Собеседование назначили на следующий день, предупредив, что оно включает и осмотр. Но все равно визит в офис стал для меня шоком. Я попала в обычную приемную, получила порядковый номер и объемную анкету, которую предстояло заполнить.
Рядом сидели еще две девушки, также сосредоточенно заполнявшие бумаги. И впервые мне в голову пришла мысль: одного моего согласия недостаточно. Меня могут просто не принять.
Я покосилась на девушек. Они выглядели словно модели. Тонкие, длинноногие, с яркими чертами…
Некоторые вопросы пугали. Например, приемлемы ли для меня порезы и ожоги, и если да, то на каких частях тела. Ответив отрицательно, я постаралась побыстрей закончить с анкетой, и вскоре уже снова подошла к столу, за которым сидел секретарь.
Сверившись с номером, мне выдали металлическую табличку, которую полагалось повесить на шею. На бирке была первая цифра номера. Я не суеверная, но выпавшая семерка меня порадовала. В таких расстроенных чувствах я была готова ухватиться за любой знак, указывающий на удачу.
После этого секретарь указал мне на дверь в дальней части приемной, где уже скрылись остальные девушки. Я кивнула и прошла в соседнее помещение.
Комната была практически пуста. Перед глухой стеной, выкрашенной в белый цвет, стояло осветительное оборудование. Возле двери – простая деревянная скамья, возле которой сейчас раздевались девушки. Рядом – невысокий худой мужчина с фотоаппаратом в руках. Он забрал у меня анкету, равнодушно скользнул глазами по фигуре и кивнул на скамью:
– Раздевайся. Бирку оставь.
– А что сейчас будет?
Он удивленно посмотрел на меня и не ответил, вернувшись к изучению анкеты. Я пожала плечами и подошла к девушкам. Одна из них, миниатюрная брюнетка, шепотом сказала:
– Фотосессия. Будут составлять анкету для потенциальных клиентов.
Я понимающе кивнула и тоже стала раздеваться.
Следующий час стал для меня адом. По одной, по двое и трое мы выходили в ослепительный круг света. Повинуясь резким окрикам фотографа, принимали нужную позу. Если результат его не устраивал – мужчина подходил и грубо поправлял нас, заставляя сильнее прогнуться или выше поднять голову. Руки у него были холодными и липкими, как кожа лягушки, и я старалась с первого раза выполнить указания, чтобы избежать прикосновений.
– Пятерка! Шире ноги! И раскованнее, ты не солдат в карауле! Семерка, прогнись! Ты что, лом проглотила?
Обращался к нам он исключительно по номерам, словно не запомнив вписанные в анкету номера. Такое ощущение, что при взгляде не обнаженные женские тела он не испытывал совсем никаких эмоций. Видимо, через него проходило такое количество девушек, что ему было уже просто все равно.
– Семерка, возьми стул у стены и поставь на него одну ногу! Спиной ко мне, господи! Неужели сложно догадаться? Хорошо. Наконец-то хорошо. Обернись на камеру!
Я старательно выполняла эти приказы, хотя больше всего на свете хотела просто сорвать ненавистную бирку и просто убежать подальше.
– Теперь сядь на стул лицом ко мне и раздвинь ноги! Шире, еще шире! Руки убери, или мне их привязать?
К моему ужасу он действительно подошел ко мне и схватил за локти. Слава богу, связывать их не стал, просто завел за спинку стула, заставив меня сильно прогнуться.
– Замерла! Снято.
Наконец он указал на меня пальцем и велел одеваться и ждать в приемной. Двум оставшимся пришлось задержаться.
Из студии я вышла в смешанных чувствах. С одной стороны, я была очень рада, что фотосессия наконец закончилась. С другой – меня отослали раньше всех. Возможно, это означает, что я совсем не подошла. Общение с секретарем тоже не помогло. Взяв мою анкету, он просто кинул ее на край стола и кивнул:
– Вам позвонят.
Я пролепетала слова благодарности и покинула офис.
Сандра ждала меня в кафе на углу. На столике уже стояла бутылка вина и какие-то легкие закуски. Она кивнула на стул:
– Садись, рассказывай.
Я эмоционально рассказала о том, как прошло собеседование, присовокупив свои опасения по поводу проваленной фотосессии. Но подруга махнула рукой, рассказав, что фотограф всегда так себя ведет.
– Понимаешь, они сразу готовят нас к тому, что ждет у клиентов. Ты для них не девушка, ты – товар, который нужно выгодно продать. И для клиентов ты останешься вещью, пусть и очень привлекательной.
Когда я сказала, что меня первой отпустили со съемок, Сандра меня успокоила. По словам подруги, это просто значит, что необходимый материал отснят. Фотограф знает, как меня показать. И, скорее всего, даже представляет, кому.
– Ты молодая, свежая. И личико, как у куколки. На таких всегда спрос. И берут за них дорого, поэтому покупают только самые обеспеченные клиенты.
Я немного помялась и задала вопрос, который мучил меня все утро:
– А сколько клиентов вообще будет?
Подруга деловито уточнила:
– Одновременно?
И то, как обыденно она это сказала, заставило меня вздрогнуть. То есть мужчин может быть и несколько сразу? Боже, во что я ввязалась?
Видимо, на моем лице отразился настоящий ужас. Сандра успокаивающе улыбнулась и погладила меня по руке:
– Не паникуй. Как я уже говорила, на свежесть большой спрос. Таким деликатесом клиенты предпочитают не делиться.
Мы выпили еще по бокалу, после чего Сандра начала собираться. Да и мне было нужно бежать: я собиралась принять душ, разобрать счета и отправиться в больницу к Брайану.
Всю ночь я не спала, вспоминая жуткое собеседование. Если сейчас все так ужасно, что же будет потом? Не лучше ли просто отказаться, пока есть возможность? Даже гора счетов не убеждала: может, мне удастся найти нормальную работу. Жаль, что сейчас даже посоветоваться не с кем. Мамы больше нет, а единственная подруга уже помогла. По крайней мере, так, как она сама понимает помощь. А мне теперь нужно решать, поможет ли мне такая подмога, или, наоборот, уничтожит меня.
Утром я встала, оделась и поехала к единственному человеку, который был мне близок. Пусть и отказывался со мной разговаривать. Впрочем, по словам врачей, после операции Брайан вообще не произнес ни одного слова. Молча выслушал новость о том, что никогда не сможет ходить, но не задал ни одного вопроса. Только заплакал.
Вот и сейчас он лежал с красными глазами и смотрел куда-то мимо меня. А я просто говорила, говорила… О том, что все хорошо, что мне предложили высокооплачиваемую работу и скоро я смогу забрать его домой. О том, что дом занят чужими людьми, а все деньги уходят на его лечение, я не говорила никогда. Как и о том, что шанс поднять его на ноги есть, но я не могу найти на это денег.
Но на этот раз случилось нечто невероятное. Его бледная, худая рука трепыхнулась на простыне, дернулась и медленно поползла к моей. Коснувшись ее, она снова поникла. Но и этого едва заметного движения мне хватило, чтобы понять: ради Брайана я пойду на все. Даже если придется обслуживать по десять клиентов за раз.
День проходил за днем. Я буквально не отходила от телефона, но звонков не поступало. Сандра просила не нервничать и ждать: не всегда предложение сразу находит спрос.
Но как раз ждать я и не могла.
В любой момент нейрохирург мог отозвать свое предложение или объявить, что сейчас уже слишком поздно для операции. От отчаянья я снова принялась изучать объявления в газетах и на сайтах. Но ничего подходящего не попадалось. Либо предлагали сущие копейки, либо я категорически не подходила по квалификации.
Все это время я ежедневно ходила к Брайану. Это превратилось в ритуал. Я подходила к посту, сиделки отрицательно качали головой: без изменений. В палате я здоровалась с братом, раздвигала шторы и смотрела на его безжизненное лицо, с каждым днем становившееся все бледней и будто бы прозрачней.
После того случая он больше не предпринимал попыток меня успокоить. Просто лежал, молчал и смотрел в потолок. Я же говорила без умолку, придумывала несуществующие собеседования, забавные случаи – все, что могло бы его развлечь и успокоить. Но с каждым днем атмосфера отчаяния в больничной палате становилась все гуще.
Телефон зазвонил через восемь дней, утром. Без лишних слов меня предупредили: машина подъедет через пятнадцать минут. После этого на другом конце положили трубку, а у меня началась паника. Кто приедет? Куда меня повезут? Я не успела спросить ничего. Схватив трубку, я принялась набирать номер Сандры, но вспомнила, что сегодня вечером она занята. Схватилась за косметику – и поняла: руки так трясутся, что макияж сделать не получится.
Четверть часа растянулась до бесконечности. Но вот за окном появился огромный черный джип. Я вздохнула и вышла из квартиры, тщательно заперев дверь. Тонированные стекла не позволяли заглянуть внутрь, и автомобиль казался неким страшным зверем, притаившимся напротив моего дома. Погода вполне соответствовала моменту: порывистый ветер блуждал в ветвях деревьев. Казалось, что они стонут, сочувствуя моей беде, и жалуются, что не могут меня защитить.
Сев в машину, я повернулась, чтобы поздороваться с водителем. Но увиденное лишило меня дара речи. Мужчина был просто огромен. Он горбился за баранкой, будто горилла, в насмешку облаченная в темный костюм. Низкий лоб, маленькие глазки под массивными надбровными дугами. Тяжелая нижняя челюсть и наголо обритый шишковатый череп, к которому были приклеены два розовых лопуха – уши.
Я все-таки пролепетала что-то. Мужчина в ответ повернулся и попытался улыбнуться. Лучше бы он этого не делал: этот оскал вполне подошел бы акуле или бешеной собаке по степени дружелюбия. Похолодев, я отвернулась и сжалась на сиденье. Машина медленно отъехала и устремилась куда-то в темноту.
Ехали мы долго. Настолько, что я успела справиться со страхом. Вместо него проснулось любопытство. Но заговорить я долго не решалась. Сандра говорила: не все клиенты любят разговоры. Многие предпочитают, чтобы девушка молчала. Ослушаешься этого правила – получишь в рот кляп. Начать свою «карьеру» с такого мне не хотелось.
Наконец, я набралась смелости и спросила:
– Долго еще ехать?
Водитель повернулся и выдал еще одну чудовищную улыбку:
– Нет, не очень.
– Куда вы меня везете? Какой-то клуб? Отель?
– Особняк.
М-да… Это опасно. Значит, я буду находиться за городом, в компании этого страшного чудовища. Я взглянула на него еще раз – и содрогнулась. При желании этот монстр просто переломает меня как тростинку. Наверняка поблизости нет никаких соседей, а если и есть – они мне не помогут. Такие же извращенные, испорченные богачи.
– Что там со мной будет?
Еще одна улыбка. К удивлению, я начала различать в ней оттенки дружелюбия и даже сочувствия.
– Понятия не имею. Я водитель. Хозяин сказал – вези. Я и везу.
Даже от сердца отлегло. Значит, я буду принадлежать не этому монстру. Интересно, какой он – мой сегодняшний хозяин? Красив ли он? Молод или стар? Господи, да о чем я рассуждаю… Я же не на свидание еду. Он – клиент, а я… Я – вещь, которую он купил, и может выбросить в любой момент, если она надоест или не оправдает его ожиданий.
За окном машины меж тем пошел мелкий, противный дождик. Через несколько минут он усилился, превратившись в ливень. Далеко же меня везут… И захочешь – не убежишь! Джип свернул с дороги в зеленый коридор густых деревьев. Еще один поворот – и он притормозил перед особняком.
От крыльца отделился темный силуэт, почти неразличимый за пеленой дождя. Приблизившись, он превратился в высокого сухопарого мужчину с огромным черным зонтом. Теперь уже я не допустила ошибки: идеальная выправка указывала, что передо мной дворецкий.
– Добро пожаловать, мисс. Я провожу вас.
Дворецкий открыл передо мной тяжелую дверь и исчез, предупредив, что вещи доставят в номер. В просторном холле меня встретила его женская версия: такая же сухопарая и строгая, только в темном платье, а не строгом костюме. На вид ей можно было дать лет сорок-сорок пять. Черные волосы были собраны в пучок. Глаза смотрели спокойно и строго, как у учительницы, отчитывающей шалопая. Она представилась: миссис Дублин, экономка и предложила показать мне особняк.
Экскурсия была недолгой: мы прошли через пахнущий средством для полировки холл к дверям темного дерева, сейчас распахнутым настежь. Внутри я успела заметить длинный стол и рядами жестких стульев.
– Это столовая. Ланч будет подан через час.
Преодолев робость, я спросила:
– А хозяин особняка тоже здесь обедает?
В ее глазах мелькнула едва заметная тень удивления:
– Конечно. Но он к вам не присоединится. Он вернется вечером.
Вечером. Значит, у меня есть время до вечера… Не так уж и много. Но экономка словно не заметила моего смятения. Она продолжала говорить – ровно, как о чем-то обыденном.
– Запомните: здесь все подчиняется его правилам. Правило первое: никогда самовольно не покидайте особняк. Внутри вы можете пользоваться всеми комнатами, которые я вам покажу. В остальные также вход закрыт.
Я торопливо кивнула. Это правило было простым и не казалось опасным. Я уж точно не собираюсь рыскать по всему дому в поисках дополнительных приключений. С лихвой хватит и тех, которые я уже нашла, пусть и сама того не желая.
А миссис Дублин продолжала:
– Второе: слово хозяина – закон. Все, что он требует, должно быть исполнено незамедлительно. При этом не важно, где вы находитесь, наедине или рядом есть посторонние.
При этих словах мне стало дурно. Посторонние? Неужели он может захотеть включить в свою игру кого-то еще? Но озвучивать свою боязнь я не стала. Просто снова покорно кивнула.
– Вы не должны заговаривать с ним первой. Не должны просить о чем-то, не получив разрешения. Не должны проявлять инициативу, пока он не скажет это делать.
На этот раз кивок дался легче. Эти требования выполнить было несложно, я уж точно не собиралась вести с этим мужчиной беседы. А о том, чтобы проявлять инициативу, даже не думала.
По лестнице с дубовыми, идеально отполированными перилами мы поднялись на второй этаж. Экономка указала направо:
О проекте
О подписке