Глава 1
Ссылка в другой мир

Что делать, если ваша мачеха – ведьма с лицензией на весь ассортимент темного колдовства, начиная от порчи и заканчивая приворотами разной степени тяжести? Правильно! Вести себя тише воды ниже травы, а лучше и вовсе прикинуться безобидной дурочкой, которая ничего не видит, не слышит, не замечает и, главное, никому не мешает. Всего-то и надо продержаться год, пока мне не исполнится двадцать.

После официального совершеннолетия у меня появится реальная возможность вырваться из оккупированного Марго дома и начать новую самостоятельную жизнь. Я даже профессию себе присмотрела. Только никому об этом не сказала, потому что настоящая леди, по мнению отца, должна мечтать выйти замуж и родить детей, а не думать всякие глупости о какой-то там работе. Ха! Сказал бы он такое своей ведьме! Но нет, не скажет, ибо она уникум, ей все можно, а я обычная девушка, обязанная придерживаться правил.

Когда-то в нашем замке царили радость и свет… Каких-то лет пять назад. Тогда была жива мама, и папа любил ее и меня, а не эту заразу, жаждущую править миром. За неимением власти над оным новоявленная леди Дорин оттачивала свои управленческие навыки на нашем графстве и моем отце. Что, к сожалению, у нее отлично получалось. Всего за пару месяцев после свадьбы наш дом превратился в мрачную обитель зла, причем злом тут была именно она, моя горячо НЕлюбимая мачеха!

Поначалу я пыталась ей пакостить, но проиграла в неравном бою с профессиональной столичной пакостницей. Потом надеялась как-нибудь повлиять на папу, но он души не чаял в своем ангелочке (угу, с рожками!), а все мои доводы списывал на детские капризы и дочернюю ревность. Положа руку на сердце стоило признать: отца Марго любила. Только мне от этого было не легче!

И зачем он привел ее в дом? У нас и так были непростые отношения, а теперь совсем беда. А все потому, что в нашу размеренную жизнь ворвалась амбициозная чародейка, расчетливая и предприимчивая к тому же. Она, точно черная кошка, пробежала между нами, увеличив пропасть непонимания, зародившуюся после смерти мамы.

Хотя польза от появления ведьмы, бесспорно, была. Графство, коим никто толком не занимался после похорон графини, потому что папа пребывал в глубоком трауре, а я была еще маленькая, благодаря ее стараниям преобразилось. Захудалые деревеньки и города, расположенные на наших землях, ожили, получив необходимые финансовые вливания и идеи для развития. Мачеха обладала чутьем опытного дельца, которое помогало ей находить выгоду во всем: в отце с его завидным титулом, в людях, живущих на нашей территории… и во мне. Вернее, в моем будущем, которое внезапно окрасилось в ее любимые черные тона.

Едва мне исполнилось девятнадцать, как новая леди Дорин решила пристроить меня в добрые (а еще в знатные, богатые и, что скверно, в старческие) руки, чтобы увеличить собственное благосостояние и максимально приблизиться к королевскому двору, – женишок, изволивший посвататься ко мне, был родным дядей нашего монарха. Естественно, Марго сочла герцога идеальной партией для притихшей в последнее время падчерицы!

Вот кто она после этого? Одно слово – ВЕДЬМА!

И как-то резко расхотелось мне быть тише воды ниже травы, так что, едва узнав новость, я закатила грандиозный скандал с битьем посуды и крушением мебели… по большей части той, которую притащила в дом мачеха. Разумеется, ей это не понравилось. А папа (предатель!) принял сторону молодой жены. Результатом стало темное колдовство, которым не раз пугала меня Марго, хотя и не осуществляла угрозу в полной мере. И вот день настал… Чтоб ей пусто было!

За непослушание и уничтожение чужой собственности (еще за оскорбления, недостойные леди, и отказ от брака, о котором, по убеждению Марго и моего отца, мечтает любая девушка) меня отправили в изгнание. Не пинком под зад за ворота, что еще можно было бы пережить, а мощным заклинанием в иномирный портал, открытый черной ведьмой. Как она заявила нам с папой – исключительно в воспитательных целях.

Чтоб ей икалось все то время, пока я буду тут перевоспитываться! Впрочем, недолго нам обеим маяться, ибо в таком холоде я и суток не протяну. Из теплой цветущей весны меня выкинуло в морозную зиму. Заснеженный лес встретил сугробами, в которых тонули ноги, и я чуть не потеряла туфельки. Чулки насквозь промокли, как и подол домашнего платья. Меня трясло, зубы отбивали чечетку, лицо и уши горели. Я пыталась звать на помощь – тщетно. Только голос осип и в горле будто ледяные иголочки выросли. Двигалась активней, чтобы хоть как-то согреться, растирала ладонями плечи и шла, шла, шла… сама не знаю куда.

Чужой лес, чужой мир, чужая здесь я!

Ау, Марго? Может, хватит уже меня воспитывать? Урок я усвоила, и твои драгоценные пуфики из черного дерева, как и шкатулки, и зеркальца с ажурными рамами в стены больше швырять не буду. Честно-честно!

Мысленным просьбам моим ведьма не вняла, и пришлось мне горемычной дальше плестись по лесу, периодически вопрошая у безмолвных деревьев: «За что?» Вопрос «куда?» я им тоже задавала. Шепотом, ибо горло саднило, но ни ответа, ни знака какого-нибудь свыше так и не последовало. Постепенно ноги-руки ломить перестало, движения стали медленными, мысли заторможенными… Я устала, меня начало клонить в сон, и ближайшее дерево с большим удобным стволом и тяжелыми, нагруженными снегом ветвями показалось идеальным местом для привала.

«Посижу чуть-чуть, переведу дух и дальше пойду», – убеждала я себя, падая на покрытые белой «шубой» корни. Большие, извилистые… в них так легко задремать, чего делать никак нельзя.

Почему я не родилась волшебницей? Или хотя бы охотницей в семействе егеря. Да пусть даже крестьянкой! Всяко лучше, чем леди, которая не знает, как разжечь костер без спичек. Чем мне сейчас помогут высокородное происхождение и холеные ручки? Да и от блестящего, по мнению отца, образования, в списке дисциплин которого не было выживания в лесу, тоже толку мало! Или все же есть? Я ведь умею танцевать! Надо срочно воскресить в памяти заученные назубок па, чтобы хоть как-то согреться. Вот немножечко отдохну и спляшу на радость лесной живности. Посижу тут, повспоминаю уроки и…

Зевнув, я прикрыла глаза.

Некоторое время спустя…

Очнулась я оттого, что по мне кто-то прыгал. Кто-то большой и болтливый, с длинными лапами, которые наверняка оставят синяки на моей нежной коже.

Нежной, угу. Я у беса на рогах: в другом мире и в зимнем лесу… подумаешь, синяки?! Радоваться надо, что меня наконец нашли!

– Папа, папа, это ярнила? – вопило существо, вырвавшее меня из объятий смертельного сна. – Настоящая! Она дышит! И не кусается! – В голосе бесцеремонного создания послышался неподдельный восторг. – Можно я оставлю ее себе?! – выдало юное дарование с уже проклюнувшимися собственническими замашками.

Я даже глаза открыла, впечатленная перспективой.

«Писец», – беззвучно прошептала обветренными губами, имея в виду не только белого лиса, радостно скакавшего на моих коленях, но и ситуацию в целом.

Оно и понятно: раз животные говорящие мерещатся, значит, с головкой у меня совсем плохо – а это один из признаков скорой и неминуемой кончины от переохлаждения. Разве нет?

– Папа, она моргает! – продолжил отчет мой воображаемый друг, счастливо скалясь при этом.

Ресницы успели покрыться инеем и потому казались ужасно тяжелыми. А может, и ледяной корочкой обросли, как знать. Вдруг я во сне оплакивала свою загубленную стараниями мачехи судьбу? Голова была ватной, будто меня дурман-травой опоили. Тело двигалось, но вяло. Я с трудом подняла руку, пытаясь поймать призрака. Призрак, как ни странно, поймался. За хвост! Большой, пушистый и длинный. Длиннее, чем у обычных лисов.

– Ой! – испуганно пискнуло не такое уж и воображаемое существо. – Па… папа! Ярнила меня сейчас сожрет!

От излишне высокой ноты, прорезавшейся в голосе лисенка, размерами походившего на ребенка лет шести-семи, я поморщилась. Мышцы лица онемели, я их почти не чувствовала, но уши, видать, не до конца отморозились, потому что отреагировали на сей вопль болезненным звоном.

– Ты кто, дет… кхе… – спросила хрипло и закашлялась, с тоской понимая, что проклятые иголочки обосновались и в грудной клетке тоже.

– Папа! – в панике взвизгнул лисенок.

– А ну, отпусти ребенка! – раздался грозный рык, от которого я вздрогнула, а говорящий «шерстяной клубок» отскочил, плюхнувшись в ближайший сугроб. За хвост я его не удержала – сил не хватило и скорости реакции. – Яр-р-рнила, значит…

Надо мной склонился человек. Ладно, почти человек. Большой беловолосый мужчина без шапки, но в теплой зимней куртке с капюшоном. И все бы ничего, только уши у него были не то лисьи, не то эльфийские: большие, оттопыренные, заостренные… еще и белой шерстью с обратной стороны покрытые. Либо я окончательно спятила, либо… в этом мире живут оборотни. И, что примечательно, мы говорим с ними на одном языке! Видимо, это прощальный подарочек от мачехи… вместо походного узелка и шубки.

– Рот открой! – потребовал незнакомец, взвешивая в руке топор.

Добротный такой, острый… с удобной деревянной рукоятью, на которой были вырезаны какие-то символы. Этот, без сомнения, примечательный инструмент впечатлил меня даже больше его ушей.

– Р-рот? – переспросила заикаясь. Он что у меня, как у лошади на рынке, зубы смотреть собрался? Сон как рукой сняло, и я всерьез задумалась о беге с препятствиями, а не о танцах, которыми планировала согреваться. Еще бы второе дыхание открылось, а то без него не встать. – З-зачем?

– За редькой! – съязвил блондин, хватая свободной рукой меня за подбородок так, что губы сами приоткрылись. – Язык высунь.

– Может, еще и полаять? – огрызнулась я, невольно радуясь тому, что голос вернулся.

– Можешь и полаять… и даже хвостиком повилять, – рассматривая мой язык, сказал местный хам. Я уже хотела сообщить ему, что таких частей тела мне матушка-природа не дала, как вдруг увидела ЕГО… огромный белоснежный хвост. Не мой, а этого дровосека неотесанного! И дар речи снова пропал. Вот досада!

– Ярнила? – с опаской спросил лисенок, отфыркиваясь и выползая из сугроба.

– Человек, – вынес вердикт его (или все-таки ее?) папа, напоследок мазнув по моей нижней губе большим пальцем. Легонько совсем, но я почему-то вздрогнула. – Ты ведь человек? – уточнил он, убирая руку. И я задумалась: признать очевидное или сослаться на временную потерю памяти? Вдруг честность мне боком выйдет, я ведь ничего не знаю о здешних порядках. – Так человек или кто?

– Зависит от того, что вы обычно делаете с людьми, – проговорила осторожно. Что примечательно, почти без запинки.

Встреча с аборигенами взбодрила, прогнав заторможенность и вернув озноб. Меня снова начало потряхивать, несмотря частичное онемение некоторых частей тела. Сказывалось долгое пребывание на морозе. Не таком уж и кусучем, но… я ведь в туфельках и платье! А этот истукан с топором даже курточку леди не предложил! Что за варварский мир? Куда я попала?

– С людьми-то? Едим на ужин! – сообщил хвостатый дровосек, и я, нервно сглотнув, попыталась отползти от него подальше, но дерево помешало.

А белобрысый каннибал еще и рассмеялся, демонстрируя наличие звериных клыков среди вполне человеческих зубов. Хотя, может, и не каннибал он вовсе… вдруг люди для оборотней дичь? Может, он с топором на охоту вышел, а тут я… под кустом. Сейчас по темечку тюкнет и в нору… готовить из свежезамороженной меня аппетитное жаркое.

– Успокойся, я пошутил, – прервал поток моих панических мыслей блондин.

– Папа не ест людей! – сообщило его мохнатое чадо, снова подкрадываясь ко мне. Еще и носом заводило, обнюхивая. – Папа хороший, – добавил лисенок.

Угу, хороший… когда спит зубами к стенке и без топора под подушкой.

Малыш казался слишком большим для животного, хотя внешне почти полностью соответствовал северному лису, картинки которого я видела в книгах по зоологии. Значит, все-таки ребенок-оборотень в звериной ипостаси.

Интерес-с-сно девки пляшут.

– Хороший папа не бросит леди в беде? – спросила, чувствуя, что околеваю. И если продолжу сидеть тут, то скоро превращусь в сугроб.

Умолять не хотелось – гордость не позволяла, но помирать в девятнадцать лет не хотелось еще больше. Они ведь какая-никакая, а семья… разумная, говорящая… с чувством юмора опять же, пусть и с черным. Почему не напроситься на постой? Вдруг сжалятся и отогреют? Или даже накормят чем-нибудь.

– Хороший папа думает, – сказал дровосек, поглаживая свой небритый подбородок. Вот ведь… деревенщина! Был бы высокородным, за внешностью бы следил. Хотя если вспомнить моего отца после смерти мамы… хм.

– Папа, давай оставим ее себе, – заныл мелкий, лизнув меня в щеку и ткнувшись носом в плечо. Жест был таким милым и трогательным, что я невольно погладила малыша. Чуть-чуть совсем, ибо сил почти не было, да и пальцы одеревенели. – Ну, па-а-а… Она пахнет весной! А волосы у нее, как солнышко на закате. – Лисенок с надеждой посмотрел на отца. – Можно я оставлю ее себе? Пожа-а-алуйста!

– Да, папа, оставьте меня себе, – поддакнула я, имея в виду, чтобы оставили мелкому, которого безумно хотелось обнять, потому что он был не только хорошеньким, но и теплым, как пушистая грелка. Мысль о том, что где-то в построении предложения закралась ошибка, пришла с опозданием, и я уже хотела исправиться, как блондин спросил:

– Эй, болезная… Если обернусь, на спине удержишься? – Представила себя верхом на огромном белом лисе… засомневалась. – Ясно. – Мужчина все понял без слов – умный дровосек, хоть и хамоватый. – Тогда поступим так.

Он воткнул в дерево топор и наклонился, чтобы легко поднять меня… нет, не на руки, как благородную леди. И даже не ЗА руки! А как котенка, за шкварник. Вернее, за воротничок моего домашнего платья: белый и ажурный. Неудивительно, что кружево осталось в пятерне этого варвара, а я рухнула обратно, ибо ноги не держали.

– Елы-палы! – простонал лисий папа, догадавшись все-таки одолжить мне свою куртку. – Сходили в лес, называется, срубили к празднику деревце… – ворчал он, кутая меня, как ребенка, в теплую куртку, которая была мне ниже колен. Большая и широкая. Руки запутались в рукавах, да и сама я утонула в чужой кожанке, оттого став еще более неповоротливой. Или именно этого дровосек и добивался? Моего окончательного превращения в безвольный куль.

– Зато Снеженику нашли, добрый знак! – прыгая вокруг, радостно вещал лисенок.

Ярнила, Снеженика… дальше кем обзовут? Нет чтобы имя спросить! Да куда там. А самой представляться было страшно. Они-то своих имен не называли. Вдруг в этом мире знание чужого имени дает власть над человеком… или над оборотнем. В сказках такое бывает. Мифы разные, сказания и легенды я изучала с не меньшим интересом, чем книжки по зоологии, географии, психологии и истории нашего королевства. Даже с большим, нежели любовные романы, которые штудировала исключительно в профессиональных целях, ибо планировала после совершеннолетия открыть в столице свое маленькое брачное агентство. Если будет на что, конечно. А если папа заартачится и денег не даст – нанялась бы штатной свахой в какую-нибудь уже существующую контору. Работа прибыльная, непыльная и интересная. Чем не вариант?

– Вот вместо елочки ее и нарядим! – буркнул папа-лис, имея в виду меня.

Сам он остался в одной рубашке с затянутой на груди шнуровкой. Прошлый век какой-то! У нас давно уже в ходу были пуговки разных мастей, а еще крючочки и даже новомодные молнии, а тут… застежка на веревочках. Вот с-с-спасибо, Маргоша! Ты бы меня еще к пещерному человеку отправила… перевоспитываться! Хотя с устаревшими моделями мужского гардероба я все же погорячилась – куртка-то у блондина застегивалась вполне современно.

Надев мне на голову отороченный мехом капюшон, мужчина снова меня поднял. На этот раз за подмышки. И закинул, как мешок, на плечо. После чего забрал свой топор и, придерживая за ноги (меня, а не топор), потащил… э-э-э… куда-то. Я не возражала. Всяко лучше, чем в сугробе подыхать. Спросила только жалобно:

– А туфли? – Потому что потеряла в процессе всех этих перемещений обе.

– Бегу! Ловлю! – засуетился лисенок. – Уф! Наф-ф-фол! – сообщил он, коверкая слова… собственно, из-за находки.

У меня же от положения вниз головой эта самая голова окончательно пошла кругом, и я вновь погрузилась в пучину «белого сна», успев осознать напоследок, что мелкий лис все же мальчик, и задуматься о том, кто такие Снеженика с ярнилой и чем так важен язык последней.

В лисьем доме…