Электричка до местечка Аппен-Унтерглинде под Гамбургом, германская земля Шлезвиг-Гольштейн, чей герцог столь неудачно поцарствовал в России36, в расписании не значилась. «На перекладных!» – радостно подумал Исхаков, и решительно направился к кассам, на ходу конструируя следующий шаг: как взять такси от станции?
Сколько я его знаю, любую трудность Камиль всегда встречал с каким-то вдохновением, почти мазохистским, я бы рискнул выразиться, наслаждением. Будто преодоление трудностей и составляло смысл всей его сознательной жизни. Столкнувшись с проблемой, его голова быстро придумывала какой-нибудь план, и на вопросе, как преодолеть возникшую проблему, он больше не задерживался. «Именем революции» втягивая в процесс всех, кому не повезло оказаться в данную минуту рядом, он начинал стремительно претворять задуманное в жизнь. Иногда оно бывало таким, что в понимании обычных людей «не лезло ни в какие ворота», а в понимании начальства считалось управленческой крамолой, «неправильным путем».
И на этот раз, на пригородном вокзале Гамбурга, Исхаков не колебался: Эс-баном до Пиннеберг-банхоф, дальше на такси по Л–106, а в Аппен-Унтерглинде вышел. Чего проще? Вот только запас немецкого языка заканчивался у Исхакова на уровне двух-трех слов. Будучи выпускником иняза, я плохо представляю, как он добрался до места. Как он вообще решился передвигаться по чужой стране в одиночку? Неужели у мэра «третьей российской столицы», как ее уже любили именовать горожане, не оказалось под рукой референтов-переводчиков?
Но в этом и заключался весь Исхаков. Он ехал к Софии Губайдуллиной. И считал, что чиновники будут не к месту. Ему очень хотелось, чтобы земляк-казанец приехал к казанцу-земляку по-простому: поговорить, передать привет с родной земли, привезти подарки. И совсем неважно, что один из них возглавлял город, без которого, по словам другой, «не было бы ее самой», причем эта другая была последним великим композитором XX века.
Договориться было нелегко. Сколько бы Исхаков ни пытался позвонить, телефон Губайдуллиной молчал. Глава Казани не знал, что выпускница ДМШ № 1 подчинила жизнь железному распорядку: многочасовое творчество и физкультура – «физическое должно само «выдавать» музыку»37 – с выключенным телефоном. Бывало, она сочиняла нескольких суток без сна. «Впечатление добровольного монашества, с опущенным капюшоном»38. Исхакову также было неизвестно, что Губайдуллина редко разрешала отрывать себя от творчества. И все же они встретились.
От первого лица
Исхаков Камиль Шамильевич:
«… Аппен-Унтерглинде – деревушка, две улочки и поле, ни одного магазина. Маленький домик. София Асгатовна вышла встречать. Пронизывающие черные глаза, держится просто. Повела на участок – ухоженно. Прудик, около – камень. Сказала, что музыку не сочиняет, а слышит. Любит работать на воздухе, ей нужен простор, не терпит ограниченного пространства. Рассказал ей, как город готовится к 1000-летию, спросил, не могла бы она сочинить гимн Казани. И сразу почувствовал, что своей просьбой поставил хорошего человека в неловкое положение. София Асгатовна расстроилась. Было видно, что она намерена отказать, но не может найти деликатных слов, чтобы не обидеть. Сказала, что даже не представляет, как к этому подойти, такую музыку она не писала. Провела по дому, показала коллекцию инструментов, рояль «Стенвей», подаренный Мстиславом Ростроповичем. Накрыла чайный столик. Показала семейные альбомы. Поговорили о городе, о казанцах. Возник душевный контакт. Сказал, что хотим найти дом, где она жила, создать там музей. Растрогалась…».
По возвращении домой, Исхаков быстро превратил вопрос о доме Губайдуллиной в дело всего города. В результате кропотливых усилий администрации и горожан-энтузиастов на Тельмана, зеленой казанской улочке, было разыскано старое двухэтажное строение в стиле «деревянного ампира». Под его крышей, на полуэтаже в метр девяносто высотой, где в 1930–1950-х годах проживала семья Губайдуллиных, под неровные звуки плохого рояля, к тому же со странным именем «Слесарь», зарождался гений музыкального авангарда39. Дом был действительно ветхим. Тем, кто занимал там жилплощадь, мэрия дала новое жилье. А здание восстановили, закупили экспонаты и оборудование. Финансировал этот проект город. Потом появились фестивали имени Губайдуллиной, и даже туристический маршрут по памятным местам композитора. В апреле 2001 года вышло постановление К. Ш. Исхакова «О создании в г. Казани Центра современной музыки Софии Губайдуллиной»40. Через год к этой инициативе Исхакова присоединилось правительство РТ41.
Читатель вправе спросить, зачем я все это описываю? Есть один момент, который меня извиняет. Для нашей истории он чрезвычайно важен, а уж для Софии Асгатовны и Камиля Шамильевича – просто сенсация, я полагаю. Пока устанавливался их душевный контакт, оба казанца даже не подозревали, что они – родственники. Байки би их общий (!) предок. Как записано в уже известном читателю документе Института истории: «<…> среди потомков Байки бия значится и всемирно известный композитор София Асгатовна Губайдуллина».
Я уже упоминал, что деяния Камиля Шамильевича Исхакова зачастую воспринимались как «неправильный путь». Поэтому среди многочисленной армии чиновников, как водится, сплоченной, казанский мэр стоял особняком, и порождал себе недоброжелателей, доказывая, что в своем Отечестве только один пророк – твой непосредственный начальник. Жизнь и музыкальное творчество С. А. Губайдуллиной тоже «неправильны». Когда-то ее тоже не замечали. А в пыльных коридорах Союза композиторов СССР всерьез обсуждались «творческие предложения», что «веточку надо рубить»42. Тем не менее, Дмитрий Шостакович, напутствуя молодого коллегу, сказал ей, как щитом прикрыл: «Я желаю вам, чтобы вы и дальше шли своим неправильным путем»43.
Неправильный путь привел Губайдуллину к славе. Путь Исхакова, которым он тоже шел, невзирая на лица, оказался не менее славным. Самым беспристрастным и точным свидетелем этому является Казань, какой она стала в результате многолетнего «неправильного пути» ее энергичного, «неправильного» градоначальника.
От первого лица
Губайдуллина София Асгатовна:
«… Сам город изменился кардинально по сравнению с тем, каким он был во времена моей молодости. Ветхие деревянные строения куда-то исчезли, на их месте появились храмы – для меня это настоящее потрясение. Казань становится европейским городом. Куда бы я ни приезжала: в Чикаго, Лос-Анджелес, Берлин – везде, где я начинаю говорить о Казани как городе своего детства, выясняется, что многие знают столицу Татарстана, уважают, восхищаются, и мне это приятно…»44.
Вернемся к уже упоминавшемуся документу Института истории им. Ш. Марджани АН республики Татарстан и читаем его дальше: «… следует особо отметить, что предки К. Ш. Исхакова и по другим родственным линиям <…>, на протяжении нескольких поколений, являлись имамами и мударисами, возглавлявшими большие сельские махали (общины) в Татарстане. Они внесли значительный вклад в развитие религии, исламского образования и культуры среди российских мусульман»45.
Чтобы понять значение того факта, что многие предки Исхакова были духовными лицами, напомню читателю, кто в дореволюционной России мог стать мусульманским священнослужителем, какого калибра, какого человеческого качества были эти люди. В пример возьмем прадеда К. Ш. Исхакова по линии его матери, Бурганутдина Гимадутдинова, который в 1906 году был избран муллой. У меня в руках «Дъло №264 Казанскаго Губернскаго Правленія»46 (читай, по-нашему, аппарата президента республики Татарстан). Цитирую титульный лист: «По ходатайству крнъ деревни Московскаго Ключа, Балтасинской вол., Казанскаго уъзда, объ избрании въ муллы къ соборной мечети крна Чистопольскаго уъзда, Старо-Челнинской вол., дер. Курманаевой Бурганутдина Гимадутдинова». Уже по тому факту, что по ходатайству простых крестьян заводилось целое «Дъло», ясно: подход был более чем серьезным. Кандидат в муллы должен (!) был иметь два образования: окончить медресе и русское учебное заведение. Знать русский язык было обязательным. Главный документ «Дъла» – характеристика из села, где кандидат родился и вырос. Под ней стоят подписи двух третей мужчин-домохозяев, старосты села, волостного старшины и писаря, с печатями. Вторая характеристика из полицейского управления. Она удостоверяла непричастность кандидата к неблаговидным делам. Подшита справка из военного управления. Ключевым моментом был экзамен у муфтия. Надо было ехать в Уфу, в Духовное управление мусульман России.
В краеведческом музее татарского села Карадуван «История Сибирского тракта» сохранилась копия Свидетельства прадеда Исхакова, которое он получил после экзамена (его оригинал находится в «Дъле»): «По Указу Его Императорского Величества, в присутствии Оренбургского Магометанского Духовного Собрания, вследствие просьбы крестьянина Казанской губернии Чистопольского уезда, деревни Курманаево Бурганутдина Гимадутдинова согласно 1424 ст. XI тома I части (изд. 1896 года) было ему, Гимадутдинову, учинено испытание в знании правил магометанской религии, по которому он оказался быть способным: имам-хатыпом и мугаллимом». Однако и на этом процесс не заканчивался. На будущем месте службы кандидата все домохозяева должны были лично познакомиться с ним и дать согласие содержать нового муллу, его семью и медресе за счет «обчества». Наконец собранные документы направлялись в Казань, и только тогда Казанский губернатор издавал специальный государственный вердикт – Указ о назначении муллы. Венцом процедуры была Клятва муллы, в которой он обещал честно служить людям. При назначении прадеду было всего 25 лет.
Думаю, читатель сам легко определит, какими были предки К. Ш. Исхакова, и какую жизненную основу они были способны ему заложить, из поколения в поколение, словно великий природный селекционер-генетик, формируя его личные и деловые качества.
В год 50-летия К. Ш. Исхакова был опубликован материал «Камиль – внук Абдуллы»47. Привожу его в редакции: «Первое известное нам звено шаджере Исхаковых восходит к «служилому татарину» Ишимьяру, проживавшему в Отар-Дубровке Лаишевского уезда Казанской губернии. Его сын Исхак Ишимьяров в конце XVIII – начале XIX века был муллой в этом селении. Все три его сына получили хорошее образование. Средний, Ибрагим, выбрал отцовскую стезю. На закате жизни он пережил драму – умерла его любимая жена. Назло годам, хазрат женился на молоденькой односельчанке, которая подарила ему сына Абдуллу. Однако в 1883 году хазрат скончался, ненадолго пережила его и жена, ребенок остался сиротой. Новый мулла усыновил мальчика. Когда Абдулла подрос, его отправили учиться в Казань, в медресе Таффария при Азимовской мечети. Окончив медресе и Арское начальное училище, Абдулла вернулся домой, где в 1908 году стал вторым муллой. Современники отмечали энергичный характер Абдуллы, его стремление к лидерству. Вскоре его перевели в Епанчино на должность имам-хатиба. В этом богатом селении было медресе, и Абдулла мог проявить свои педагогические и проповеднические способности. Далее судьба его неизвестна».
Прошло время, и следы отыскались. Исхаков Абдулла Ибрагимович, дед Камиля по линии отца, оказался в книге «Жертвы политического террора в СССР»48.
По стране металась Гражданская война и от всех требовала «участия». В 1919-м настал черед Абдуллы. Он был арестован 21 мая и осужден как «участник к/р выступлений». Это канцелярское «к/р» говорит о многом. В стране набралось столько контрреволюционеров, что суды не успевали выписывать им приговоры полностью, без сокращений. Деревенский мулла не мог знать, что за 20 дней до его ареста председателю ВЧК Дзержинскому было дано категоричное и письменное (!) указание от высших должностных лиц государства: «…необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно. И как можно больше <…> Калинин, <…> Ульянов (Ленин)»49. Последняя фамилия будет стоять в дипломе внука Абдуллы – Камиля, окончившего КГУ имени В. И. Ульянова-Ленина. Внук муллы будет даже награжден медалью «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина». Впрочем, Камиль «подкачал». Напротив предмета «марксистско-ленинская философия» вписано «удовлетворительно» – тройка.
Семь месяцев Абдуллу держали в камере, подвергая допросам. Как трудно решался вопрос, быть ли человеку священнослужителем или не быть, сколько разных людей, серьезных ведомств должны были за него поручиться, и как легко его судьбу могли перечеркнуть, по сути, авантюристы, случайно оказавшиеся у власти. Деду Камиля повезло. Дело было прекращено по амнистии. Однако вернуть честное имя все равно не спешили. Потребовалось 80 лет, целая жизнь, чтобы он был реабилитирован. Абдулла не дождался этого. Не дожил.
Гораздо печальнее история другого деда Камиля, по линии его матери, Абдуллина Газиза Гарифовича.
Самый обыкновенный человек, он жил в Казани самой обыкновенной жизнью. Имея соответствующее образование, работал простым бухгалтером в артели «Красный Труд». Толкался у торговых лотков на Большой Проломной. Вместе с семьей ходил в дом купца Афанасьева, в кинотеатр «Унион», ныне это «Родина», которому уже 108 лет, – тогда любили смотреть «Праздник Святого Йоргена» с Игорем Ильинским, фильм крутили «под пианино». По субботам мылся в бане, что на Булаке – потом, наверное, вопреки известным запретам, и рюмочку наливал к татарским пельменям, мелким и вкусным.
Став казанским мэром, Исхаков превратил бывшую Проломную, где так любил гулять его дед, в казанский «Арбат».
– А когда Проломную переименовали в улицу Баумана?
– В тридцатом, – Камиль неплохо помнил историю города. – Назвали в честь революционера Баумана, он наш земляк. Потом, уже после распада СССР, была задумка назвать улицу именем Шаляпина, тоже наш земляк, и не менее известный. Но дальше разговоров дело не пошло.
– И ты решил сделать улицу пешеходной. Это ведь было одно из твоих первых начинаний в городе.
– А что, плохо получилось?
– Наоборот. «Даже здóрово», – сказал я.
– Когда мы были студентами, ее называли Бродвеем. А сейчас, честно говоря, не знаю.
– Болталка!
– Ну, дают ребята! – Камиль засмеялся.
– Произвели от двух однокоренных глаголов: болтаться и поболтать.
– А суть одна. И в наше молодое время, и сейчас улица Баумана – это место всех основных молодежных тусовок. Она и расположена так, что вокруг находятся крупные казанские вузы. Куда идти? Конечно, на Болталку, как ты ее назвал. Классное словечко.
– Потом ты превратил этот район в особую административную единицу – Казанский Посад.
О проекте
О подписке