– Я пришел в свой дом и увидел этот кошмар, – сообщил клиент, подбирая с пола остатки того, что некогда было вешалкой. Мягкий бархат, обтягивающий пухлый каркас, был вспорот, а поролон выпотрошен. – Между прочим, эти вешалки от модного дома Кензо, в свое время я отвалил за них уйму денег! Я требовал их вернуть, а Дженнифер прикидывалась, что не понимает, о чем я говорю! Она делала большие глаза и уверяла меня, что не видела никаких вешалок. При виде этих обломков она лишь пожала плечами и заявила, что видит эту вещь первый раз в жизни.

Не зная, как комментировать рассказ клиента, я прислушалась к звуку льющейся воды в том санузле, где заперся Пол, и отправилась дальше. За лофтом шла приватная зона – спальня хозяев, при которой имелся другой санузел с засоренным умывальником, а далее располагалась детская. Стоило мне туда войти, как меня охватило ощущение, что крашенный синей краской потолок того и гляди рухнет мне на голову. На рыжеватых обоях имелся серый, невыразительный рисунок географических карт, теряющийся на фоне занавесок цвета маренго с яркими разноцветными бабочками.

– Зачем вы так изуродовали помещение? – обернулась я к хозяину квартиры.

– Я изуродовал? – фальцетом возмутился Горелов. – Да я сдавал шкатулочку, а не детскую! Здесь были поклеены обои в розовых тонах с танцующими феечками, потолок был белейший, а эти чокнутые англичане попросили разрешения сделать комнату для мальчика-подростка. Я по глупости разрешил и теперь пожинаю плоды своей доброты.

Я внимательно оглядела неровные стыки обоев, кое-как обрезанные края, отошедшие местами углы и ощутила легкое возбуждение, как охотник, почуявший дичь. Обои клеил явно не профессионал, причем делал это в жуткой спешке, стараясь как можно скорее наляпать бумагу на стены, нимало не заботясь о качестве поклейки.

– Англичане сразу попросили у вас разрешения сменить обои? – уточнила я, разглядывая потолок. В углу рядом с окном он был замазан краской сильнее, чем везде. Возможно, это было случайностью, если, конечно, допустить, что ремонтировала комнату все та же английская нянька, а возможно, что и нет. Может, таким образом пытались скрыть некие следы.

– Вы знаете, не сразу, – оживился клиент. – Меня еще удивило, что почти полгода арендаторы прожили с розовой детской, а перед самым отъездом им понадобилось делать ремонт. Да еще такой убогий…

– Значит, обои переклеили перед самым отъездом, – повторила я. – А куда англичане переехали?

– Понятия не имею, – пожал плечами Роман. – Даже не интересовался, если честно. У меня есть паспортные данные Стивена Шермана, думаю, что для подачи искового заявления этого достаточно.

– И чем жильцы мотивировали досрочное расторжение договора?

– А ничем, – поморщился собеседник, колупая ногтем неровный стык обоев. – В декабре сказали, что квартира холодная, они сильно мерзнут. Я приехал и заклеил им террасу, оставив оконный утеплитель для остальных окон. Мало того, я даже показал этой чертовой нянюшке Олив, как именно заклеивать окна, но она только косилась на меня и хихикала, прикрывая рот ладошкой. Да что там говорить, одно слово – дикарка. В общем, окна они так и не заклеили, а их, на минуточку, в этой квартире тридцать две штуки! Панорамное остекление – это не только много света и воздуха, но и большие теплопотери! Обязательно надо заклеивать окна на зиму, а Шерманы посчитали, что это ниже их достоинства. Поэтому и кондиционеры мне сожгли. Они ими, видите ли, грелись, потому что у несчастных не было другого выхода. Смешно сказать, когда они спалили систему кондиционирования, знаете, из-за чего они больше всего расстроились?

– Переживали, что заставят платить? – выдвинула я наиболее вероятное предположение.

– Вовсе нет! – победоносно сверкнул на меня глазами Горелов. – Они огорчились потому, что не знали, как им прогреть помещения. Тогда я смеха ради предложил порубить мебель и развести в гостиной костер, и нянька приняла мое предложение всерьез. В глазах ее загорелся азарт, и Олив тут же осведомилась, где можно взять топор. Она больная на голову, точно вам говорю!

– А вы не пробовали купить им радиатор? – спросила я, подтаскивая стул к заинтересовавшему меня углу и забираясь на сиденье, чтобы получше рассмотреть темное пятно на потолке.

– Я предлагал, они отказывались, – безнадежно махнул рукой Роман. – Дженнифер говорила, что радиатор опасен, он может загореться и все такое прочее. Причем она даже не вникала, что есть совершенно безопасные обогревательные приборы. Не надо – и все тут.

Слушая Горелова, я продолжала эксперимент. Стул подо мной ходил ходуном, особенно когда я балансировала на краешке сиденья, стараясь дотянуться до потолка и повозить по нему влажным пальцем в попытке размыть краску и увидеть, что же старался замазать неведомый маляр, но потолок оказался слишком высоким. Осознав бесплодность своих потуг, я слезла со стула и деловито осведомилась:

– Надеюсь, у вас есть стремянка?

– Само собой, как бы я лампочки вворачивал, – пробурчал клиент, выходя из детской и направляясь по длинному коридору в сторону зимнего сада.

На террасе имелся небольшой шкафчик для инструментов, замаскированный под грот, где хранилась вполне приличная стремянка, которую хозяин и вытащил на свет. Сначала он было собирался отнести ее в детскую сам, но вдруг, заметив на полу царапину, сунул лестницу мне в руки и, тихо матерясь, принялся оттирать керамогранит носовым платком.

– Ну что это за люди! – стонал он, ползая на четвереньках по террасе. – Мал им был, видите ли, холодильник, говорю – купите свой! Купили морозильную камеру. Спрашивают: можно на террасе поставить? Ладно, говорю, хрен с вами, ставьте где хотите! На террасе так на террасе. Но зачем тащить морозилку волоком? Можно же было грузчиков нанять! Так нет же, судя по глубине царапины, экономная Дженнифер сама ее с Олив в зимний сад затаскивала! Как я ненавижу английских нянек!

Предоставив владельцу разгромленных апартаментов сокрушаться над вновь обнаруженными убытками в одиночестве, я подхватила лестницу и двинулась в детскую. Взобравшись на верхнюю ступеньку стремянки, я колупнула потолок и получила подтверждение своей догадке – под синей краской темнело бурое пятно. Не спускаясь со стремянки, я обвела взглядом комнату и удивленно присвистнула, увидев, каким оригинальным способом повешены шторы. Крючки на тяжелых занавесках зачем-то зацепили за нитки, которыми были пришиты ленты, предназначенные для крючков.

– Сумасшедший дом, – вздохнула я, проворно спускаясь вниз. – С головой у английской няни действительно большие проблемы.

Любопытно, что могло заставить Шерманов взять на работу человека, который не умеет ничего делать? Неужели хваленая толерантность европейцев дошла до того, что они готовы взваливать на себя заботы о неумелой прислуге из стран третьего мира, только бы никого не обидеть?

– Одну пару ключей так и не вернули, – продолжал жаловаться клиент. – Джениффер швырнула в прихожей связку ключей, хотя обязана была отдать две, как и получала от меня при въезде! Наглые, бессовестные люди!

Стенания Расмуса прервал вышедший из ватерклозета Банкин.

– Ну что, можем ехать? – стряхивая с волос капельки воды, поинтересовался он. Мне это сильно не понравилось. Как-то уж слишком поспешно шофер покидал апартаменты певца.

Мучаясь этим вопросом, я попрощалась с клиентом и, пообещав держать его в курсе дела, отправилась в контору.

* * *

– Ну вот, посмотрел, как Расмус живет, – заходя в контору, важно сообщил секретарше Пол, опускаясь в кресло для посетителей.

– Какой же это Расмус? – рассмеялась Кира Ивановна, выглянув из-за стойки.

– Может быть, вы не заметили, Кира Ивановна, а у Агаты клиент – Роман Михайлович Горелов, широко известный под сценическим псевдонимом Расмус, – горделиво сообщил шофер, словно это Пол Банкин был адвокатом певца, а не я.

– Расмус – красавчик, спортивный, широкоплечий, а этот облезлый тип просто его однофамилец, – фыркнула секретарша, гордившаяся тем, что знала буквально все обо всех когда-либо живших звездах.

– Любите вы поспорить, – обиделся Пашка, покидая кресло и двигаясь в сторону кухни. – В Интернете посмотрите его нынешнюю фотку, если не верите.

– И посмотрю, – пообещала Кира Ивановна, принимаясь воинственно стучать пальцами по клавиатуре.

– Да брось ты, Паш, смешно ведь обижаться на пожилого человека, – примирительно сказала я, устремляясь в кухню следом за Банкиным и мечтая наконец-то испить чайку.

Мы с Полом доедали по второму пирожку, когда в кухню заглянула секретарша и чуть слышно сообщила:

– Это и в самом деле Ромочка Горелов!

Прошествовав в помещение и звякнув чашкой о полку, Кира Ивановна принялась наливать себе чай, раздраженно ворча:

– Все прекрасно знают, как я люблю этого певца, и мне никто ничего не сказал!

Смущенные и притихшие, мы с Банкиным переглянулись и сделали вид, что полностью поглощены едой. Мы и в самом деле забыли про Киру Ивановну, большую поклонницу попсы.

– И где только совесть у людей? – продолжала патетический монолог секретарша, испепеляя Пола сердитым взглядом. – Подумать только, сам Расмус прошел мимо меня, и никто не шепнул мне на ухо, что это он!

Понимая, что Кира Ивановна не успокоится и будет продолжать брюзжать еще очень долго, я торопливо допила остатки чая и ретировалась из кухни. Проходя мимо стойки ресепшн, я не удержалась и кинула взгляд на экран компьютера секретарши, где застыл кадр с изображением клиента. Кира Ивановна отыскала подтверждение наших слов на Ютьюбе, просмотрев ролик с участием Расмуса. Нажав на треугольник пуска, я увидела, как певец в пробке на Третьем транспортном кольце в районе Сущевки схватился не на жизнь, а на смерть с пассажирками «Мерседеса». Вытащил их из машины и чуть не избил, требуя вернуть вешалки и игрушки. Было понятно, что подвергшиеся нападению особы – это та самая англичанка Дженнифер Шерман и ее чернокожая няня, а сидящий в машине мужчина, должно быть, Стив. Он имел заграничный вид, приятное лицо и сногсшибательную ямочку на подбородке, способную лишить сна любую красотку.

Любители уличных скандалов запечатлели на камеры своих смартфонов самый разгар потасовки, когда Расмус петухом наскакивал на испуганную няньку, обвиняя ее в похищении вешалок. Дженнифер выпрыгнула из машины и грудью вставала на защиту прислуги, беспомощно бормоча по-английски про дикую страну и безумных людей. Похоже, сначала их спутник планировал пересидеть заварушку в авто, но видеть выходки Горелова было выше его сил. Он выбрался из машины, сильной рукой отодвинул Дженнифер в сторону и по-английски заявил в лицо Горелову, что так этого не оставит и подаст жалобу в суд, на что разошедшийся боец не обратил внимания, продолжая наскакивать на иностранок.

– Мужик собирается обратиться в суд! – перевел Горелову водитель ближайшей машины, с интересом взиравший на конфликт, и только это смогло остановить распоясавшегося певца.

– Я первый пойду в суд, – буркнул Роман, ретируясь к своему автомобилю.

– Горелов не знает английского, – констатировала я очевидный факт, задумчиво глядя на экран. – Очень интересно!

Набрав номер клиента, я услышала в трубке его раздраженный голос:

– Слушаю!

– Роман Михайлович, это Агата Рудь. Каким образом вы общались с Шерманами, если не знаете английского, а они не говорят по-русски?

– Через подругу Дженнифер Оксану. По всем возникающим у арендаторов вопросам мне звонила именно она.

– Скиньте мне эсэмэской номер ее телефона, – попросила я, рассчитывая разговорить женщину и выяснить у нее причины столь стремительного съезда британцев со съемной квартиры.

Но сделать это оказалось не так-то просто. Звонки на номер Оксаны проходили, но никто не снимал трубку. Пока я дозванивалась, звук колокольчика над дверью оповестил о прибытии очередного посетителя. Обернувшись, я увидела, что в дверях конторы стоит клиент Бориса – профессор Зелинский. Держась за сердце, маленький толстячок привалился к косяку и блуждал по приемной потерянным взглядом, промокая платком покрытую испариной лысину. По расстроенному лицу антрополога градом катился пот, из раскрытого рта со свистом вырывалось дыхание, будто профессор всю дорогу бежал резвой рысью.

– Максим Карлович, что случилось? – забеспокоилась я, засовывая смартфон в карман брюк и бросаясь к посетителю со стулом в руках.

Тот покорно подогнул ноги, опускаясь на предложенное сиденье, и обреченно выдохнул, мотая головой:

– Все пропало! Все пропало!

– Объясните, в чем дело! – потребовала я, расстегивая клиенту верхнюю пуговку на рубашке в попытке облегчить доступ воздуха, но тот сидел, откинувшись на спинку стула, и тихонько стонал.

На шум из кабинета вышел Эд Георгиевич, сделал страшные глаза, прогоняя меня прочь, помог клиенту подняться и повел к себе. А я отправилась к своему столу и принялась названивать деду, рассчитывая получить у него сведения относительно личности мистера Шермана. Передо мной лежала его визитка, любезно предоставленная клиентом, и я рассчитывала на связи деда в определенных кругах, позволяющие узнать то, что другим не под силу. Дед был в отъезде, но со дня на день планировал вернуться домой, и первое, что я спросила, набрав его номер и услышав в трубке аппарата родной голос, – где он сейчас находится. В последнее время Владлен Генрихович много времени проводил в разъездах, консультируя по вопросам безопасности и спецслужб. Спецотдел «Сигма», который некогда возглавлял дед, до сих пор работает над изучением проблем мозга, и дед частенько наведывается туда по просьбе руководства, оказывая помощь в разработке проектов и программ.

– Привет, мисс Марпл, – обрадовался дед. – Я пока еще не дома, но через несколько часов собираюсь вылететь в Москву. Так по вам с Идой соскучился, что сижу на чемодане в дверях гостиничного номера и считаю часы до отлета.

– Дед, мне нужна твоя помощь, – заныла я. – Мой клиент подает в суд на англичанина, и, прежде чем начинать судиться, не мешало бы узнать, кто этот Шерман такой. Не мог бы ты по своим каналам пробить все, что о нем известно?

– Ну что с тобой делать, – крякнул дед, очень не любивший, когда я обращалась к нему с подобными просьбами. – Ладно уж, сбрось эсэмэской его данные, постараюсь о нем что-нибудь выяснить.

– Вот спасибо! – обрадовалась я, чмокая трубку и нажимая на отбой.

Выполнив просьбу деда, я вошла в Интернет, намереваясь покопаться в Сети в поисках сведений о Шермане. Во Всемирной паутине за пару часов можно нарыть такое, чего не раздобудешь за месяц беготни. Но источники информации деда оказались оперативнее Паутины. Дед скинул мне информацию по Шерману уже через десять минут, к тому времени я успела просмотреть новости и прочесть небольшую статью, подробно разъясняющую, что прямо завтра не стоит покупать новую машину или дорогущий телевизор, а лучше с покупкой подождать, ибо желаемая вещь буквально через полгода станет в три раза дешевле.

Ознакомившись с письмом, я сделала любопытное открытие. Стив Шерман вовсе не был похож на мужчину с ямочкой на подбородке, ехавшего в машине с Дженнифер по Сущевскому Валу. Судя по присланному фото, Стив был высок, нескладен и поразительно похож на актера Хью Лори в роли доктора Хауса. Также из полученных сведений я узнала, что Стивен является единственным сыном баронета Кристофера Шермана, владельца корпорации по производству ламп дневного света «Электра». Сэр Кристофер проживает в Арбингтоне, графстве Мерсисайд, в том же городе находится электроламповый завод, а сына баронет отправил в Москву для того, чтобы тот открыл российское представительство компании. Офис «Электры» в Москве расположен на Берсеневской набережной, и порядки там заведены самые суровые. Будучи фанатом джоггинга, рабочий день своих сотрудников Стивен Шерман начинает с получасовой пробежки, заставляя клерков в белых рубашках облачаться в кроссовки и рысить по набережной под ироничными взглядами прохожих. Несмотря на внешнюю сдержанность и невозмутимый нрав, глава российского представительства отличается характером жестким и бескомпромиссным, без сожаления и раздумий увольняя сотрудников за малейшую провинность. Дженнифер – его вторая жена, а Джек – единственный ребенок, который после смерти деда и отца унаследует огромное состояние семьи Шерманов и титул баронета.

Покончив с досье на оппонента, я поблагодарила судьбу, что у меня есть уникальный дед, и покосилась на Устиновича-младшего, прочно застрявшего в Интернете. Борька собирает информацию по вопросу антрополога уже вторую неделю, но дело, похоже, не слишком продвинулось вперед. Надо сказать, что профессор Зелинский попал в историю неожиданно для себя. Он читал курс лекций в одном из Британских университетов и случайно услышал, что в местной тюрьме отбывает пожизненный срок полицейский Мак-Корник, заколовший двух человек по всем правилам ритуального жертвоприношения жителей Океании. Заинтересовавшись этим феноменом, профессор дочитал запланированные лекции и выхлопотал разрешение на встречу с заключенным. Свидание не принесло желаемого результата – Эндрю Мак-Корник наотрез отказывался признавать себя причастным к преступлению и рассказывать ученому, как он совершал убийства. Той же ночью преступник сбежал. Полиция тут же решила, что профессор Зелинский и есть организатор побега, запретив ученому въезд на территорию страны. Потрясенный несправедливостью решения британских властей, антрополог обратился к нам в агентство, рассчитывая на реабилитацию своего доброго имени, и Борис взялся за дело. Первым делом Джуниор вступил в переписку с лучшим другом сбежавшего полицейского, сержантом Генри Кампински, и вызвал парня на откровенность, надеясь выведать что-нибудь о Мак-Корнике. Кампински тут же принялся слать Боре содержательные посты, заключающие в себе немало интересного. Вскоре Борис знал практически всех собутыльников бравого полицейского не только по имени, но и кто чем занимается, как и с кем живет и какие напитки предпочитает, заглядывая в местный кабачок. Устинович-младший охотно комментировал послания британского осведомителя, тратя на это все рабочее время. Вот и сейчас Джуниор увлеченно молотил по клавишам, прикусив от усердия кончик языка. Покончив с письмом, приятель отправил сообщение и обессиленно откинулся на спинку кресла.

– Ууф, – протяжно выдохнул он, с хрустом потягиваясь. – Могу поклясться, что знаю об Арбингтоне все.

– Вот как? Твой подзащитный оскандалился в Арбингтоне? – оживилась я, услышав знакомое географическое название.

– Ну да, именно там, – согласился кудрявый друг. – Так что теперь я в курсе дел всех арбингтонцев. Кто пил, когда, где, с кем и сколько.

– Вот видите! – раздался за нашими спинами кислый голос антрополога. – Так я и знал, что ошибся в выборе адвоката!

Борис быстро повернул голову в сторону раздосадованного клиента и в первый момент сделал движение ладонями, точно собирается загородить от него экран, но вовремя опомнился и взял себя в руки.

– Максим Карлович, вы не понимаете! – невозмутимо обронил он, снова откидываясь на спинку кресла. – Для защиты мне необходимо собрать материал.

– Это я пять долгих лет собирал материал, подтверждающий мою гипотезу о значении жертвоприношения верховному божеству у народов Океании, а вы, уважаемый, не собираете материал, а валяете дурака! – вспылил клиент, багровея лицом. – Знаете ли вы, что я рискую потерять все, над чем так долго работал! Через три недели в Лондоне состоится конгресс, на котором я заявлен как докладчик, а мне из-за глупого побега сержанта Мак-Корника отказывают в визе!

И, обернувшись к шефу, статуей застывшему в дверях, Зелинский обличительно ткнул в Устиновича-старшего пальцем.

– Вы, Эдуард Георгиевич, клятвенно обещали, что ваш сын сделает все возможное, чтобы мне помочь, а воз и ныне там!