Глава 1. В личности, как в капле росы, отражаются социальные системы

В условиях углубляющейся глобализации и информатизации современного мира многие философы, социологи, политологи гораздо охотнее оперируют понятиями «народ», «нация», «человечество», чем понятием «личность». А ведь, в сущности говоря, и народ, и нация, и человечество слагается из отдельных, непохожих друг на друга личностей. И как здесь не вспомнить знаменитое высказывание Ф. М. Достоевского «народ не может быть без личности»^[2]. В его понимании нет ничего страшнее для народа, чем отнятие всей личной и духовной свободы у людей, умерщвление личности^[3]. Ведь каждая личность в своих стремлениях, желаниях, поступках тысячами незримых, а порой и зримых нитей, связана с окружающими социальными группами, общностями, со своим народом уникальным, неповторимым взаимодействием микро– и макрообстоятельств своей жизнедеятельности. Поэтому без личностей народа нет, равно как нет и человечества. А важнейшая задача науки, образования, культуры, всей системы воспитания – последовательно искоренять всяческую обезличенность. И здесь нельзя не согласиться со словами замечательного русского поэта, нашего современника Евгения Евтушенко: «Каждый новый человек в человечестве обладает своими единственными тайнами бытия; и каждому человеку есть что сказать впервые»^[4].

Важно, чтобы человеку было что и о чем сказать людям. А сказать так, чтобы задевало в ответ звучащие струны человеческой души, способна только интересная личность – будь то писатель, физик, инженер, строитель, учитель или крестьянин. Каждый человек способен стать и развивать себя как творческая личность. Если человеком рождаются, то личностью становятся. Поэтому личность является весьма специфической, уникальной социальной системой в огромном множестве разномасштабных и разнокачественных систем.

Почему уникальной? Да потому, что какую бы социальную систему мы ни рассматривали – экономическую, политическую, правовую, социокультурную, семейно-бытовую и т. п. – в ней на передний план так или иначе, в том или ином конкретном контексте, выступает проблема личности в ее экономических, политических, социокультурных взаимодействиях с другими личностями, с их общностями, группами и обществом в целом. Такая особенность рассматриваемой проблемы проистекает из того, что в исследовании любой социальной системы возникает необходимость учета, оценки и понимания сущности ее исходного начала, т. е. свойств, качеств, способностей и действий определенного человека, детерминирующих в своих конкретных проявлениях сущность и своеобразие его социальных качеств, в их системной связи и взаимообусловленности, образующих системную целостность особой качественной определенности – личность. Личность в своей, характерной только для нее, своеобразной жизнедеятельности предстает как социально-типическое выражение и индивидуальное воплощение определенной системы общественных отношений и одновременно как конкретно действующий, индивидуально проявляющийся субъект этих отношений и социальной деятельности. Поэтому вполне можно согласиться с высказанным известным российским психологом В. Д. Шадриковым суждением, согласно которому «личность социальна по своей сущности и индивидуальна по способу своего существования»^[5]. Вследствие этого интересная личность является своеобразной кристаллизацией индивидуальных свойств и качеств определенного человека и общественно необходимых поступков, выполняемых индивидом в его взаимодействии с другими индивидами и их общностями.

Иногда встречаются утверждения, согласно которым личностью является не каждый человек, а только тот, кто обладает самостоятельностью мысли, небанальностью чувств, силой воли, собранностью, ответственностью. Такое ограничение, возможно, и правильно с точки зрения психологической, воспитательной, но с точки зрения социологии, личностью становится любой человек, а не только выдающийся, чем-то выделяющийся из других, потому что все люди включены в общественные отношения. Понятие «личность» как раз и выражает, как и в какой степени в каждом человеке индивидуально окрашиваются и проявляются его социальные качества, формируемые во взаимодействии с социальным окружением.

С учетом сказанного можно дать определение исследуемого феномена:

Личность – это относительно устойчивая и целостная система социальных качеств, характеризующих данного индивида, приобретаемых и развиваемых им в процессе взаимодействия с другими людьми и являющихся продуктом общественного развития.

Личность предстает в общественной жизни как уникальный носитель сознания и самосознания, субъект межличностных отношений и социальных взаимодействий. Она существует в определенном человеческом теле, а потому обладает определенными биологическими предпосылками, без которых она сформироваться не может (нельзя, например, представить себе личность в отсутствии мозга). Однако определяется она в конечном счете не физиологией тела и не структурой мозга, а системой социальных взаимодействий человека с другим человеком посредством создаваемых для людей и используемых людьми предметов его деятельности, будь то хлеб, одежда, книги, музыка или танцы.

Важнейшей характерной особенностью личности является ее самость, т. е. свойство человека быть самим собой в различных, в том числе и непредвиденных, неблагоприятных жизненных обстоятельствах. Самость в характеристике личности, в ее становлении, развитии и действии выполняет принципиально важную дифференцирующую роль в качестве ее способности выделять себя из социального окружения, а поэтому выстраивать жизненную траекторию своего самодвижения, самоизменения, саморазвития, самоактуализации во взаимодействии данного человека с другими людьми. Поэтому она выступает как внутренняя сущность человека, содержащая в себе как индивидуальные, так и общевидовые, общечеловеческие черты.

Одновременно самость представляет собой мощное интегративное начало, соединяя в качественно своеобразную синтезированную целостность все природные, психические, социальные личностные свойства человека, весь его внутренний мир. В этом интегративном синтезе объединяются и опыт личности, и ее стремления, и ее цели, задачи, проекты, предпочтения. Вместе с тем самость личности выступает как система интеракции, межличностного взаимодействия с другими людьми, создающей возможность и способность человека понимать, оценивать, а когда требуется, то и выполнять роль другого, но одновременно представлять, как его воспринимают другие люди. В этом интерактивном процессе, как считал основатель символического интеракционизма Дж. Г. Мид, важнейшее значение приобретает обобщенный другой. «Именно в форме обобщенного другого, – подчеркивал он, – социальный процесс влияет на вовлеченных в него и поддерживающих его индивидов, т. е. сообщество осуществляет контроль над поведением своих индивидуальных членов, ибо как раз в этой форме социальный процесс (сообщество) проникает в качестве определяющего фактора в мышление индивидов. В абстрактном мышлении индивид принимает установку обобщенного другого по отношению к себе безотносительно к ее выражению в любых других конкретных индивидах; в конкретном же мышлении он принимает эту установку постольку, поскольку она выражается в установках по отношению к его поведению тех других индивидов, вместе с которыми он включен в данную социальную ситуацию или данное социальное действие, только принимая установку другого по отношению к себе тем или иным способом, индивид и может мыслить»^[6].

Следует иметь в виду, что самость выступает в качестве основания самосознания человека, его самоконтроля, саморазвития, самоактуализации, самореализации. Именно она выполняет человекосозидающую роль в конструировании человеком собственных целей, программ, проектов, а также в формировании путей и этапов практического достижения поставленных целей и задач. Тем самым она, наряду со способностями, возможностями и активными целенаправленными действиями, открывает человеку социальное пространство для реализации своих индивидуально-личностных способностей и возможностей завоевания достойного места в сообществе других людей. Наконец, необходимо принимать во внимание, что самость, самобытность и уникальность личности формируется и реализуется только в условиях ее коммуникативных взаимодействий с другими индивидами и их общностями. Коммуникативные взаимодействия – взаимопонимания – взаимоподдержки приводят к достижению определенных, социально значимых целей только тогда, когда существует сотрудничество или противоборство личности и социальной общности с другими индивидами и общностями. В этом процессе самость осуществляет важную коммуникативно-регулирующую и контролирующую роль (рис. 1.1).

Рис. 1.1. Структурная архитектоника самости личности

Пожалуй, в мировой философской и социологической литературе не найдешь крупного мыслителя, который придал бы столь возвышенное и возвышающее значение личности человека, как это совершил в своих трудах и выступлениях выдающийся русский философ Н. А. Бердяев. В своей персоналистской философской доктрине, в произведениях «Философия свободы» и «Смысл творчества» он утверждал, что человек создан, чтобы творить и создавать заново себя и весь мир по законам свободы. Творчество, неизбежно приводящее к свободе, по его непреклонному убеждению, «это – путь повышения в ранге самого человека, путь абсолютизации человека, признание его верховным центром вселенной, образом и подобием Абсолютного Бытия, малым космосом, включающим в себя все»^[7].

В многообразной, преобразующей мир и самого себя человеческой деятельности, считает Н. А. Бердяев, решающая творческая роль принадлежит сознанию. «Само сознание человека как центра мира, в себе таящего разгадку мира и возвышающегося над всеми вещами мира – есть предпосылка всякой философии, без которой нельзя дерзать философствовать»^[8].

Выдающийся философ, пройдя потрясения российских революций и вынужденной эмиграции на знаменитом «философском пароходе», воочию многократно поражался двойственности человека, в котором сосуществуют в диалектическом единстве «облик царственный и облик рабский, существо свободное и закованное, сильное и слабое, соединяющее в одном бытии величие с ничтожеством, вечное с тленным»^[9].

Н. А. Бердяев был убежден и стремился убедить других в том, что эту двойственность необходимо преодолевать. Он считал, что совместными усилиями философии, науки, просвещения, культуры, человек ценой многих мучений и разочарований, поражений и побед, должен, в конечном итоге, понять, что его внеприродная сущность, преодолевающая природную необходимость, таится в удивительно космическом творческом могуществе, дающемуся ему «не только от необходимости, но и от свободы, не только от природы, но и от Бога», только тогда он осмыслит, что присущее ему творчество есть переход небытия в бытие, через акт свободы; он осознает в полной мере, что центр космоса – это человек, всечеловек, носитель абсолютной человечности… что человек превышает все явления природного мира и являет собой верховный центр бытия»^[10].

Солидаризирующийся с Н. А. Бердяевым в основных философско-мировоззренческих позициях, но перемещая акцент на социальную сферу, выдающийся российско-американский социолог П. А. Сорокин всесторонне обосновал положение о том, что личность формируется, развивается и действует в системе совершенно определенных социальных координат. Но поскольку каждый индивид принадлежит не к одной, а к целому ряду различных социальных общностей (семейных, профессиональных, имущественных, политических, социокультурных и т. п.) одновременно, постольку своеобразная для каждой личности конфигурация таких общностей предопределяет многообразие конкретных проявлений личностного «Я» в различных социальных обстоятельствах и в различных социальных ролях, выполняемых ею. Поэтому, писал он, «наше Я» мозаично и плюралистично. Оно похоже на фацеточный глаз, составленный из множества различных «Я», объединенных в пределах одного организма как физического носителя этих «Я»^[11].

При всей кажущейся парадоксальности данного утверждения, считал П. А. Сорокин, оно является истинным, поскольку все люди в различных жизненных ситуациях изменяются. Он показывал это на примере жизнедеятельности Р. М. Робеспьера, главы якобинцев во время Великой французской революции. Он проявляется в домашней обстановке, в своей скромной квартире, как чувствительный, сердобольный человек, плачущий над сентиментальными романами Б. Сен-Пьера, но на заседаниях «Комитета общественного спасения» он выступает как совершенно другой человек, безжалостно требующий гильотины для жирондистов Дантона, Эбера и Делу. Аналогичные проявления плюралистичности личностного «Я» может заметить любой человек, если он внимательно присмотрится к своим знакомым, их повседневному поведению в собственной семье, где каждый из них проявляется в качестве любящего и доброго сына или брата, но выступает в совершенно ином облике в служебной обстановке, где он действует в качестве профессионала – требовательного и жесткого губернатора, директора, профессора, доктора и т. д. Поэтому то, что мы считаем нашим единым «Я», при ближайшем анализе оказывается «мозаичным Я», составленным из различных кусочков ряда различных «Я», сменяющих друг друга и часто антоганизирующих между собой^[12].

Такая двойственность, а еще чаще множественность «Я» одного и того же человека, мозаичность его личности обязаны тому, согласно П. А. Сорокину, что современный человек является абонентом не одного общества, а многих групп, друг с другом не совпадающих и друг друга не покрывающих. Каждая группа дает императив поведения своим членам. Каждая из них сознательно или бессознательно определенным образом деформирует психику индивида, видоизменяет его интересы, желания, стремления, убеждения, верования и чувства. Поэтому «душа» каждого индивида, – убежден он, – маленький микрокосм, точно воспроизводящий тот социальный макрокосм – социальную группировку, среди которой он живет и с отдельными группами которого он связан… Множество актов, совершаемых нами ежедневно, представляют выполнение функций, требуемых от нас нашей семьей…, нашим государством…, нашей профессией…, нашей партией…, нашей церковью». И отсюда делается следующий вывод: «как только меняется место индивида в системе социальных координат, неизбежно изменяется и его поведение»^[13].

Развивая вслед за П. А. Сорокиным многоаспектную социологическую теорию личности, его последователь, выдающийся американский социолог Толкотт Парсонс вносит в эту теорию несколько важных нововведений. По его убеждению выстраивать хорошо обоснованную и доказательную концепцию личности необходимо начинать с того, чтобы за точку отсчета принимать «физически конкретное лицо», взятое в его автономии по отношению и к социальной системе, и к религиозному учению, и к системе культуры. Сама же автономия личности трактуется в качестве многомерной сущности, имеющей целый ряд конкретных проявлений. Такими проявлениями выступают и выбор личностью определенной цели своего действия, и девиантное поведение, и открытость для творчества, где автономия личности выражается особенно ярко.

Однако автономия личности, считал Парсонс, не должна пониматься в плоскостном изображении. Здесь действует именно многомерность, многосложность. Стержневым же компонентом данной многомерности как конкретной воплощаемости аналитически вычленяемой независимости личности и социальной системы друг от друга является взаимопроникновение автономии и взаимозависимости, которое «служит теоретическим базисом для фундаментального и общего феномена автономии индивида, насколько дело касается (автономии от) социальной системы».

Для подтверждения тезиса о реальности личностной автономии Парсонс приводит два соображения. Первое из них состоит в том, что «если рассматривать личностную систему аналитически и отдельно от ее прямой связи с социальной системой, она есть «место встречи» культурной системы, поведенческого организма (в первичном смысле) и физического мира (в смысле вторичном)». А это означает, что автономия личности не может и не должна рассматриваться вне связи с жизнедеятельностью индивида как специфического живого существа, а также вне связи его с окружающей внешней средой и системой культуры, в пределах которой осуществляется его социализация. «Следовательно, – утверждает Парсонс, – можно говорить не только о том, что личность автономна как отдельная подсистема действия. Но и о том, что эта автономия существенным образом укоренена во взаимообменах личности с культурным и органическим уровнями организации действия. Эти три группы доводов (плюс уникальность генетической конституции практически каждого человеческого организма) в достаточной мере объясняют нередуцируемость своеобразия всех человеческих личностей, а также их автономии^[14].

В сложной многосторонней взаимосвязи социальных систем, в рамках которых происходят все процессы жизнедеятельности индивидов и их социальных общностей, личность не может быть автономной в единственном отношении – в отношении к социальному действию актора. В таком понимании личность предстает как «организованная система единичных действий, объединенных их общей принадлежностью к одному и тому же актору»^[15].

Этот постулат составляет базисную матрицу парсоновского «субстантивного волюнтаризма», коренным образом отличающегося от формального волюнтаризма позитивистского толка. Один из наиболее влиятельных представителей современного парсонсиализма Дж. Александер, в частности, утверждает: «Если формальный волюнтаризм обращается к универсальному свойству всего действия, абстрагированного от времени и пространства… то субстантивный волюнтаризм обращается к прямо противоположному – к тому, в какой степени в определенных исторических и социальных условиях возможно осуществление индивидуальной свободы»^[16].

В парсоновской субстантивной теории личности свобода индивида рассматривается в качестве «естественной», т. е. изначально присущей любому индивидуальному действию актора. При этом она реализуется не только как внутреннее условие индивидуального развития и действия конкретного актора, но и как воплощение зависимости (относительной) его от внешних природных и/или социальных обстоятельств.

Субстантивная концепция свободы личности, развиваемая Парсонсом, исходит их того, что формирование и реализация личностной свободы осуществляется в пространственно-временных координатах двух сопряженных и взаимно проникающих друг в друга систем – системы социального действия и социальной системы. Стержневым параметром сопрягательного взаимодействия двух этих систем является интрасоциальная функция системы личности, реализующаяся в достижении цели, на что направлена свойственная этой личности свобода воли. Именно волевые усилия индивида, складывающиеся, развивающиеся и воплощающиеся в конкретные действия в совершенно определенной социальной ситуации, проявляются в его мотивационной структуре и в его поведении, детерминируемом его мотивационными установками. Что же касается личной автономии как воплощения индивидуальной свободы в определенной ситуации, то она, согласно данной концепции, может быть достигнута только тогда, когда социальные институты, ассоциируемые с различными сферами общества, каковыми являются его функциональные подсистемы: экономика, политика, интеграция, адаптация, сохранение институционализированных культурных моделей, дифференцируются друг от друга. Сама же такая дифференциация, структурно оформленная, зависит от усовершенствований в экономической, политической и нормативной сферах. Следовательно, она должна быть исследована и интерпретирована в категориальной сети функциональной теории изменений. Автономия личности, с точки зрения функционирования теории изменений означает, что личность одновременно включена и в систему социальных действий и в социальную систему.