При определении существа данной темы, сразу возникает несколько вопросов. Действительно ли это вражда, а не недопонимание, непроясненность позиций, а также, кто является главным движителем этого процесса, кто, собственно, основной субъект этой враждебности? Каково отношение России к Западу на самом деле, как она отвечает на враждебные чувства и интенции? Кто же является виновником таких отношений? К чему это приводило и привело, кто оставался в выигрыше? Не слишком ли резко такого рода определение звучит в современном глобальном мире построения счастливого капиталистического будущего в цифровой обработке, как для Запада, так и для России?
Короче, вопросов очень много, они носят и философский, и ментально-психологический, и исторический характер. Если обратиться к наследию О. Шпенглера, который рискнул поставить диагноз («Закат Европы») состоянию западной цивилизации в начале XX века сразу после завершения всечеловеческой катастрофы в виде первой мировой войны, то и у него мы обнаруживаем явно видимый «западоцентризм» в восприятии мировой цивилизации. И это притом, что объем привлеченного им материала из древнеегипетского, античного, индуистского, китайского, персидского периодов развития человечества чрезвычайно велик. Но вот, что он пишет: «Мы, люди западноевропейской культуры, с нашим историческим чувством являемся исключением, а не правилом. «Всемирная история» – это наша картина мира, а не картина «человечества». Для индуса и грека не существовало картины становящегося мира, и, когда однажды угаснет цивилизация Запада, возможно, никогда уже не появится такая культура и, значит, такой человеческий тип, для которого «всемирная история» была бы столь мощной формой бодрствования»[5].
И вопрос заключается не в полемической реакции на ключевой момент его рассуждений, связанный с пониманием «становящегося», то есть исторического, мира, какой был зафиксирован в сознании западноевропейской культуры и представлял собой шаг в развитии всего человечества, но в том, что в данный тезис изначально вносится аспект априорного мировоззренческого и ценностного преимущества, каким обладает «западный человек» по сравнению со всеми другими людьми других культур и цивилизаций. За таким подходом скрывается немалый объем исторической практики, освоенной философом, но одновременно формулируется определяемая им на цивилизационном «берегу» позиция, на базе которой будет формироваться ментальность этого человека, существо его политических и экономических взглядов и т. д. в его глобальных построениях. Это то самое «прометейство» западного человека, какое не позволяет ему и думать о том, что рядом с ним, подле него, может появиться другое существо (другая культура/цивилизация), обладающее таким же онтологическим правом на историческую и цивилизационную субъектность именно что всемирного масштаба.
Эта исключительность стала частью культурного генотипа западного типа культуры и избавиться от нее какими-либо теоретическими убеждениями и примерами, доказывающими, что это не так и что рядом возникают и определяются явления, способные не на менее, а, может быть, и более адекватную реакцию на окружающую реальность, чем у западного человека, – невозможно. О реальной смене этого человека иным субъектом в будущей истории человечества сейчас трудно говорить точно, но скорее всего, это будет вариант из двух вероятностей – то ли китаец, то ли индус, но в перспективе ближайшего столетия не исключено, что на горизонте замаячит фигура представителя какой-либо африканской цивилизации, нигерийской, к примеру.
Приведем достаточно обширную цитату из автора «Заката Европы» для разъяснения этого ключевого, неизбытого до сих пор, внутреннего (да и внешнего также!) противоречия между Западом как таковым и остальным миром. Шпенглер пишет: «Когда Платон говорит о человечестве, он имеет в виду эллинов в противоположность варварам. Это полностью соответствует а-историческому стилю античной жизни и мысли и приводит с учетом этой предпосылки к выводам, являющимися правильными и многозначительными для греков. Когда же философствует Кант, скажем, над этическими идеалами, он утверждает значимость своих положений для людей всех типов и времен. Но то, что он констатирует как необходимые формы мышления, есть лишь необходимые формы западного мышления. Уже один взгляд на Аристотеля и его существенно иные результаты должен был бы показать, что здесь налицо саморефлексия не менее ясного, но иначе устроенного ума. Русскому мышлению столь же чужды категории западного мышления, как последнему – категории китайского или греческого. Действительное и безостаточное понимание античных первоглаголов столь же для нас невозможно, как понимание русских и индийских, а для современного китайца или араба с их совершенно иначе устроенным интеллектом философия от Бэкона до Канта не больше, чем курьез»[6].
Заметим здесь же, что сходные соображения на этот счет (разность в исходных мыслительных позициях западного и незападного человека) высказывались русским мыслителем Сергеем Аверинцевым. Но вот эта уверенность идеолога западной цивилизации, хотя и отпевающего ее, видящего признаки ее «заката» в том, что именно западным человеком увидена, понята и прочувствована «внутренняя форма» истории, что именно это позволило ему овладеть и «управлять» историей, и не только своего, западного, но всего мира, – остается неколебимой и непреклонной.
Складывается теоретическое (а во многом и практическое) представление и убеждение, что подобный, прометейский, характер развития западной цивилизации и ранее и на современном этапе и является главным продуцирующим механизмом межцивилизационной вражды. И хотя в нашем случае речь будет идти в основном о столкновении (ментально-культурном, естественно) западного и русского типов культур в широком смысле слова, переходящим в цивилизационное противостояние, но устаревшая модель патерналистского поведения Запада по отношению ко всему остальному миру не изжита до сих пор, хотя громадное количество факторов реальной экономической, политической и культурной жизни говорит нам о том, что он, Запад, с трудом удерживает свои прежние позиции. И не в том дело, что эти позиции являются неверными с точки зрения их исторического и культурного содержания, но Запад за последние 50 с небольшим лет умудрился, став реальным властелином мира после распада СССР, выхолостить все позитивные и движущие начала своей цивилизации.
Он отказался защищать и сохранять основные скрепы этой цивилизации – христианство, христианскую мораль, прежние формы культуры, традиционные отношения между людьми (семья, воспитание детей); вместо нормальной экономики он предложил модель спекулятивного развития экономических систем, при которых богатые становятся все более богатыми, хотя в этом богатстве гнездится момент явной неопределенности, так как сама система может одномоментно рухнуть, похоронив под своими обломками все богатства, состоящие в основном из ценных бумаг, акций (то есть разрисованной и особым образом украшенной бумаги), за которыми в большинстве случаев не стоит никакого реального производства и воплощенного в конкретные предметы труда человека. Богатство, как и нищета, стали виртуальными, призрачными, и весь мир, какой подготовил себе Запад, превратился в мир торжества «копии копий» – симулякров, готовых исчезнуть с такой же быстротой, с какой они появились на свет.
Количество пустых пространств, какие гнездятся под ногами человека западной цивилизации так велико, а мир из-за этого стал так неустойчиво равновесен, что в любой момент Запад может рухнуть, погребя под собой и другие цивилизации. Игнорирование Западом иных форм человеческой цивилизации, обладающих как бы правом на всемирную интегративность – очевидна. Если предположить, что если внезапно появятся на Земле представители другой внеземной цивилизации, то с точки зрения Запада, предъявить ей как высшие и главные достижения землян можно и исключительно только то, что произведено и достигнуто западной культурой.
Разумеется – и это ответ возможным оппонентам – у многих величайших умов Запада мы обнаружим более широкое и более универсальное понимание и культуры и общечеловеческих целей и задач, но расхожей, практической ментальностью западного человека стала изначальная уверенность в своей правоте и торжестве своих идей перед всеми другими. Однако, всего лишь беглый взгляд на всемирную историю XX века, и перед нами возникает никем не отменяемая вина Запада в целом в развязывании самых страшных и кровопролитных войн в истории человечества; перед нами возникает порожденный именно в лоне западной идеологии (пусть и в ее тупиковом ответвлении) призрак массового (намного превышающих масштабы древнеегипетских и персидских казней захваченных врагов) умервщления людей других национальностей и культур всего лишь по признаку их происхождения, и не противников с оружием в руках, а в основном беспомощных стариков, женщин и детей (Холокост как воплощение этой крайней линии западного индивидуализма и эгоизма).
В принципе Западу до сих пор нечем оплатить этот счет, выставленной ему историей. И никакие попытки перенести платеж на других участников этой исторической трагедии (Гитлера, Сталина) не могут отменить этой онтологической драмы Запада перед лицом собственной нравственной и духовной катастрофы. Психологический разрыв между декларируемыми идеалами и исторической практикой привел к эффекту фрейдовского переноса Западом своей вины на другие народы (Россию, в основном). И, что носит особо кощунственный характер, – приписывание именно себе победы над злом.
Невозможно отговориться в духе дешевого популизма и при помощи контролируемых СМИ, что, мол, это все совершил Гитлер со товарищи, что эти выродки и прочее человеческое отребье произвели ужасные преступления второй мировой войны. Но как быть с тем, что Европа практически не оказала никакого сопротивления Германии при оккупации Чехословакии, аншлюсе Австрии, как она не просто отдалась Гитлеру, а просто легла перед ним, в дальнейшем на собственных заводах производя то, что бросалось немцами в топку войны, прежде всего с Россией, и лишь в самом конце столкновения с войсками союзников? Но нас, собственно не интересуют конкретные политические и геополитические аспекты этой проблемы. Нас волнует метафизическая эволюция Запада, который смог – был, по сути, готов к этому – породить фашизм и его идеологию. Не забудем, что все это происходило, вероятно, на самой культурно усложненной площадке западной культуры (немецкой), какая без устали генерировала на протяжении ряда столетий философские, культурные, научные ценности высшего порядка, выступая в известной степени как квинтэссенция европейской культуры. Эту культуру никто и никак не отменял, но цивилизация, созданная на ее базе, обернулась миру своей страшной стороной. Те самые экзистенциалы прометейства и фаустианства, которые Запад развивал в себе на протяжении целого тысячелетия, выродились в национальный эгоизм отдельных народов и попустительство самым безумным и страшным инстинктам человеческой природы.
Выражаясь терминами автора «Заката Европы», – именно в XX столетии Запад потерял свою витальную силу, и его экзистенциалы начали стремиться к нулю, несмотря на внешнюю сторону торжества технологического превосходства западного мира над всеми остальными народами и цивилизациями. Дело дошло до того, что он, Запад, испробовал самое страшное – атомное – оружие, опять-таки над мирным населением Японии. Та историософская и онтологическая дилемма, какая возникает перед теоретическим сознанием независимого исследователя, не имеет, по сути, решения: никакие практические соображения уже выигранной войны на Востоке (как в случае, кстати, и с безумными бомбардировками Дрездена и других городов Германии) не учитывались во имя демонстрации Западом (Америкой) своей нового – метафизической разрушительной силы – ядерного оружия перед всем миром.
Это все равно, как в Древнем мире, уже захватив страну и покорив народ, царь желает испробовать новое оружие – боевую колесницу с мечами или боевых слонов – на мирных жителях. Но для того времени у нас есть ответ – варвары. Здесь же перед нами примеры поведения цивилизации, находящейся на пике своего могущества. Но, по существу, эти действия также варварские.
Запад, без сомнения, пережил свою внутреннюю драму после событий второй мировой войны. Может быть, наиболее ярко и сильно она выразилась в явлениях экзистенциальной философии, какая естественным образом была направлена к такому решению внутри самого человека возникающих в реальности противоречий, чтобы никоим образом не зависеть от внешних обстоятельств социума, культуры, истории – цивилизации в целом. Слишком оказались непрочными и слабыми внутренние моральные скрепы западного человека, чтобы противостоять той эманации зла (но не только эманации, но и практическому его воплощению), порожденного внутри дорогой им культуры. Перечеркнутость основных символов и экзистенциалов этой культуры в ее этическом разрезе оставляла всего лишь одну достоверную площадку для совершения исхода (в прямом библейском смысле этого слова – exodus) из бытия – в собственное сознание и гештальт собственной души, какие точно уж не обманут, и их нельзя будет склонить к каким-либо действиям или помыслам, за которые придется краснеть и на другом свете. Именно в явлениях философии и литературы Запад совершил попытку саморефлексии в связи с исторической драмой, совершившейся внутри его культуры, но не через обновление исторического и политического самосознания.
С позиций отвлеченного мышления, Запад, подвергая оценке основной как бы гештальт второй мировой войны, довольствовался констатацией того, что Гитлер и его идеология являли собой некое абсолютное зло, а его пришествие на арену мировой истории можно рассматривать как явление Антихриста и начало конца света, и степень ответственности за произошедшее тех или иных сторон западной цивилизации можно проигнорировать, не совершая анализа. Мало того, что такой взгляд говорил о беспомощности культурно-исторического дискурса западной мысли, но снимал вопрос об исследовании всевозможных конкретных аспектов генезиса феномена Гитлера в лоне западной цивилизации. Конечно, как мы отмечали выше, – это и есть цивилизационное «подавление» комплексов вины именно за органическое обретение гитлеризма в общем компендиуме западных идей крайнего индивидуализма и эгоизма, переключенных в разряд отдельных наций, имеющих привилегии «высших существ» и абсолютных судей в общечеловеческом смысле.
Гитлеровская Германия ни много ни мало, но идеологически была ориентирована на то, чтобы возглавить общечеловеческую историю в западном смысле слова. Парадигма суждений, конкретный дискурс говорения фашистов потому и был так широко распространен среди немецкого (но не только) народа, что своим духом мессианства, свершения исторических преобразований во имя неких сверхчеловеческих целей, он во многом соответствовал сложившейся западной рациональной онтологии понимания основных сущностей человека и жизни вообще, определившихся задолго до гитлеровский идеологии. Заметим, что и фашистская Италия, этот цветник европейской и мировой культуры, была во многом заражена подобными идеями. Фашистские черты были присущи многим более мелким государствам Европы – вспомним настроения и государственные перевороты в ряде государств Восточной и Северной Европы, управление Польшей Пилсудским. Европа была беременна фашизмом по той самой причине, по которой развившаяся на основаниях капиталистического способа производства субъективность человеческого «Я», искала другие выходы для своей реализации; прежние культурные и цивилизационные рамки были ей тесны.
Та потерянность поколения, порожденная еще первой мировой войной, никуда не пропала, а была опрокинута на еще более страшную реальность второй мировой войны. Часть этого потерянного поколения безусловно погибла на фронтах, но другая, «выжившая колонна», перенесшая унижение своей культуры поруганием самого человеческого рода и невиданными до этого открывшимися безднами души человека, исполненной жестокости и порочности, тяги к убийству, должна была жить дальше. Этот «двойной» удар, нанесенный по экзистенциалам западной культуры для истинных ее носителей оказался неподъемной тяжестью. Натуральным образом и здесь было обнаружено психо-культурное замещение в виде борьбы с советским коммунизмом и его идеологией, несмотря на то, что вождям западного мира было очевидно, что СССР обречена была долгие годы влачить тяжелое существование, закрывая демографические, экономические и другие проблемы послевоенной жизни и явно не была способна на какой-либо военный конфликт с Западом[7].
Очевидно, что, говоря о столь острой и неоднозначной теме, как «вражда» между Западом и Россией, можно нарваться на всякого рода реакцию, причем с обеих сторон: как российской, так и западной. Есть определенного рода стыдливое отталкивание от себя данной проблемы, как не находящейся в пределах научного дискурса, как, в известной степени, маргинальной, какой, якобы, занимаются историки и политологи, не авторитетные и миру неизвестные. Можно получить упреки (это мягко говоря, обычно эта тема вызывает к жизни куда более резкие определения, не всегда допустимые в печатных изданиях) в западофобии, ангажированной русофилии в скрытой форме, в реакционности, консервативизме, отлученности от современных трендов интеллектуальных поисков в духе постмодернизма. Ну и так далее. Нам, скажем откровенно, все равно, что будет сказано в таком, поверхностном ключе, как обычно и говорится друг о друге Западом и Россией последние несколько сотен лет, и особенно остро в двадцатом веке, который посеял свои семена и в текущем столетии.
Но никто и никак не может отменить те очевидные факты, получаемые ежедневно в громадном количестве на обеих сторонах этого противостояния, в виде упреков, прямых обвинений, скандальных заявлений в подготовке войны, культурной диверсии, попытке влияния на внутренние процессы (и там и там) – от выборов до умонастроений простых людей через социальные сети и другими способами, высказывание подозрений в проводимых кибератаках «противником» (соперником, идеологическим оппонентом), в заборе биологического материала у населения разных стран для неизвестных пока, но страшных целей, будущей биологической войны и т. д и т. п. Есть и прямые заявления со стороны «новых европейцев» Центральной и Восточной Европы, что русские недостойны быть частью цивилизованного мира, хорошо бы Россию раздробить, забыть о русской культуре, и вообще, русские – это не совсем нормальные (цивилизованные) люди и хорошо, если бы их не стало.
Понятно, что последние заявления делают недалекие, но заметные фигуры на новом европейском фронте, и шум и громкость от их голосов все усиливается. И не принимать во внимание этого никак нельзя.
Соответственно, в России уже привычным делом стало обвинять Запад в целом в попытке, если не стереть Россию с лица земли, то изменить ее по своим лекалам и образцам. Еще раз повторим, что мы не намерены приводить конкретные примеры из текущей действительности, так как их количество просто-напросто избыточно, и каждый читатель (исследователь) легко может с ними ознакомиться в интернете и других источниках информации.
Нас волнует отсутствие взаимодействия между Западом и Россией; не просто нарушенная «комплиментарность» (термин Л. Гумилева) между ними, какая должна как бы существовать на новом уровне развития современной общечеловеческой
О проекте
О подписке