Я тоже приехал в январе подлечить свои лёгкие и профессор научно-исследовательского в прошлом всесоюзного значения медицинского института имени Сеченова Ярош, занимающийся вопросами лечения с помощью климата, рекомендует мне приходить в институт для принятия процедур не коротким путём черезПоликуровский холм мимо мемориального кладбища, а пешочком сначала вдоль моря, минуя старую часть города, называвшуюся когда-то Воронцовской слободкой, с сохранившимися до сих пор слободскими улицами, и через Массандровский парк, воздух которого, как установлено учёными, является и сегодня уникальным по своим лечебным характеристикам. То есть дышать им ежедневно полезнее для организма, чем пить лекарства.

Мне, конечно, был известен этот изумительный по красоте парк, охраняемый в настоящее время как памятник садово-парковой архитектуры начала прошлого столетия. Но я ничего не знал о его специфических свойствах. И теперь я с гораздо большим удовольствием стал посещать его, восхищаясь ветвями-бивнями гигантских секвой или мамонтовых деревьев, нежной зеленью голубой ели, могучим ливанским и спорящим с ним по красоте атласским кедрами, пышными древовидными можжевельниками, поражаясь кустам кизильника, пылающего пучками красных ягод, и вечнозелёной калины, усыпанной брошками белых цветов.

Да разве можно спокойно пройти мимо зарослей дикого бамбука, так напоминающего африканские джунгли, или привычного для Крыма кизила, распустившего свои бледно-розовые лепестки в январе месяце? Или вдруг я набрёл на целую плантацию подснежников, среди праздничной белизны которых неожиданно оказывались яркие, как огонь, ягоды иглицы. Благоухал ароматами лекарственный розмарин, привлекающий к себе внимание разбуженных медовыми запахами пчёл.

Скворцы, синицы, сойки, дикие голуби да перелетающие с дерева на дерево алеутские белки сопровождали меня повсюду, то обгоняя, то отставая и постоянно ловко прячась от объектива моей камеры.

Однако каждый день приходя в этот удивительный мир веками почти не меняющейся жизни, мне приходилось возвращаться в город, наполненный в этот мой приезд всяческими неожиданностями. Порой мне казалось, что совершенно не знаю этого города – он то ли внезапно вернулся в далёкие сороковые годы моего детства, то ли совершил другую метаморфозу, исказив любимый мною образ.

Проснувшись утром в квартире моего брата, в отличие от меня никогда не уезжавшего надолго из Ялты, я неожиданно услышал знакомый до боли с детских лет крик сильного женского голоса: "Мо-о-ло-ко-о!". Вскочив с кровати, подумал, что приснилось прошлое. Но голос опять запел: "Мо-о-ло-ко-о!".

Выглянул в окно, в которое с высоты пятого этажа как всегда вливалась сначала синева моря, а потом уж в глаза бросалась зелень кипарисов, под которыми я и увидел миловидную девушку, начинавшую торговать, но не с ручной тележки с бидоном, как лет сорок пять тому, а вытащив бутылки с молоком, банки со сметаной и кули с творогом из стоявшей рядом легковой машины иностранной марки.

Нет, квартира моего брата не на окраине города. От неё ровно пять минут ходьбы до набережной. И магазины с молочными продуктами расположены со всех сторон. Тем не менее, в магазине, может быть, ещё нет того, что вам надо, или оно уже кончилось, а тут подвезли прямо к дому – никуда ходить не надо. Правда, у продавца с машины нет ни медицинского сертификата, ни гарантии качества, так это уже ваша забота – верить или проверить.

Это в прошлые уже времена государство решило взять на себя ответственность за здоровье каждого, и запретило несанкционированную торговлю. А сейчас демократия в том заключается, что каждый сам за себя в ответе. Потому ты сегодня один на один с торговцами, которых тысячи и тысячи, как в знакомой детской игре "Веришь – не веришь", когда тебя могут обмануть или нет, а твоя задача угадать. К сожалению, не каждому удаётся быть хорошим отгадчиком, и узнают об этом чаще после отравлений или других неприятностей.

Каждый день я спускаюсь с Ленинградской улицы и прохожу мимо знаменитого прежде кинотеатра Сатурн. Помню, каким событием было его строительство, и как поразил он обывателей маленького городка своим широкоформатным экраном. Какие чудные кинофестивали проводились, и как трудно бывало достать билеты не только на зарубежные, но и на наши советские фильмы. Сейчас уже почти нет любителей кино, и потому в Сатурне разместился ночной клуб, а в подземных переходах и на досках объявлений можно увидеть приглашение девочкам с такого-то времени и по такое-то приходить бесплатно, а в более позднее с некоторой оплатой. Девочки знают, зачем их приглашают.

За спиной кинотеатра, подальше от глаз, мусорные ящики. На них никто бы не обращал внимание, если бы не жалкие фигуры нищих, копошащихся в поисках съестного и того, что выброшено, но может ещё иметь ценность для продажи. Нищий стало профессией. У опытных собирателей имеются специальные длинные железные крючки, которыми легко ворошить мусор и поддевать понравившееся на первый взгляд. Охотники за отбросами зорко следят издали за невысокими домами без мусоропроводов в ожидании появления очередного жильца с пакетом мусора и тут же направляются к месту сброса, если рядом нет опасного, более сильного конкурента. Здесь своя, особая жизнь со своими специфическими правилами.

В прежние времена люди, которым хотелось подзаработать, не шастали по помойкам, а пытались частным порядком делать пёстрые галстуки или добывать со дна моря раковины, чтобы продавать их многочисленным туристам. Эта деятельность тогда не только не поощрялась, но и запрещалась. Теперь же всё разрешено, однако радость это доставляет далеко не всем.

Каждое выгодное торговое место, прежде чем будет кем-то занято, должно быть хорошо оплачено либо государственным службам, что, разумеется, понятно, либо тем, кто причисляет себя к бессмертной мафии или, проще, к рэкету, что уж совсем непонятно по прежним советским меркам. За все удовольствия надо платить, но не всем эти удовольствия по карману, вот и плетутся немощные, бывшие защитники отечества, ставшие пропойцами или просто моральными инвалидами, к свалкам да контейнерам с мусором.

На набережной меня окликает старый товарищ Юра Лапшин. Мы когда-то учились в одной школе, а потом и факультет иностранных языков одного института закончили. Встречи наши впоследствии бывали случайными и очень похожими одна на другую. Почему-то всегда они происходили на набережной. Одетый с иголочки, явно благополучный и счастливый, Юра широко улыбался мне навстречу, мы жали радостно друг другу руки и начинали делиться впечатлениями.

Слушая восторженные рассказы моего друга об очередных путешествиях в Америку, Австралию и на другие континенты, я начинал немного завидовать тому, как он легко перечисляет города и страны, которые повидал или собирается посетить в ближайшее время с туристическими группами в качестве переводчика. У него не было никаких амбиций в плане роста по служебной лестнице. Его устраивала возможность видеть мир во всём его многообразии.

В ответ на громкий смех друга после упоминаний тех или иных смешных эпизодов я тоже рассказывал о себе, и теперь он начинал слегка завидовать, так как в отличие от него, мне приходилась бывать в других странах по несколько лет и потому узнавать их больше, чем он в туристическом плане, напоминающим цветной калейдоскоп.

Услышать голос Юры в этот раз было особенно приятно – мы давно не виделись. Но теперь передо мной стоял несколько пополневший, посолидневший мужчина без прежнего лоска и сияющего счастьем лица. И разговор получался каким-то минорным:

– Привет, Юра! Рад тебя видеть. Ну, как дела?

– Да ничего, помаленьку.

– Всё носишься по миру?

– О чём ты говоришь? Когда это было? Кто теперь ездит? Сидим на месте. Уж лет десять, как не езжу.

И друг мой без особой радости сообщил, что заведует отделом "Интуриста", но туристов из-за рубежа с каждым годом становится всё меньше, что, естественно, никого не радует.

"Интурист". Название этой фирмы в Ялте у всех вызывало уважение перед её могуществом. Эта фирма могла всё. Лучшие гостиницы у "Интуриста". Самые красивые автобусы у "Интуриста". Больше всего денег у "Интуриста". Это был монстр, с деятельностью которого связывалось настоящее и будущее города. Только благодаря ему планировалось построить десятки высотных гостиниц по всему южному берегу Крыма. Работать в этой фирме заведующим отделом было пределом мечтаний для многих выпускников факультетов иностранных языков вузов.

Мой друг сегодня явно был не в восторге. Жизнь повернула медаль другой стороной. О строительстве новых высотных гостиниц сейчас смешно говорить. Заполнить бы клиентами те, что есть. А как, если Ялту давно вычеркнули из списков международных оздоровительных курортов, если общий развал последних лет развалил и такую громадину, как "Интурист", сотрудники которого в свободное от работы время, а его становится с каждым годом всё больше, приторговывают на улицах семечками, бусами из янтаря и другими безделушками, пестрящими разноцветьем на набережной?

Год десятилетней давности, возможно, не являлся самым показательным для Ялты, поскольку уже тогда начал раскручиваться перестроечный процесс, повлёкший за собой мнимые демократичные выборы и реальные раздоры в "Интуристе", влиявшие на уменьшение числа принимаемых туристов, но в тот год всё же более шестидесяти процентов всего объёма туродней приходилось на иностранных туристов, дававших городу и всей стране живую валюту. Сегодня этот процент упал до четырёх с половиной, то есть почти в пятнадцать раз. Такое резкое снижение притока иностранного капитала от одного только туризма. А что же мы потеряли от остального?

Набережная имени Ленина. Главная прогулочная улица некогда всесоюзного курорта напомнила мне даже в зимнее время восточный базар. Сувенирная мелочь разложена по зелёной суконной скатерти, прикрывающей собой невзрачный деревянный столик. Небольшие акварели сомнительного достоинства развешены кое-как на фанерном щите, прислоненном к стволу великолепной крымской сосны, изумлённо раскинувшей иглистые свои ветви над головами новых прожигателей жизни. Картины больших размеров поставлены для обозрения потенциальных покупателей на скамейки, предназначавшиеся прежде для отдыха у моря.

Под сенью разлапистого кедра стоит пожилой мужчина в потёртом временем пиджаке – предсказатель судьбы по гороскопам, а рядом, поджав под себя ноги, примостив на асфальт небольшую узкую дощечку, чтобы коленям было не так холодно, сидит в ожидании подаяний, кутаясь в старенькое серое пальтишко, сгорбленная судьбой женщина. Чуть поодаль напротив стоит в неизменной позе с протянутой рукой другая попрошайка. Трудно сказать, у кого из них быстрее устают ноги, так как появляются они здесь ежедневно и часами почти не сходят со своих мест, лишь изредка развлекая друг друга разговорами, когда нет подающих. Но вообще в центре набережной нет-нет, да и найдётся сердобольный человек, достающий из кармана мелочь.

Иногда к этим женщинам подбегают мальчишки и решают какие-то вопросы. У них свой метод добычи денег. Они без тени стеснения обращаются к тому или иному прохожему и произносят одну и ту же фразу:

– Дайте на хлебушек, пожалуйста, ради Христа!

Я вспоминаю, как в прежние годы такие же вот ребята из детского интерната, приезжали из Ливадии по воскресеньям в центральный книжный магазин на набережной, дружно вытаскивали под ленкоранские акации аккуратные алюминиевые столики, раскладывали на них литературу и продавали её. Тогда это называлось пропагандой книги. Пионеры предлагали отдыхающим тратить деньги на духовную пищу. Чаще всего это была краеведческая литература о Ялте и её окрестностях. Интернат получал премии от книготорга, а дети – радость оттого, что оказались полезными и что на заработанную премию интернат будет лучше оборудован.

Детский энтузиазм сдавать макулатуру, выискивать брошенный металлолом, таскать тяжёлые пачки книг, чтобы тем самым помогать людям, ушёл и заменился стремлением получать деньги себе в карман любым путём, от чего полшага до преступлений. Волнует ли это кого-то в правительстве?

С грустью иду по красавице-набережной. Пальмы распахнули свои пожелтевшие веера листьев. Помню, как прежде их всегда укутывали на зиму в холсты, бережно охраняя от редких морозов. Вчера шёл снег и хоть не сохранился ни на деревьях, ни на земле, но вряд ли он нравился теплолюбивым южным деревьям. Впрочем, снег перенесли и распустившийся нежно розовыми цветами декоративный миндаль и ярко желтеющий голоцветковый жасмин, украшающие ранним цветением зимнюю Ялту.

Большой книжный магазин давно убрали с набережной, заменив его дополнительными закусочными и питейными заведениями. Дом книги построили в районе бывшего центрального рынка. Планировалось сделать этот участок города культурным центром. Здесь же открыли институт менеджмента, в здании которого есть помещения для курсов современного танца, обучения музыке и прочих платных мероприятий. Бесплатно, как принято сейчас говорить, можно найти лишь сыр в мышеловке. Только взрослые люди теперь могут вспоминать, где раньше располагался Дворец пионеров с десятками бесплатных кружков для детей, где находились профсоюзные клубы торговых работников, строителей, рыбаков, учителей, в которые приходили провести свободное время и проявить свои творческие способности рабочие и служащие разных профессий.

Дом книги перестал быть настоящим культурным центром, в котором проводились встречи с писателями, поэтами и музыкантами. У входа в книжную обитель расположились прямо на земле десятки торговцев старой домашней утварью, ржавым инструментом, болтами, гайками. Мест на рынке не хватает, да и дорого. Вместо предполагавшегося культурного центра образовалось торговое захолустье.

На набережной книги продаются лишь на выносных прилавках, как когда-то делали дети, но теперь это в прямом смысле бульварная литература, то есть продаётся на бульварах для лёгкого чтения без мысли и души. Редко встретишь здесь умную книгу. Всё больше чтиво с вредными советами да дразнилками на нашу жизнь. Это не может не удивлять. Гораздо понятнее видеть на набережной обезьяну, одетую в зарубежную пуховку, которая сидит в приличном кресле и дразнит публику. Это её профессия. На то она и обезьяна, чтобы кривляться да вредничать. За то и деньги получает от прохожих её хозяин.

Одинокий старый аккордеонист, присевший на раскладном стульчике, пользуется меньшим успехом и привлекает к себе внимание разве что голубей, прохаживающихся у самых ног, да кричащих над головой чаек, которых как прежде кормят налету любители тесного общения с птицами.

Как и в давние времена на набережной играют в шахматы, а рыбаки пытаются поймать рыбу, с завистью поглядывая на плавающих поблизости уточек нырков, коим значительно легче удаётся выловить добычу из морской глубины. Это можно было видеть в Ялте во все времена.

Но вот прохожу по улице Франклина Рузвельта. Моё внимание привлекает красочное объявление на двери магазина-салона "Селена". Многие годы мне доводилось захаживать сюда в бывший магазин научно-технической книги, затем иностранной и педагогической литературы. Теперь это салон. Никогда раньше мы не видели ничего подобного на дверях магазинов. В объявлении говорится о том, что пятнадцать его работников проводят политическую акцию и бастуют два дня, так как им не дают работать в связи с тем, что один из их сотрудников является депутатом Ялтинского городского совета от блока НЭП.

К моему удовольствию из закрытого магазина, наконец, вышел человек средних лет с серьёзным озабоченным выражением лица. Представившись ему в качестве московского журналиста, я только тогда смог получить от него ответы, из которых узнал, что это и есть тот самый депутат, Ванин Владимир Иванович, которому не дают возможность работать. Он оказался не рядовым сотрудником салона, а его генеральным директором. Суть проблемы придётся осветить подробней, ибо в ней, как в капле воды, отражается до боли знакомая сегодня всем ситуация.

В Ялте сложил свои полномочия и, подав в отставку, подался за границу вслед за разыскиваемым уже прокурором города бывший городской голова Дискин. Городской Совет, не долго горюя и долго не думая, используя свои конституционные права, избирает временно головой города секретаря Совета Александра Калюся. Но президент Украины, пользуясь своим правом, предоставленным ему конституцией, назначает исполняющим обязанности городского головы Владимира Марченко. В то же время из Киева в Ялту в сопровождении беркутов (отряд типа российской Альфы) направляется представительная комиссия во главе с вице-премьером Украины Билоблоцким для всесторонней проверки деятельности всех служб горисполкома.

Александр Калюсь, памятуя, очевидно, московские истории с посиделками в Белом доме в 1991 году Бориса Ельцина, а потом в 1993 году депутатов государственной думы, заперся в кабинете со своими немногочисленными единомышленниками, выступил по радио и разбросал листовки с призывами о поддержке. Но он не знал, что в Москве подобные шоу осуществляются по хорошо продуманному заранее сценарию и потому приносят успех их авторам. Здесь всё происходило спонтанно, так что отряду спецназа ничего не стоило под предлогом поиска будто бы спрятанной в здании бомбы выдворить зарвавшегося государственного служащего какого-то несчастного девятого разряда. И пусть Калюсь выкрикивал лозунги из окна о предлагаемой помощи народу, услышаны они почти никем не были, так как в городе меньше всего помышляли о помощи существующей власти.

В эти дни уже почти два месяца бастовали учителя и медики. Школы и детские сады закрыты. На двери единственной в городе детской поликлиники я увидел страшное, на мой взгляд, объявление: "С 25 бессрочная забастовка". То есть с этого числа неизвестно сколько времени дети не будут лечиться ни в каком состоянии, пока не попадут в больницу, где тоже бастуют, а потому родители должны платить бешеные деньги, если хотят вылечить своё чадо.

Бастовал и торговый люд рынка в связи с появлением нового частного владельца торгового центра, установившего повышенные налоги с каждого торгового места для покрытия расходов нового босса. Теперь нужно больше платить ему, платить рэкету, а на какие же деньги самим жить? Вот и закрыли все вместе точки и вышли с плакатами на площадь.

Да что там рынок? Захожу в обычный продуктовый магазин. Продавцы стоят в сторонке, судачат, не обращая на меня никакого внимания. Я удивлённо спрашиваю, почему они не интересуются, не хочу ли я что-нибудь купить, ведь это их дело. Но одна из продавщиц весьма резонно ответила, что пусть сначала им выплатят долги по зарплате, а тогда они будут интересоваться покупателями. Возразить было нечего.

В подвешенном состоянии давно уже находилась знаменитая с начала века Ялтинская киностудия, на лакомую территорию которой в центре города давно претендуют частные предприниматели. Не снимаются фильмы. Не арендуются помещения и техника другими студиями. Платить зарплату нечем не месяцы, а годы. С болью в сердце узнал, что один из моих друзей, бывший звукооператор, выпустивший не один десяток фильмов, бывший главный инженер киностудии, теперь возит по городу на своей не такой уж новой легковушке какого-то коммерсанта. Его ли это дело – выпускника ВГИКА? Зато другие полупрофессионалы снимают полуэротические фильмы и распространяют их полулегальным способом за большие деньги. Ялтинская киностудия с почти вековой историей теперь на грани закрытия.

Аналогичное можно рассказать о рыбокомбинате, фабриках и других учреждениях города. На той же набережной ко мне навстречу бросилась моя бывшая сотрудница и почти со слезами стала умолять забрать её к себе на любую работу, чтоб только уехать из Ялты, где не только государственные, но даже частные компании могут не заплатить за работу, ссылаясь на банкротство или другие причины.

Так кто же в такой ситуации станет поддерживать местные власти? Но такие люди, оказывается, нашлись. В их числе мой собеседник, генеральный директор салона Владимир Ванин. Он был в числе сторонников Александра Калюся. И, как теперь рассказывал мне у двери магазина, именно этот факт послужил причиной гонений на его салон. А гонения заключались в том, что в его отсутствие в магазин стали рваться люди в форме, заявляя о своих полномочиях на проверку.