– Но разве вы не думаете, – настаиваю я, – что лучше недолго быть невероятно счастливым, даже если потом это теряешь, чем жить долго и не испытать подобного?» [4]
Эти строки ранят меня и теперь. Каждый раз, вспоминая их, я вспоминаю всю свою жизнь, предшествующую этому моменту, и хочу яростно спорить, плакать и кричать: «Нет, не так, все не так! Лучше быть невероятно счастливым долго, никогда не теряя. Почему обязательно нужно потерять? Это…это несправедливо». Конечно же, никто мне не отвечает, и поэтому я отчетливо слышу бесстрастный голос внутри: «Разве ты бы отказалась, если бы знала заранее?»
В этот момент я всегда сдаюсь.
Силы покидают меня, я больше не могу бороться. Трудно быть тем, кто остается. Я не отвечаю на вопрос, но это и не нужно. Мы оба знаем, что я бы раз за разом выбирала страдание, лишь из-за одной надежды, что он будет в моей жизни. Хотя бы и всего лишь на мгновение.
Пятница 14 ноября 2003 года, неделю спустя после начала этой истории, навсегда осталась в моей памяти.
Я застряла в этом дне как муха в янтаре, не в силах ни забыть, ни отпустить, ни идти дальше, и могу только прокручивать его события в голове, проживая снова и снова. Снова и снова разбивая себе сердце.
С момента пробуждения у меня отличное настроение, и эта деталь до сих пор не дает покоя, больно кусает чувством вины, заставляет ненавидеть себя: почему я не ничего предчувствовала? Почему я такая веселая?
Собираясь на работу, перед зеркалом я напеваю «Я утопаю в твоей любви, отпусти меня, дай мне глотнуть воздуха, исчезни из моих фантазий»[5] – навязчивый мотив песенки, которую сутками крутят по радио, прилип ко мне сам по себе.
Сегодня пятница, впереди два выходных, которые я радостно предвкушаю. Я договорилась с родителями, что мы оставим им Маризу, а сами отправимся в Милбридж, где уже забронировали уютный коттедж. У нас с Локи большие планы на этот уик-энд: устроим морской ужин перед камином, проведем время в Акадии, первыми в стране поймаем солнечные лучи на горе Кадиллак, съедим огромного лобстера в Элсуорте. Побудем только вдвоем.
На завтрак – поджаренные тосты, яйца, полоски бекона и кружочки томатов, посыпанные крупной солью и свежемолотым перцем. Апельсиновый сок для Маризы и крепкий кофе для нас с Лукасом. Я грустно заглядываю в буфет в поисках вкусненького, но ничего не нахожу – сама же решила не держать запас сладкого дома. Муж посмеивается надо мной, но ничего не говорит. По крайней мере, вслух. Как-то вдруг мы все начинаем опаздывать и, суетясь, суматошно выскакиваем из дома.
Лукасу надо к Ронни: в конце сентября она затеяла ремонт, который, как обычно, начался с невинного «я только перекрашу стены в гостиной», но всего за пару недель перетек в стихийное неконтролируемое бедствие под названием «а вот здесь я всегда хотела сделать крытую веранду». Мы решаем, что Маризу на машине подброшу до школы я, а Локи возьмет мотоцикл. Договорившись в обед встретиться в баре, прощаемся.
Перед дверями магазина меня уже ждет первый посетитель: жена Ленни Смита подозревает, что благоверный похаживает налево и просит найти способ отвадить негодную соперницу. Прислушавшись к еле слышному шороху книг, я удовлетворительно киваю – ее просьбу исполнить легко. Утомленная Валери облегченно выдыхает, но я, протягивая ничего еще не подозревающей женщине «Супружеские пары» Апдайка, прячу улыбку – мои книги порой очень своеобразно шутят.[6]
Поток посетителей не утихает – оно и понятно, в конце недели у всех освобождается немного времени, которое можно потратить на чтение. И если при этом ты сможешь хоть чуточку, но улучшить свое нынешнее положение – то почему бы не обратиться к тому, кто почти наверняка поможет? Про меня уже давно не ходит никаких слухов – всем давно известно, что Ева Миллс – конечно, себе на уме, но она ведь девчушка Джека Райана, да и муж у нее свой парень, поэтому хоть она, конечно, и ведьма, но привычная, выросшая на их глазах, да и никто лучше ее не отвадит подростка от дурной компании, а девушку от неподходящего парня.
Итого, до момента, как пора закрываться на обед, я успеваю продать:
«Шоколад на крутом кипятке» Эскивель молодой Марии Клэмс, мечущейся между двух любовников;
«На острове Сальткрока» Линдгрен – шестнадцатилетней Ванессе, не уверенной в будущем;
«Дом у озера Мистик» – сорокалетнему холостяку Джоуи Арнольду, который на самом деле НЕ хочет жениться;
и «Загадку магических чисел» Блайтон девятилетней Венди – в последнем случае никакой ворожбы, просто старый добрый детский детектив для увлеченной души.
В полдень я чувствую себя приятно утомленной. Беру ключи, глубоко, по-кошачьи, потягиваюсь, делаю шаг к выходу – и спотыкаюсь о забытый Венди мячик. Теряя равновесие, в инстинктивной попытке удержаться хватаюсь за первое, что попадается под руки – это сувенирная полка. Под нажимом моих ладоней она накреняется, встав на дыбы, и фарфоровая фигурка в свадебном костюме падает на пол и раскалывается.
И в этот момент в моем животе разворачивается бездна.
Мгновенно потерявшись в реальности, я перестаю соображать. Набатом стучит в ушах «Снова, снова», холодный ужас разрывает внутренности, отказываясь признавать случившееся, я смотрю на разбитую куклу Лукаса – подарок Голда, вторая из пары. Сглотнув тошнотворный вкус во рту, поднимаю растерзанное тельце – все это настолько живо, по-настоящему, что за глазами у меня ревет сирена. Все еще заторможенная в движениях, в мыслях я уже разогналась до скоростного состава. У меня нет ни малейших сомнений насчет того, что это – не досадная случайность. Несчастье стоит на пороге и протягивает мне свою холодную ладонь. Бегу в кабинет Голда, нет, это ведь уже мой кабинет, дрожащими руками вставляю ключ в замок на двери того самого шкафа, который до нынешнего момента открывала лишь единожды и поклялась никогда более не открывать. Но сейчас мне плевать на священные обещания и последствия. Нет времени играть с обычными книгами, а доверия судьбе во мне давно нет, я преисполнена решимости продать душу, но не допустить Смерти забрать у меня того единственного, кого я люблю. Забрать у меня Локи.
На короткий миг мое сердце загорается решимостью и надеждой, я одержимо верю, что смогу все исправить, пальцы мои решительно сбрасывают наконец-то поддавшийся замок и…
В шкафу пусто.
Ни одной книги, ничего, только тонкий лист бумаги, сложенный вдвое и на обороте до слез знакомым угловатым почерком выведено: «Еве».
Не чувствуя дыхания, помертвевшая от подсознательного понимания того, что разум еще отказывается принимать, я беру письмо за уголок осторожно, как свернутую змею и, поднеся к глазам, с трудом фокусируюсь на прыгающих строчках:
«Моя дорогая девочка,
Я всегда знал, что этот день настанет,
и ты не сможешь остановиться.
Ты никогда не примешь иное решение,
Поэтому я принял его за тебя, зная, что ты меня возненавидишь на веки веков.
Я уничтожил все книги, их больше нет. Иногда мы не властны над будущим и должны просто принять то, что нам предстоит и попытаться не сломаться.
Когда-нибудь…»
Не дочитывая до конца, я сминаю письмо, и разжав кулак, слежу взглядом как лист с еле слышным стуком опускается на пол и откатывается в угол.
Дергано, не чувствуя своего тела, я вернулась в магазин и, опустившись на пол, взяла свою разбитую жизнь, баюкая, прижала к груди и оцепенела.
В таком положении меня и нашел Локи.
Не дождавшись в баре, он ожидаемо решил, что я снова заработалась. Перешел дорогу, шутливо ругаясь, заглянул в дверь, и увидев меня, резко осекся, в два шага оказался рядом. Кошмар, беснующийся в моих зрачках, перетек в его. Севшим голосом он прошептал:
– Что-то с Маризой?
Я не могла ответить, просто не могла разлепить губы и он, вдруг покрывшийся бисеринками пота, схватил меня за плечи, встряхнул и закричал:
– Ева, скажи мне!
Из моих глаз побежали слезы, но я никак не находила голос и только мотала головой. Он отнял мои руки от груди, потянул на себя и, увидев сломанную куклу, выдохнул так шумно, что его облегчение чувствовалось почти осязаемо.
– Сумасшедшая. Чокнутая дура, я сейчас потерял десяток лет жизни. Я подумал, что-то произошло, с тобой, с ребенком… Ты себя видела? Ты сидишь дезориентированная и с синими губами из-за сломанной игрушки?
– Это не игрушка. – я начинала из шока перетекать в истерику, и голос мой уже трясся.
Лукас обнял меня, в его голосе уже слышалось веселое снисхождение:
– А что же это, глупая.
– Это ты. – я дрожала от рыданий, вцепившись в рукава его блейзера.
– Ева. Ева, это не я. Я – вот он, целый и невредимый, и если мне в данный момент что-то и грозит, так это отсыреть от твоих слез.
Оттого, что он меня не понимал, не хотел, не мог понять, стало еще хуже. Лукас хорошо меня знал и прекратил утешать, какое-то время просто не говорил ничего, давая мне выплакаться. Наконец глаза пересохли, и сил рыдать уже не было. Выпрямившись и утерев нос, попробовала объяснить.
– Это плохой знак. Я знаю. Я чувствую. Что-то случится, Локи, ты веришь мне?
Он покачал головой.
– Я верю в то, что ты в это веришь. Ева, я тебя люблю и мне тоже нравились эти куклы, но то, что ты сейчас несешь – это полный бред. В следующий раз ты разобьешь зеркало и что, мы будем семь лет за каждым углом искать несчастье? А потом Риз нечаянно рассыплет соль и тогда ты что? Пригласишь экзорциста? Ну-ка прекрати накручивать себя!
Его здравый смысл отрезвлял, вызывал желание стряхнуть липкий страх и поверить в лучшее. Вот же он, мой муж, спокойный и уверенный, а это всего лишь фарфоровая фигурка, разбитая по неосторожности.
– Думаешь, это ничего не значит? – робко спросила я.
– Ева, нас наказывают только те боги, в которых мы верим. Я уверен только в том, что зверски голоден, а на столе в баре наш картофель фри превращается в соленую резину. Пойдем обедать, а завтра я склею эту куклу, и она будет как новенькая.
– Сегодня.
Он тяжело вздохнул, а потом поцеловал меня в лоб.
– Хорошо. Я вернусь домой и перед сном залечу раненого тезку. И ты тогда успокоишься?
Я кивнула.
– И не будешь весь уик-энд в Акадии трястись, как последний лист, когда я подойду слишком близко к краю обрыва или подавлюсь клешней лобстера?
Я подумала и еще раз кивнула.
– Ну тогда ладно. А теперь пойдем, любовь моя, пока я не съел тебя вместо сэндвича.
За обедом я была напряженная и больше ковыряла свою еду, чем ела. Лукас заметил, но промолчал, не желая снова поднимать идиотскую тему. Я же чувствовала, что действие его разумных слов, поначалу вернувших мне адекватность, уже ослабло и я снова подпадаю под власть паники. Наконец мы встали из-за стола и вышли на улицу. Лукас надел шлем и перекинул ногу через сиденье байка, собираясь возвращаться к Ронни, а я, не успев остановить себя, вскрикнула:
– Нет!
Он замер и посмотрел на меня. В его глазах сверкали опасные молнии.
– Ева.
Я понимала, что он сердится, но все равно сложила руки в умоляющем жесте:
– Лукас, мотоцикл…
– Ева. Ну послушай. Даже если, предположим, только предположим, мне грозит опасность – что ты можешь с этим сделать?
– Я могла бы найти книгу. Голд забрал самые сильные, но если бы я…
– Нет. – он перебил меня резко, даже грубо. – Ты не посмеешь гадать на меня. И я не вполне понимаю, о чем ты сейчас говоришь, но судя по всему, Роберт даже на том свете не может успокоиться без того, чтобы ты не влезла в какую-то сверхъестественную дрянь.
– Я не… Я просто…
– Я не буду прятаться за твою юбку ни сейчас, ни потом. Ты не можешь просить об этом.
Судорожно сглотнув, я кивнула. Я понимала, о чем он, и понимала, что он прав. Но это не отменяло того, что перед моими глазами уже прокручивалось видение дымящегося раскуроченного мотоцикла, и хрупкой легкой фигурки, лежащей посреди дороги…
Локи вздохнул и слез с мотоцикла.
– Я пойду пешком.
Я, не смея верить, кинулась его обнимать.
– Спасибо!
Он обхватил меня за талию, прижал к себе, вдохнул запах волос.
– И почему из всех девушек мне досталась самая ненормальная? Это только на сегодня.
Я часто закивала головой, не разжимая рук:
– Обещаю.
Локи наклонил голову и поцеловал меня нежным, долгим поцелуем. Я ответила ему страстно, не обращая внимания, что сейчас день, на нас наверняка пялятся, и вообще, он мой муж. Я сознавала тогда, что будь моя воля, я бы заставила этот момент длиться вечно, заколдовала бы нас в его власти, мы застыли бы, как двое зачарованных влюбленных, не в силах никогда разъединиться.
Когда он наконец ушел, выдохнув мне в губы «Я тебя люблю», я смотрела ему вслед, не в силах отвести взгляд, мечтая догнать и задушить в своей заботе. На перекрестке Лукас обернулся, и роковое предчувствие ударило меня под грудь, перехватив дыхание.
Подняв руку в ответном жесте, я с усилием раздавила свои губы в улыбке, и он отправился дальше, шагая легко и свободно, его волосы, схваченные в небрежный хвост, сверкнули в лучах неяркого северного солнца, и на секунду он весь оказался охвачен сиянием, а потом пропал за поворотом.
Таким я видела Локи в последний раз и таким запомнила навсегда.
О проекте
О подписке