к себе в палату шёл. Она скрылась в Северной. Я кидаюсь, значит, к дверям той палаты. Пытаюсь подсмотреть…

Тут мимо воспиталка мелких проходила и меня застукала, я бдительность потерял.

«Чего, – говорит, – туда смотришь? Вам там делать нечего, в той палате!»

Я ей:

«Так там… Туда зашла…»

Воспиталка мне:

«Кто там ещё? Кто туда зашёл?»

И, прикинь, открывает дверь Северной, я вижу там Аньку, а воспиталка, глядя на неё в упор, говорит мне:

«Никого здесь нет! Тебе показалось!»

В этот момент Анька как раз держала в руках ту пластину. Так она спокойно – будто не видела никого – сунула её себе в колено, как мне Енот и рассказывал… Я аж вздрогнул – жуткое зрелище! Хотя без капли крови! А потом поднялась с сетки кроватной и пошла нам навстречу… И, прикинь, вижу, как воспиталка отходит в сторонку, словно пропускает её, не глядя… Телепатическая команда! Анька, значит, гордо между нами идёт… сама – молчок, нас будто не видит… и к себе в палату – шмыг, значит! Андрюха, я бы подумал, что воспиталка с ней заодно, но глаза воспиталки… Точно не видела она никакой Аньки. Зуб даю! Это был день и момент, когда я окончательно поверил Димычу!

– Ну, смотри, – вдруг осенило меня, – предположим, это и вправду какой-то секретный эксперимент. Предположим, даже военный. Предположим и то, что никто об этом эксперименте ничего не должен знать и даже подозревать. Поэтому Анька-робот, как ты её называешь, стирает у всех память в части того, что с ней происходит. Но по какой-то причине стереть твою память ей не удаётся. Но и рассказать тебе всю правду она почему-то не может. Вот она и предупреждает тебя, мол, «не лезь и не мешай». При этом она явно демонстрирует тебе вытянутые пластины, мол, «да, это всё правда; ты не сумасшедший, тебе не показалось; но не нужно никаких расследований!» Короче, это должно остаться тайной, иначе, допустим, эксперимент провалится.

– Андрюха, ты гений! – Сергей обнял меня за плечи и так навалился на меня сбоку, что мы оба чуть со скамейки не сковырнулись.

Признаться честно, я сам не вполне верил в то, что наговорил, но мне было приятно, что друг оценил мою логику.

– И это всё? – спросил я.

– Да какое там «всё»! Короче, менее чем через две недели после того, как Крылову выписали из хирургии и она непонятным образом сразу же стала ходить в центральную столовую, бах – её снова переводят в хирургию! Но за несколько дней до этого, в самом начале мая, выписали Димку-Енота. Если в прошлый раз мы с Димой прожили в Двойке вместе более полугода, то в этот раз были вместе меньше заезда. Всего месяц, можно сказать. Я приехал в начале апреля, а он 6 мая уже уехал.

«Чего так рано? – удивился я. – Выписка ж вроде в середине месяца».