Неожиданно перед отчаянно скачущими мексиканцами возникли расположенные в ряд повозки, которые всадники старательно обходили стороной или пролетали между ними, не останавливаясь. Видя, что всадники Вильи без проблем миновали стоящие повозки, американцы не задумываясь стали повторять маневр беглецов, не придавая стоящим повозкам никакого значения.

Ничего не подозревающие кавалеристы стали уверенно сближаться с бричками, и в этот момент по ним зычно ударили станковые пулеметы, установленные на них. Горячий свинец безжалостно врезался в американских кавалеристов и в считанные секунды уничтожал их передние ряды. Большей частью от огня мексиканцев страдали лошади, и потому перед строчащими пулеметами стали вырастать завалы из убитых и раненых животных, затрудняющих движение скачущим в атаку всадникам.

Смертельные нити очередей летели навстречу разгоряченным скачкой кавалеристам генерала Альберта, однако они упорно продолжали рваться вперед, стремясь прорваться к вражеским стрелкам. Иногда это им удавалось, но едва только американцы приближались к бричкам, их забрасывали гранатами специально выделенные Камо солдаты.

Они располагались чуть впереди пулеметчиков и самоотверженно защищали ударное оружие мексиканской революции. Также вместе с ними на облучках колясок сидели по нескольку стрелков, которые, согласно плану Сеньора Колонела, довершали защиту пулеметов.

Грохот взрывов гранат и хлесткие одиночные винтовочные выстрелы лишь на мгновения перекрывали треск пулеметов, которые словно состязались друг с другом в стремлении уничтожить как можно больше живой силы противника. Сидевший за одним из пулеметов Камо только яростно втягивал сквозь стиснутые зубы воздух и, громко ругаясь на родном языке, косил и косил скачущих на него врагов.

Столь мощная огневая засада была бы неубиваемым козырем в бою с войсками генерала Каррансы, но только не против звездно-полосатых кавалеристов. Столкнувшись с засадой Вильи, они не обратились в паническое бегство, а попытались обойти повозки с пулеметами с флангов.

Быстро совершив маневр, они стали плавно обтекать противника с обеих сторон, намереваясь выйти повстанцам в тыл раньше, чем они успеют развернуть пулеметы. Однако и здесь американцев ждал неприятный сюрприз. Неплохо изучив тактику конного сражения, Камо предусмотрел подобный ход врага.

Едва только пулеметчики открыли огонь, со стороны гор к ним подошел конный отряд, вооруженный скорострельными винтовками. Всего их было около трехсот человек, но их вполне хватило для отражения неприятельского наскока на фланги. Умело укрывшись за уложенными на землю лошадьми, мексиканские стрелки принялись хладнокровно выбивать несущихся на них всадников в синих мундирах. Началось смертельное состязание между живой плотью и свинцом. Возможно, выучка и опыт регулярных частей смогли бы взять верх в этом ужасном противостоянии, но этот день госпожа фортуна смотрела явно не в их сторону.

Увлекшись атакой на пулеметы противника, американцы полностью позабыли о мексиканских всадниках, погоня за которыми и привела их к засаде. Отлично сыграв роль приманки, всадники революции прекратили ложное отступление и, развернув своих разгоряченных бегом коней, вновь устремились в бой.

Этот громко кричащий клин разномастных всадников оказался той силой, которая принесла генералу Вилье полную и окончательную победу в этом сражении. Подобно живому тарану мексиканские кавалеристы врезались в бок не успевшим перестроиться янки, сначала остановили их наступление, а затем и вовсе потеснили.

К огромному несчастью для американцев, в этот момент погиб генерал Альберт, лично руководивший атакой на левый фланг противника. Чья пуля сразила американского командующего, так и осталось тайной. Возможно, ее выпустил один из стрелков Камо, укрывшись за своей лошадью. Возможно, успевший развернуть свой пулемет пулеметчик, а быть может, его сразил из своего маузера один из кавалеристов Вильи. Так или иначе, но сраженный пулей бригадный генерал на всем скаку рухнул из седла. Только благодаря смелости его адъютанта, сумевшего вывезти своего командира, генерал Альберт не остался лежать на поле боя подобно другим американцам, павшим в этот злосчастный день.

Едва весть о смерти командира стала известна солдатам, как бригада моментально развалилась на несколько отрядов, начавших самовольный отход. Теперь уже американцы яростно нахлестывали усталых коней, желая как можно быстрее спасти свои драгоценные жизни от мексиканских пуль и клинков. Всадники революции долго преследовали беглецов, и только усталость коней не позволила им увеличить число смертей в рядах янки.

Всего в этот черный для истории Соединенных Штатов день армия потеряла свыше трехсот человек убитыми и не менее пятисот ранеными. Кроме этого, двести шестьдесят человек попали в плен, большая часть из которых имели тяжелые ранения и скончались в ближайшие сутки от неоказания вовремя медицинской помощи.

Вместе с полем битвы в качестве боевого трофея победителям достался весь обоз и знамя бригады, возле которого пронырливые репортеры, прибывшие в лагерь повстанцев, торжественно запечатлели улыбающегося Панчо Вилью и его ближайших соратников. Правда, без Сеньора Колонела, не спешившего увековечить себя на страницах американской прессы.

Такого позорного разгрома американская армия не терпела еще со времен войн с индейцами. Те же газетчики, что побывали у Вильи, на страницах своих газет смачно описывали усеянное трупами американских кавалеристов пространство каменистых прерий и вместе с тем восхваляли героизм павших во главе с генералом Альбертом, чье тело было доставлено адъютантом в Санта-Фе. Специальным поездом оно было доставлено сначала на родину генерала в Цинциннати, а затем в Вашингтон, где он был похоронен на мемориальном военном кладбище, по указанию президента Вильсона.

Такова была судьба погибших, тогда как все спасшиеся бегством кавалеристы, по другому приказу президента, были отданы под суд специально созданной комиссии. Пока шло разбирательство, американскому правительству было необходимо быстро восстанавливать статус-кво перед лицом мировой дипломатии.

Полковник Хаус моментально оценил всю опасность возникновения нового очага напряженности на южной границе и настойчиво рекомендовал Вильсону приостановить отправку американских войск в Европу на короткий срок.

Узнав о рекомендациях полковника Хауса, на президента началась массированная атака со стороны европейских дипломатов и военно-промышленного лобби, доказывавших Вильсону необходимость продолжения оказания помощи союзникам. Президент колебался, мучительно ища выход из сложившегося положения, который успокоил бы обе стороны, и никак не мог найти его.

По странному стечению обстоятельств, в эти дни немецкие подводники атаковали очередной трансатлантический конвой и потопили два транспорта, перевозившие американских солдат. За одну ночь в холодных октябрьских водах Атлантики погибло три тысячи восемьсот человек, и Америка погрузилась в очередной траур.

Данная трагедия позволила Вильсону на вполне законных основаниях остановить переброску войск и отдать приказ об отправке двух дивизий на мексиканскую границу. Промышленники, видя, как уплывают из их рук многотысячные прибыли, глухо ворчали о возможной причастности полковника Хауса к разыгравшейся трагедии, но дальше разговоров дело не пошло. Уж слишком сильное было бы обвинение для человека из ближнего круга президента.

Узнавший об этом Хаус собирался дать отпор своим недругам, но в это время произошло событие, полностью примирившее обе стороны и показавшее правоту опасений полковника. Еще не успели американские генералы разработать план переброски войск против мятежника Вильи, как крестьянский вождь преподнес Америке новый сюрприз. Если ранее все его действия сводились к банальному грабежу и разбою, то теперь мексиканец замахнулся на целостность Соединенных Штатов.

Ровно через неделю после сражения с генералом Альбертом, вошедшего в историю как битва возле источника Санта-Джосинта, Панчо Вилья вместе со своими сторонниками атаковал крупный техасский город Эль-Пасо, расположенный на реке Рио-Гранде. Дав взятку в две тысячи долларов коменданту крепости Сьюдад-Хуарес, расположенной на противоположном берегу, за его нейтралитет и невмешательство в действия его войска, генерал спокойно вторгся на американскую территорию по пограничному мосту.

На данный момент общая численность войск повстанцев достигла трех тысяч человек, многие из которых примкнули к крестьянскому вождю, увлеченные громкой славой его недавних побед. Не меньшей славой среди малограмотных пеонов пользовался и Сеньор Колонел, который вновь проводил на поле боя награждения золотыми монетами героев Санта-Джосинта. Многие из них немедленно превратились в талисманы или обереги, поскольку награжденные пробивали их и вешали либо на шею, либо прямо на тулью сомбреро.

Мексиканцы видели, что Камо принимал активное участие в сражении и был на волосок от смерти. Об этом свидетельствовала его шляпа, простреленная в четырех местах, и черный плащ, изрешеченный осколками гранат, взрывавшихся в опасной близости возле его коляски. Немедленно пошли слухи, что Камо заговорен, что только усилило его популярность среди повстанцев, в чьих сердцах под тонким слоем христианства оставалось языческое верование.

Камо внимательно следил за положением в Эль-Пасо, еженедельно получая самые последние новости из города. В нем не было регулярных войск, присутствие которых замещали полицейские и отряд пограничной стражи, привыкшей обирать мексиканских поденщиков и торговцев, каждый день приходивших в город в поисках работы и торговли своими товарами.

Рано утром, когда американцы еще не успели как следует проснуться, конная армада смела жидкий заслон пограничников на мосту через Рио-Гранде и ворвалась в город.

Так в Америку пришла та дикая и страшная сила, появление которой развлекало сливки техасского общества несколько лет назад. Тогда, наблюдая в бинокли через реку за мексиканцами, богатые плантаторы делали ставки на победу той или иной стороны, сражающейся за горящие кварталы Сьюдад-Хуарес.

Тогда это было великолепным аттракционом, безопасным развлечением, которое, по мнению американцев, никогда не посмеет пересечь течение Рио-Гранде. Однако прошло некоторое время, и революция нагло перешагнула священную границу, решив пощекотать острой саблей нежное подбрюшье американской империи.

Город практически не оказал какого-либо сопротивления. В различных кварталах Эль-Пасо вспыхивали спорадические перестрелки, которые постепенно затихали в связи с гибелью несогласных американцев. Грабеж Эль-Пасо длился три дня. Вереницы нагруженных людей сновали через пограничный мост туда и обратно, смело вывозящих из захваченного города все то, что им понравилось.

Камо не стремился ограничить действия своих солдат в захваченном городе, наоборот, это было ему только на руку. Чем сильнее мексиканцы потрясут город, тем дольше американцы не смогут отправить свои войска за океан. Одним словом, ничего личного, господа, только бизнес.

Сразу после захвата Эль-Пасо он заставил Вилью объявить всему миру, что восставшие мексиканцы пришли сюда не просто пограбить ради удовольствия, а требуют возвращения Техаса, напомнив янки, что это исконно мексиканские земли, коварно отобранные у Мехико в прошлом веке. Вилья заявил, что от имени мексиканского народа разрывает кабальный договор, подписанный с Соединенными Штатами генералом Санта-Анной. Кроме Техаса Вилья претендовал на земли Нью-Мексико и Калифорнии, которые также были отобраны американцами у своего южного соседа.

Заявление мексиканского вождя произвело настоящий фурор по обе стороны Рио-Гранде. В Мексике Вилья стал живым национальным героем, тогда как в Америке его заочно приговорили к смерти на электрическом стуле за все его прегрешения перед Господом Богом и американским народом.

Все эти дни Вилья просто купался в лучах своей славы, принимая прошения от многочисленных визитеров, разом объявившихся в захваченном Эль-Пасо, над которым теперь гордо развевался мексиканский флаг. А скромный труженик невидимого фронта товарищ Камо торопливо обучал военному делу вновь прибывших новобранцев, из которых за считанные дни нужно было создать железных бойцов революции.

Ничуть не проще обстояли дела и в Афганистане. Генерал Ридженс точно и в полном объеме исполнял полученный от вице-короля Индии приказ об усмирении афганских бунтарей. Недавно прибывший из Англии генерал не был знаком со всеми восточными тонкостями, соблюдение которых позволяло британцам удерживать в повиновении туземные племена, да и мало стремился к этому. В его понимании добиться покорности от этих азиатов можно было только с помощью оружия и страха, которое оно должно внушать провинившимся дикарям. У Ридженса имелся определенный опыт по устрашению негритянских племен в Африке, и он не собирался отступать от него. По его приказу каратели принялись разорять все кишлаки и селения, оказавшиеся на пути движения их армии.

Едва английские солдаты вступили на земли Амануллы-хана, как немедленно запылали низенькие афганские дома, были вырублены все плодоносные сады, и спасшиеся от сабель и пуль солдат первого драгунского батальона вице-короля Индии афганцы устремились к Кабулу в поисках защиты от врага.

Воинство Ридженса только на бумаге гордо именовалось армией вице-короля Индии, тогда как на деле ее численность едва-едва достигала двух с половиной тысяч человек, все остальное давно было отправлено в ненасытное горнило фронтов империи. Основу этих сил составлял батальон драгунов, общее количество которых достигало девятьсот пятьдесят человек. Главным образом это были выходцы с английских равнин, слегка разбавленные уроженцами Австралии, Новой Зеландии и самой Индии. Кроме этого, в состав армии входили подразделения индийских племен, состоявших на службе у его величества короля Эдуарда, в лице сикхов и пуштунской кавалерии.

Отправляясь на подавление мятежа, генерал Ридженс очень надеялся, что сможет быстро занять Кабул, и если не поймать Амануллу-хана, то хотя бы посадить на его престол кого-то из афганской знати, более послушного и покорного воле Британии. Такие желающие устроить свои дела за счет великой державы всегда найдутся в любой стране. В этом Ридженс нисколько не сомневался, уж чего-чего, а в подобных вещах у британской имперской дипломатии был большой опыт, наработанный за многие годы.

Джелалабад встретил незваных гостей пустыми кривыми улочками, по которым испуганно сновали нищие и бездомные собаки. Все население города попряталось за глинобитными дувалами своих низеньких домов, боясь высунуть нос. Подобная покорность очень не понравилась генералу Ридженсу, который почти за каждым забором видел притаившихся мятежников или сочувствовавших им заговорщиков.

Собрав старейшин города, Ридженс в ультимативной форме потребовал от них немедленно обеспечить английскую армию фуражом и провизией на три дня. Напрасно пуштунские офицеры пытались урезонить британского генерала в его манере общения. Высокий лорд считал, что с этим народом следует обращаться только так и никак иначе.

Стоит ли удивляться, что к указанному сроку требуемое не было принесено в лагерь британцев, и тогда генерал отдал приказ о насильственном изъятии у местного населения фуража и продовольствия. Драгуны принялись вламываться в дома и при малейшем оказании сопротивления стреляли или рубили саблями несчастных хозяев. Прибывшие с генералом пуштуны хмуро смотрели на творимое британцами насилие, ведь в Джелалабаде было много их соплеменников. Поэтому после короткого совещания они выставили у большинства домов своих сородичей по конному воину и сами провели конфискацию провианта и фуража, не допуская в дома англичан.

Ровно сутки провели британцы в Джелалабаде, покинув город в полной уверенности в своей силе и безнаказанности. Но вскоре им пришлось жестоко пожалеть. Новое поколение британских солдат и офицеров успело позабыть прежние уроки афганских войн.

Противник ударил по британцам коварно и неожиданно, когда они проходили очередную каменную гряду по дороге на Кабул. Шедшая по маршруту конная разведка пуштунов не обнаружила никаких признаков притаившейся за камнями засады, и английские войска медленно втянулись в горловину прохода.

Место нападения было выбрано афганцами с полным знанием дела, поскольку раздался сразу после мощный взрыв динамитных шашек – и огромная масса камней устремилась вниз, полностью отсекая часть батальона английских драгунов от остальных войск его величества.

Главный удар скальной лавины пришелся на солдат второй роты, особо проявивших себя в недавних бесчинствах в Джелалабаде. Неуправляемый поток камней моментально снес несколько десятков человек, навечно похоронив их под многотонными горными глыбами. Сразу же вслед за этим со стороны гор на британцев обрушились многочисленные залпы из винтовок, которые были поддержаны стрекотом ручного пулемета.

Пораженные столь внезапной гибелью многих своих товарищей, британцы стали испуганно метаться из стороны в сторону, не в силах понять, откуда ведется губительный огонь по их рядам. Прыгая подобно зайцам, англичане стали поспешно отступать от завала, не дожидаясь генеральского приказа. Уж больно губителен был огонь засевших на склонах афганцев. Беспорядочно отступавшие драгуны налетели на идущих следом за ними пуштунов, образовав большую пробку, на которую афганцы незамедлительно перенесли огонь.

Прошло около двадцати минут, когда англичане наконец-то развернули свои пулеметы, под прикрытием которых солдаты смогли пойти в атаку на коварного, воюющего не по правилам врага. Но едва только пехотные цепи стали приближаться к месту засады, как солдат ждал новый сюрприз. Почти никто не услышал хлопков выстрелов, но противное завывание мин, летевших в их сторону, британские солдаты услышали сразу.

Те, кто выпускал по врагу мины, имели очень мало практики в умении обращаться с минометом. Мины ложились то слишком близко, то слишком далеко от британцев, но сам факт наличия у противника минометов полностью охладил желание англичан идти в бой. Все, на что они были способны, это огневая дуэль с противником лежа за каменным укрытием, спокойно дожидаясь, когда выдвинутся вперед сикхи и пуштуны, умевшие превосходно лазить по горам.

Бой закончился так же внезапно, как и начался. Афганцы с самого начала не планировали полный разгром или уничтожение своего врага, довольствуясь лишь тем, что смогли уничтожить определенное количество солдат противника, до которого смогли дотянуться.

Когда звуки выстрелов полностью стихли и стало ясно, что враг отступил, британцы смогли преодолеть каменный завал, за которым их глазам предстала страшная картина. Везде по каменной осыпи валялись тела их товарищей, которые были еще теплыми, с множеством пулевых ран. Как выяснилось потом, афганцы специально добивали всех раненых солдат, не имевших возможность укрыться или отползти от их ужасного огня. В головах многих из них зияли огромные дыры, вызванные попаданием охотничьих пуль, которые обычно применяются в охоте на слонов.

В результате нападения афганцев вторая рота драгунского батальона понесла очень большие потери. Девяносто четыре человека погибли под упавшей каменной лавиной или пали от пуль противника, еще пятьдесят два человека получили ранения. От пуль мстителей спаслись лишь двенадцать человек, которые вопреки логике не стали пробиваться на соединение с остальными силами, а, прячась за камнями, устремились вперед, вслед за конной разведкой пуштунов, и благополучно вышли из зоны вражеского обстрела.

Еще пятнадцать человек были убито и сорок один ранен по другую сторону завала в результате неудачной попытки англичан штурмовать горные склоны. Ридженс метал гром и молнии направо и налево, обвиняя разом всех в тупости, трусости и предательстве. Особенно досталось конным разведчикам пуштунам, которые не заметили вражескую засаду. Генерал забросал разведчиков упреками и оскорблениями, от которых у пуштунов темнели лица. В сложившейся обстановке подобное поведение британца было очень глупым, но Ридженса, что называется, несло.