Говорят, что в разведку приходят один раз и на всю жизнь.
Пожалуй, это именно так. Егор Лаврентьев это знал еще от отца, пограничного генерала, командующего округом Лаврентьева Александра Николаевича. Знал с детства, когда однажды тот взял с собой сына на пограничную заставу в таежном уссурийском крае. Тогда Егор только что поступил в Московское суворовское училище и приехал на первые суворовские каникулы.
Егору нравилась тогдашняя суворовская форма, и он даже дома ее не снимал. Отец над ним подтрунивал: «Мой солдатик!»
Вот этот «солдатик» на заставе и сказал отцу:
– Папа, а можно после пограничного училища стать разведчиком?
– Какого уровня? – спокойно переспросил отец.
Егор задумался.
– Какого? Самого большого… Например, поехать в Лондон резидентом?
– О! Да ты, брат, уже кое о чем наслышан. Не забудь, мой солдатик, одну истину. В разведку приходят один раз… и на всю жизнь.
В Суворовском было как во всех суворовских. Общий режим и частный порядок, установленный офицерами-воспитателями. За режимом строго следил «учебный отдел», за порядком – сами офицеры через давление на сержантский состав…
Егор был на хорошем счету у командира роты, что вызывало если не ревность, то неоднозначное отношение офицера-воспитателя.
Майор не раз, зарезав увольнение, бесстрастно говорил:
– Только не ходи к ротному.
Егор, между прочим, и не ходил: подполковник, выходя из канцелярии и заметив Егора, сам удивлялся: «А ты почему здесь?»
Суворовец пожимал плечами.
– Все ясно, – неторопливо сквозь зубы тянул ротный! Егор не умел пользоваться положением отца, да тот к тому же редко когда заглядывал в училище. Тем более, у него были свои принципы: «Ты, мой солдатик, за папины лампасы не держись. Мне никто ничего не зарабатывал. Я шел по извилистому пути жизни сам…»
Живой, но сдержанный в поступках, Егор тоже шел сам… Сам и подружился со смекалистым Артемом, которого майор нередко вместе с Егором выставлял на плац чистить снег…
Сбились «в стайку» поневоле, а потом привыкли, и на втором году учебы койки их стояли рядом – после отбоя главным образом болтали о девочке Артема, который познакомился с ней на каком-то очередном выезде в школу…
Егор сопереживал другу, а тот платил за это тем, что делил пополам шоколадку, которую частенько приносила ему девочка.
Однажды к Артему приехал отец, как сказал ротный, полковник разведки. Его тесно окружили суворовцы, и Егор на правах друга сына затащил полковника в класс… Получилась незапланированная встреча. И рассказывал полковник о знаменитом разведчике Киме Филби.
О Филби Егор уже слышал.
– А правда, что он работал сразу на несколько разведок? – спросил он, заинтересованно глядя в лицо полковника.
– Он был в кадрах английской разведки. Называется она СИС, – улыбнулся отец Артема. – А судьба его бросала то в Германию, то в Испанию, то во Францию, в США, на Ближний Восток… Но работал он на нас… Только на нас. Так как был нашим разведчиком!
– А как он стал разведчиком?
– Просто, – заметил полковник. – Как в жизни и бывает… Но прежде он стал хорошим журналистом… Посол Испании герцог фон Альба в беседе с лордом Кренборном заметил, что раньше они, действительно, плохо относились к английским журналистам, но теперь, когда газета «Таймс» прислала к Франко такого чудного, блестящего молодого журналиста, как Ким Филби, многое изменилось…
После отбоя Егор не мог заснуть и донимал Артема.
– Классный у тебя отец! И ты жил в Англии?
– А у тебя что, хуже? Генерал…
– Да, чего там, мотались по Дальнему Востоку да Сибири… Вспомнить нечего – одна тайга да читинские сопки!
На следующий день Егор был задумчив. Дотянув кое-как до вечера, он вдруг заявил Артему:
– Пошли в библиотеку. Зачем? Потом узнаешь…
Там, оказывается, шла запись в студию журналистики, и вел ее писатель.
Артем понимающе посмотрел на друга.
– Я понял, тебе следует поговорить с моим отцом. Честное слово, он тебя поймет.
Теперь время от времени Егор бывал у Артема дома. А иногда даже оставался ночевать… И тогда Сергей Анатольевич много рассказывал о себе. Он не был Филби, как и не был английским аристократом… Он был всего-навсего Братышевым, простым русским парнем.
Но ведь и Егор не английский аристократ… Хотя и «военная косточка».
Последний курс в Суворовском – год стереотипов, которые здесь громко называли традициями… Несмотря на запреты офицеров, гуляла кадетская вольница: где-то уже сжились, где-то и сдружились.
Шли прощальные дни. Рвали уже никому не нужные тетради, чтобы в последнюю ночь выбросить их в окно. Такая же плачевная участь ожидала телевизор и радиоаппаратуру, купленную в складчину. Все это выкидывалось с последних этажей под улюлюканье сотен глоток…
Прощай Суворовское! Для Егора было все ясно. Дома, на «военном совете», решили окончательно: пограничное училище.
Разве только с некоторым дополнением: на отделение разведки.
…В пограничном училище все шло, как никогда, хорошо: возможно, играла семейная предрасположенность к пограничной службе.
С учебой была «напряженка». Домой отпускали редко, но и в те короткие дни увольнений Егор находил возможность заглянуть к Братышевым. Сергей Анатольевич встречал его радушно, иногда лишь всплескивая руками.
– А ведь Артем обещал приехать, да вот что-то не отпустили…
Артем учился во Львовском училище на факультете журналистики и готовился стать военным журналистом. Студия писателя в Суворовском определила его судьбу. Егор усмехался:
– Это я запихал его туда. А теперь жалею. Был бы рядом…
Иногда, в дни работы студии, Егор по старой памяти забегал в Суворовское.
«А может, я зря пошел по родительской стезе… Был бы с Артемом, да и журналистика была бы ближе. Ведь не зря же руководитель студии убеждал, что у меня неплохие творческие способности».
В этот год Егор на практике был в Закарпатье, в Мукачевском погранотряде. Начальник разведки осмотрел крепко сбитую фигуру повзрослевшего курсанта.
– Ты что, качаешься?
– Да нет… Качки не по мне…
Подполковник засмеялся.
– Я тоже в свою пору занимался атлетикой. А некоторые думали, что качок. Но в нашем деле к мышцам нужен ум…
Курсант располагал к себе, и они поговорили по душам.
– Вот что, – сказал подполковник. – Поедешь на правый фланг. В комендатуре там слабовато. Помоги своими знаниями. Там ведь такие же пацаны, как ты, – разве чуть-чуть постарше. Тем более, вижу, парень ты неглупый, а в деле нашем натаскан…
В Лондоне шел дождь.
Майкл Стегнер дописывал докладную, пока не раздался настойчивый звонок Тейлора Роде.
– Зайди, пожалуйста.
Майкл отложил бумагу, взглянул в небольшое зеркало напротив – внешность его, как подумал, была безупречна – и, сунув в рот жвачку (бросал курить), неторопливо вышел в коридор.
Начальник был этажом выше. Майкл все же выплюнул жвачку и закурил сигарету. Перед кабинетом Роде немного постоял, раздумывая. Он уже прикидывал, что сейчас думает тот о русском направлении… и о его работе.
Постучав, Майкл вошел. Роде поднял на него водянистые глаза.
– Садись, – коротко сказал он. – Как видишь, русские нас обошли.
– Да, досадная оплошность, – заметил Стегнер. – Цыган зарвался. Он оказался удивительно жадный на золото. Это что, национальная особенность или… обыкновение?
– Люди все одинаковы. К национальным особенностям я это не отношу, хотя… Цыгане всю жизнь торговали золотом. – Роде открыл папку и ткнул пальцем в строчку, которую тут же прочитал:
– Влияние Цыгана на нее абсолютное. Мешает его разнузданность, полное отсутствие саморегуляции… на что особенно обратил внимание КГБ, который в последнее время активно «пас» Светскую львицу…
Роде посмотрел на Майкла.
– Что могли предпринять, чтобы этого не случилось?
– Почти ничего, сэр. Но он бы нам хорошо пригодился. Операция «Микроб», на которую мы сейчас нацелены, могла бы завершиться успехом… Даже большим успехом, которого наша разведка давно не получала!
– Теперь я боюсь, как бы это не завершилось нашим большим провалом. Мне надо что-то ответить наверх… Понимаешь, Майкл, там страшно напуганы!
– Конечно, понимаю… Я уже заканчиваю докладную.
Майкл считался удачливым сотрудником спецслужбы. Цыгана, собственно, поймал на крючок он, а не кто-то иной…
Как-то из уголовной полиции сообщили, что задержан артист русского театра оперетты, находящегося в Лондоне на гастролях. Танцор. По национальности цыган, и попался с контрабандой золота…
Майкл почувствовал жареное и сразу поехал в полицию. Там ему показали Цыгана.
– Как звать-то? – по-русски спросил Майкл.
– Данила, – с мрачной миной выдавил Цыган.
– А ты знаешь, Данила, что тебя ждет? Ты сейчас в наших руках. Мы можем запросто выслать из страны, передав дело в ваш Комитет госбезопасности… Золотишко-то налицо! Впрочем, зачем выпроваживать? Можно арестовать и засудить здесь – за контрабанду полагается…
Майкл серьезно, чуть-чуть прищурившись, разглядывал Данилу.
– А знаешь, – он вдруг положил руку на его плечо. – Есть выход… Ты мне нравишься. Зачем губить твой талант! Так вот, у меня предложение. Мы все простим, если ты нам в Москве окажешь услугу…
– Какую? – небрежно бросил Данила.
– Простенькую. Такую, которая будет в твоих силах, – Майкл улыбался. – Вот полицейский протокол. Я его тут же, при тебе, изорву и выброшу в мусорную корзину…
– Я пока не могу…
– А ты подумай, – вдруг грубовато бросил Майкл. – Вечером небось спектакль. Я видел тебя на сцене! Ты, бесспорно, великолепный артист! А ты в полицейском участке! Скоро схватятся, будут искать… Звонить в посольство, в полицейские участки. Ты же понимаешь, на что обрекаешь себя, понимаешь, какие беды тебя ждут? Договоримся, отпустят сразу – и шито-крыто! Комар носа не подточит… Тайна навсегда!
– Шантаж!
– Господи, какие глупости! Просто мы спасаем тебя от беды. Одно наше слово – и тебя нет в театре. Одно наше слово – и нет тебя в Москве!
Майкл повернулся, словно собирался уходить. Цыган встрепенулся всем телом. По лицу побежала мелкая дрожь.
– Я согласен…
– Ну вот и хорошо. – Лицо Майкла счастливо просветлело.
Тейлор Роде сам зашел к Майклу.
– Что ты скажешь о генерале Сухорукове? Он вроде застрелился сам?
– Да. Это совершенно точно.
– А кто убил Цыгана?
– Я знаю одно – англичане его не убивали.
Генерал Лаврентьев имел старого друга. С детства, со школьной скамьи. Потом дороги их расходились и снова сходились, главным образом когда приезжали домой в отпуска и когда старые годы отзывались дружескими застольями.
Игнат Савченков после МГИМО уехал в Африку, кажется в Тунис, и долгое время приезжал только летом. У него было два сына – старший Максим учился в Институте стран Азии и Африки, младший Роман был еще школьником.
Максим был ровесник Егора, они и родились словно по заказу – друзья и здесь действовали по-дружески.
Игнат, подвыпивши, говаривал:
– Вот, Александр, у тебя есть дочка. Хорошая дочка Настя! Самая подходящая невеста для моего Максима… Он ведь тоже парень статный, нашенский!
Александр соглашался и порой добавлял:
– Жаль, что у тебя нет дочки. Хотя дружба мальчишек тоже кое-что значит!
Надо сказать, старшие Егор и Максим какое-то время учились вместе в школе и даже сидели за одной партой. Но были моменты, когда и ссорились и даже дрались.
Однажды подрались до крови. Из-за чего – трудно сказать. Ребята эту тайну хранили крепко, но Егор, когда отец нажал на него, все же проговорился, все же кое-что сказанул:
– Душонка мелкая. Вот что скажу, папа.
Отец страшно рассердился.
– Как ты мог это сказать? Егор, ты думаешь, что говоришь-то? – И Александр крутанул пальцем возле виска.
– Думаю, – твердо заявил Егор.
– Егор, я тебя накажу.
– Заслужил – накажи. Но беда моя в том, что я забыл, что ты отец… А вспомнил бы – может быть, и не сказал.
Старший Лаврентьев сжал губы, поняв, что с сыном он «хватанул лишку».
Больше они на эту тему не разговаривали. Максим как ни в чем не бывало бегал за Егором, а тот, пожалуй, давно все забыл. Через год Егор пошел в Суворовское, а Максим в английскую спецшколу, куда, между прочим, ходила и Настя. Максим брал ее как младшую под защиту и хитровато намекал на то, что в будущем она его невеста: ты же сама слышала, что говорят наши родители!
Настя не сопротивлялась – смазливый Максим ей нравился не только словоблудием. У него было красивое, смуглое тело, и, кроме того, он занимался плаванием, удивляя всех разнообразием заграничных плавок…
Как-то они шли из школы. Он вдруг остановился и поцеловал ее в губы. Она смутилась, так как была улица и кругом шли люди.
– А ты, – сказал он, – боишься их?.. Какое тебе до них дело? Я же не боюсь!
Она постояла-постояла и вдруг поцеловала его в губы.
– Молодчина! Ты смелая девка!
Но в последнее время быстро вымахал Ромка. Он часто приходил к Лаврентьевым, играл с Настей на компьютере и быстро нашел общий язык с Егором.
Ромка во многом отличался от Максима. Тонкий, беленький, с карими подвижными глазами, он был похож на девочку и для Насти скорее был подружкой. К Егору он тянулся как к сильному, мужественному парню – тем более, к человеку военному. Егор как раз в это время окончил Суворовское и был курсантом пограничного училища.
Ромка уверял всех, что он непременно пойдет к Егору в училище, но все понимали, что это блажь – ждет его или театральный институт или в крайнем случае факультет журналистики…
С того момента, как дружеские семьи окончательно закрепились в Москве, домашние встречи стали частыми. Зимой на московских квартирах, а летом – на дачах.
К этому времени генерал-лейтенант Лаврентьев окончательно порвал с кочевой жизнью, став заместителем начальника Штаба погранвойск. Да и в судьбе Игната Семеновича многое изменилось. Дипломатическая жизнь стала приедаться. Его потянуло на родину, и он перешел на работу в родное Министерство иностранных дел.
Все шло своим чередом, как надо. Старшие постепенно выбирали себе добрую, тихую заводь, а младшие, для которых все только начиналось, наоборот, старались в этой жизни определиться, найти себя…
О проекте
О подписке