– Железные банки по двору разбрасывают, музыку громко включают, моторами ревут, – подхватила ее приятельница. – Мы говорили участковому Ласточкину, а он отмахивается – отстаньте, говорит, от Воловика!

– Так этот небритый и был Воловик? – не слишком-то удивилась я, именно так и представляя себе клиента.

– Ну да, он и был, злодей, Валера, главарь местной шантрапы, – наперебой зашумели старушки.

Я вспомнила его хриплый голос, пренебрежительное обращение «дамочка», и у меня отпали последние сомнения в том, что этот тип мог избить беззащитного человека значительно старше себя. Такие абреки способны на все, лишь бы доказать, кто в этом мире главный. Да еще и растит себе смену – мальчишек учит правилу волчьей стаи: кто сильнее, тот и прав. Я решительно направилась к подъезду, желая поговорить с кем-нибудь из родственников подзащитного, но сколько я ни звонила в домофон, мне так и не открыли. Спустившись во двор, я снова направилась к вездесущим старушкам.

– Простите, вы всех здесь знаете, – учтиво начала я. Бабульки одобрительно закивали головами. – Не подскажете, с кем живет Валерий Воловик?

Над лавочкой повисло молчание, сменившееся растерянным голосом старушки в синем халате:

– А ни с кем, один он остался.

– Ну да, жену-то он выгнал, – продолжила ее подруга, – а мать умерла, так что Валерка теперь один проживает. А вам зачем?

– Я из ДЭЗа, – отпустила я фантазию на волю, – в прошлом месяце мы насчитали Воловику за воду больше, чем положено. Нужно сказать ему, чтобы в этом месяце за воду не платил, а то у нас все время происходит путаница с расчетами.

Старушка в синем халате завозилась на скамейке и просительным тоном затянула:

– Красавица, а в сорок первой квартире за воду не переплачивали? Что-то мне кажется, я в этом месяце больше заплатила. Может, и мне за воду не платить?

– Да, и семьдесят вторую проверьте, – заволновалась ее соседка.

– Не волнуйтесь, товарищи жильцы, обязательно проверим, – пообещала я, ретируясь к «Мини-Куперу».

– Ты видела, какая у нее машина? На зарплату сотрудницы ДЭЗа такую не купишь.

– Говорю тебе: они наловчились воровать газ и воду, я давно чувствую, что плачу как за двоих, – неслось мне в спину.

Усевшись в машину, я заперла двери, проверила окна и вдруг увидела, что на переднем пассажирском сиденье что-то блеснуло. Протянув руку, я взяла эмалированный сине-белый кружок, которым украшают капот «БМВ». Подкинув на ладони эмблему всемирно известного автомобильного бренда, я злорадно проговорила:

– Вот оно, ваше воспитание, господин Воловик!

Решив не откладывать в долгий ящик беседу с подзащитным, я порылась в блокноте и выудила телефонный номер Валерия. Набрав нужные цифры, я выслушала пару длинных гудков и сердитое «слушаю», прозвучавшее в трубке.

– Добрый вечер, господин Воловик, вас беспокоит адвокат Агата Рудь. Я буду защищать вас вместо Бориса Устиновича, – ехидно сообщила я.

– С чего бы это? – возмутился клиент. – О защите мы с Борей договаривались, а вас, Агата Рудь, мне не надо.

– Вот и отлично, мне тоже не слишком-то хочется брать на себя вашу защиту. Но я уже пообещала Борису, что доведу это дело, так что нам с вами придется бок о бок мирно просуществовать до суда. Обещаю, я рта не раскрою в вашу пользу. Особенно после того, что сегодня увидела, как вы учите мальчишек вторгаться в чужое пространство (я имею в виду мой автомобиль) и есть чужую еду (я имею в виду мой бигмак).

– Так это вы, дамочка! – презрительно обронил мой невидимый собеседник. – Вот уж с кем бы я точно не хотел иметь никаких дел!

– А уж я и подавно! – ответила я противно гудящей трубке и тоже дала отбой.

Возмущенно отдуваясь после неприятной беседы, я подумала, что у Борьки талант: умеет он выбрать скандальных клиентов. Мне стало ужасно жалко избитого старика – все-таки что ни говорите, а семьдесят лет – возраст вполне почтенный, и я не собиралась оставлять потерпевшего в беде. Если мой клиент настолько черств и невоспитан, что не собирается навестить покалеченного им человека в больнице, значит, это должна сделать я. Вот завтра же и съезжу. Пока я ругалась с Воловиком, в смартфоне звякнуло сообщение, что по электронной почте получено новое письмо. Без всякого сожаления удалив номер доверителя из памяти аппарата, я вошла в почтовый ящик и открыла пришедшее от Лены Панкратовой сообщение, к которому прилагался файл с творением ее отца.

* * *

Позабыв о том, что нахожусь на вражеской территории – в смысле во дворе Воловика, я с головой погрузилась в чтение. В «Детдомовских рассказах» было восемь историй, и только в одной из них упоминалось о мальчике по имени Лева. Назывался рассказ «Колька-пройдоха» и повествовал о потрясающем малолетнем проходимце Коле Жакетове, которого за мечту вырасти и стать врачом ребята прозвали Доктором.

Лишь только увидев фамилию Коли-проходимца, я сразу поняла, что стою на верном пути, ведь именно капитан Жакетов сопровождал моего отца и нейрохирурга Фишмана на симпозиум в Израиль, и с удвоенным интересом погрузилась в чтение рассказа. Едва появившись в детдоме, Жакетов тут же установил свои порядки, собирая с каждого воспитанника дань в виде половины полдника. Вскоре в детдоме появился Лева, обладающий потрясающим скульптурным талантом. Мальчик наловчился лепить из жеваного хлеба самые разные фигурки, раскрашивать их гуашью и покрывать в кабинете труда мебельным лаком, а Жакетов придумал менять эти фигурки во время полдника на три печенья, положенных каждому воспитаннику детдома. Два из них он забирал себе, одно отдавал скульптору. Но вскоре этот бартер пресекла старшая медсестра, обнаружившая во время обхода в тумбочке у Николая невиданные залежи печенья и тараканов, пирующих этим богатством. Однако помимо художественных Лева отличался еще и математическими способностями. Жакетов придумал применение и этим талантам приятеля: стал возить его в парк Горького, где играли в шахматы любители со всей Москвы, и предлагать доморощенным гроссмейстерам на деньги сыграть со своим младшим братом. Лева почти всегда выигрывал, удивляя бывалых игроков. Таким образом, Николай за вечер зарабатывал на Леве до ста пятидесяти рублей. Часть денег Жакетов отстегивал воспитательнице, которая отпускала мальчишек в культпоход, а остальное забирал себе. Леве не доставалось ничего – он готов был работать бесплатно, лишь бы иметь возможность покидать унылые стены детского дома.

На вырученные деньги Жакетов покупал напильники, из которых в школьной мастерской старшие мальчики делали отличные ножи, а также закупал табуретки, из ножек которых получались шикарные нунчаки. Все это вооружение Коля-Доктор относил на ближайший рынок, где и сбывал по сходной цене. В один из торговых дней Жакетова задержали с товаром и доставили в отделение милиции. За производство и торговлю холодным оружием подростку светила колония, однако им заинтересовались люди из КГБ. Прибывший оттуда человек выслушал жалостливый рассказ Жакетова о пьянице-трудовике, которому нет дела до того, что за предметы тачают ребята во вверенной ему мастерской, и на вопрос, на какие средства Жакетов закупал напильники, Коля рассказал о талантливом мальчике Леве.

Буквально на следующий день в детдом приехал полковник из органов и попросил познакомить его с Левой. В конце беседы гэбист заявил, что он собирается усыновить этого ребенка, и попросил как можно скорее подготовить документы. А через пару лет в детдом пришел запрос из военно-медицинской академии. В бумаге говорилось, что Николай Жакетов принят в вуз и следует как можно скорее переслать туда его бумаги и препроводить его самого. Глава о Коле-Докторе заканчивается рассуждениями автора о том, что дальнейшая судьба этого изобретательного ребенка ему неизвестна, но ясно одно: Жакетов наверняка достиг небывалых высот.

Прикрыв глаза, я стала анализировать прочитанное. Итак, если верить рукописи Панкратова, получается, что отец сказал правду. А не доверять директору детского дома у меня нет причин. Кроме того, отец упоминал Жакетова, и в рукописи значилось это же имя. Не думаю, что имеются в виду однофамильцы. Но выяснить, что же на самом деле произошло в спецотделе «Сигма», я смогу, только побывав в Жуковском. Пока я размышляла, под каким предлогом можно заявиться в институт экспериментальной биофизики, раздался вызов коммуникатора. Вытащив прибор из сумки, я увидела, что по мне соскучилась Ида Глебовна. Нажав клавишу приема, я как ни в чем не бывало ответила:

– Да, бабуля, слушаю тебя.

– Добрый вечер, Агата, – откликнулась Ида Глебовна. – Ты собираешься сегодня на дачу?

– Ага, собираюсь.

– Тогда прихвати два килограмма муки. К нам в гости едет моя старинная приятельница Катя Меллина, мы с ней раньше вместе работали в институте. Мука закончилась, и я не могу угостить ее фирменным тортом. Не забудешь заехать в магазин?

– Ну что ты, бабуля, обязательно привезу все, что нужно!

Вот оно! Бабушкину подругу с работы мне посылает само провидение! Если с умом подойти к делу, думаю, она может оказать помощь и провести меня на территорию режимного объекта. Стараясь не радоваться раньше времени свалившейся на меня удаче, я глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы успокоиться, и двинулась в магазин за мукой.

* * *

К тому времени, когда я вкатила на участок, Екатерина Меллина уже распивала на террасе чаи. Приветливо поздоровавшись с ухоженной пожилой блондинкой, я выложила на кухне муку и отправилась наверх переодеваться. Проходя мимо кабинета деда, я услышала непривычно громкий голос, которым Владлен Генрихович с кем-то разговаривал по телефону. Остановившись около приоткрытой двери, я стала прислушиваться к разговору.

– Я точно знаю, что он в Москве, – кричал дед, повышавший голос крайне редко. – И очень прошу тебя выяснить, где он остановился и по возможности пресечь попытки общения с девочкой. Все, что о нем узнаешь, тут же сообщай мне.

Затем я услышала, как в кабинете раздались шаги, дверь внезапно поползла в сторону, и я поспешила ретироваться в свою комнату, пока меня не поймали за не слишком-то приличным занятием, которое дед называет подслушиванием, а я именую оперативным сбором информации. Вернувшись на террасу, я обнаружила гостью сидящей в кресле и просматривающей журнал по фитнесу. Эти журналы бабушка покупала каждый месяц, но вовсе не для того, чтобы изнурять себя тренировками, а с целью обзавестись новыми рецептами полезных блюд, не слишком отягощенных калориями. Однако бабуля ни разу ничего оттуда не приготовила, продолжая выпекать пышные расстегаи и сдобные штрудели.

Вот и теперь, разжившись мукой, бабушка тут же отправилась на кухню и приступила к изготовлению своего фирменного торта, а я осталась развлекать ее приятельницу. Не зная, с чего начать, я стала говорить о погоде, о небывало жарком лете, обрушившемся на Москву, и о том, что умираю, как хочется в отпуск. Я прямо из кожи лезла вон, стараясь установить с гостьей контакт, найти общие темы и в конце концов подвести ее к мысли, что было бы неплохо пригласить меня к себе на работу в обеденный перерыв. Мы могли бы вместе перекусить в их институтской столовой, о которой бабушка и дед до сих пор хранят самые теплые воспоминания. Однако моя собеседница, закусив губу, напряженно молчала, теребя массивный перстень с крупным камнем на указательном пальце правой руки. Нервозность сквозила в каждом ее жесте, и я, проболтав без умолку минут десять и так и не получив ответного отклика, растерянно замолчала, подумав, что, должно быть, говорю что-то не то. Повисла гнетущая тишина, и я краем глаза рассматривала все еще красивое лицо Меллиной, ее аккуратный нос, тонкие губы, сжатые так, что кожа на высоких скулах натянулась и побелела до синевы.

– Екатерина Андреевна, вам нехорошо? – успела спросить я, прежде чем Меллина кинула на меня быстрый взгляд и сказала:

– Агата, я, собственно, не столько к Иде пришла, сколько к тебе. Меня подозревают в убийстве Оли Ворониной, она работала со мной в лаборатории. Возьмешься меня защищать?

– Само собой, я возьмусь вас защищать, – горячо заговорила я, не помня себя от радости. Это мой единственный шанс узнать правду про отца, и упустить его ну никак нельзя! – Вам предъявили обвинение?

– Пока что нет, но все к этому идет, – невесело усмехнулась Меллина.

– Прошу прощения, Катя, но я думаю, ты понимаешь, что это невозможно, – раздался за моей спиной голос деда. – Найми себе другого адвоката, Агата ничем не сможет тебе помочь.

Я обернулась и увидела, что Владлен Генрихович застыл в дверях террасы и желваки на его гладко выбритых щеках, покрытых складочками и мешочками, так и ходят туда-сюда. Категоричность его тона придала мне уверенности, и я дерзко проговорила:

– Дед, позволь мне самой решать, кого защищать, а кого нет.

– Большая выросла, да? – сердито проговорил дед, отпуская косяк, за который держался, как утопающий за спасательный круг. – Ну что же, поступай как знаешь!

Он развернулся и, держась за стену, вышел из помещения, оставив нас с Екатериной Андреевной одних. Я с воодушевлением потерла руки и выжидательно посмотрела на свою доверительницу.

– Честно говоря, я не думала, что Владлен будет против нашего общения, – виновато пожала она плечами. – И чего это он на меня так взъелся?

– Даже не знаю, что это с дедом, – соврала я, хотя отлично знала, в чем тут дело. И подслушанный телефонный разговор был тому подтверждением. Я была абсолютно уверена, что речь в нем шла о Льве Руде, и дед самым очевидным образом боялся, что я увижусь с отцом и узнаю правду.

Честно говоря, мне было здорово не по себе. Происходящее нравилось мне все меньше и меньше. Меня задело, что дед не спросил, что случилось с этой несчастной Ольгой Ворониной, в смерти которой подозревают нашу гостью, как будто и так знал, отчего она погибла. Да что там, он даже ни капельки не удивился, что Воронина вообще умерла, как если бы сам убил несчастную женщину. И потом, откуда это нежелание, чтобы я взялась за защиту его бывшей коллеги? Уж не потому ли он так разволновался, что я могу ненароком узнать то, что не предназначено для моего ума? Чувствуя себя разведчицей в стане врага, я увела Меллину в свою комнату и заперла дверь на ключ.

– Екатерина Андреевна, я вас внимательно слушаю. Рассказывайте, что случилось, – подбодрила я клиентку, включая музыку.

– Прямо не знаю, стоит ли втягивать тебя в это дело, раз Владлен против, – неуверенно проговорила гостья, искоса поглядывая на меня.

– Стоит-стоит.

– Ну что же, ты взрослый человек, вольна сама выбирать клиентов, – пробормотала бабушкина приятельница, опускаясь в кресло.

– Рассказывайте, я постараюсь вам помочь.

– Ольга работала начальником отдела кадров нашего института, а я возглавляю отдел экспериментальных исследований, – снова принимаясь крутить на пальце перстень, глухо сказала Меллина. – Мы знаем друг друга лет тридцать, не меньше, вместе начинали трудовой путь.

В дверь постучали. Я неохотно открыла, и в комнату заглянула бабушка. Растерянно оглядевшись по сторонам, она сказала:

– Что-то случилось? Владлен хлопнул дверью и ушел. Что это с ним?

– Убили Олю Воронину. Следствие включило меня в число подозреваемых, и я попросила Агату заняться моей защитой, – сдавленно пояснила бывшая сослуживица Иды Глебовны.

Бабушка некоторое время помолчала, а затем многозначительно произнесла:

– Но, Катя, ты же не хуже меня знаешь, что наш институт особенный, он подчиняется напрямую отделу «Сигма», и все, чем там занимаются, является строжайшей тайной. Зачем Агате вникать в вашу кухню?

– По-моему, ваша с Владленом внучка как никто другой поймет специфику этого дела, – с вызовом ответила гостья. – Ты уж прости, Ида, но у меня сугубо шкурный интерес: я не хочу загреметь за решетку, тем более что я не делала того, в чем меня подозревают. Но если тебе важнее какая-то дурацкая «секретность», тогда конечно. Я уйду.

Гостья поднялась со своего места и, обиженно кивнув головой сначала мне, затем бабушке, направилась к двери.

– Да перестань ты! – раздраженно воскликнула Ида Глебовна, проходя в комнату и прикрывая за собой дверь. – Если ты и вправду считаешь, что лучше Агаты никто не справится с твоей защитой, я ничего не имею против вашего общения. А что случилось с Ворониной?

– Две недели назад я простудилась и взяла больничный, – начала рассказывать Меллина, возвращаясь на кресло. – У меня стреляло в ухе и страшно болело горло. Ольга каждый вечер заходила после работы меня проведать, благо живем в одном доме. Приносила продукты, выкидывала мусор, а то лето, жара, отходы быстро портятся и начинают неприятно пахнуть. Два дня назад она, как обычно, в начале седьмого позвонила в дверь и, когда я открыла, буквально вбежала в квартиру. «Катя, – говорит, – ты не поверишь, кого я утром встретила!» Я опаздывала на физиотерапию, поэтому предложила ей попить чайку, я в обед заваривала свежий. За чаем Оля могла бы съесть бутерброд с колбасой и подождать моего возращения. Я ей так и сказала: «Подожди, Оля, сейчас нет времени. Вернусь с процедур, и ты расскажешь свою сенсационную новость». В общем, я прогрела горло – это заняло полчаса, не больше – и вернулась домой. Когда я открыла дверь, то сразу почувствовала что-то неладное – в квартире было слишком тихо. Непривычно тихо. Как-то подозрительно. Ольга любила смотреть телевизор и не стала бы сидеть в тишине. Я прошла на кухню и увидела, что Оля готовила себе бутерброды – на столе лежала разделочная доска с хлебными крошками, на клеенке темнели капли заварки. Тогда я двинулась в гостиную и там увидела Олю – она сидела на диване, голова ее была сильно запрокинута назад, одна рука безжизненно свешивалась вниз, в другой был пульт от телевизора – должно быть, она собиралась его включить, но так и не успела. А по ковру разлились остатки чая из опрокинутой чашки. Я сразу же вызвала «Скорую помощь», а уж они позвонили в полицию. Приехала следственная бригада, и первым делом заподозрили меня. Они забрали на экспертизу заварочный чайник и прямо заявили, что я сама подсыпала в него какую-то дрянь, дескать, кроме меня это некому было сделать.