Я, может, и хороша в чем-то, но диета никогда не входила в список этих вещей.
Устроившись поудобнее на кровати, я закрыла глаза и вздохнула.
Иногда я представляла себе мир, в котором я хорошенькая и худая, и у меня есть все возможности привлекательных людей. Но бывали и другие моменты: мои мысли становились мрачными, и втайне я хотела, чтобы каждый милый парень и каждая злая девушка, которые когда-либо смеялись надо мной, взяли свои слова обратно и подавились этими оскорблениями.
Но в основном? Я просто хотела смотреть в зеркало и радоваться тому, что вижу.
Я хотела знать, каково это – чувствовать, что меня достаточно.
Не поймите меня неправильно – моя самооценка не настолько низкая, чтобы ненавидеть себя. Напротив, мне нравится то, кем я являюсь, и я знаю, что в душе я великолепный человек. Я трудолюбивый работник, отдала бы любому нуждающемуся последнюю рубашку – запасные я, кстати, постоянно таскаю с собой, – к тому же я саркастичная, яркая личность… Однако миру этих качеств недостаточно.
Проведите пять секунд в социальных сетях, и вы быстро узнаете – худшее, что с вами может случиться, это быть толстым.
Проведите десять секунд в комнате с моей мамой или старшей сестрой, и вы поймете, насколько не похожи на идеальную королеву красоты.
Я пресловутый круглый колышек, вечно пытающийся поместиться внутри квадратного отверстия. Отчаянно пытаюсь сделать так, чтобы моя внешность соответствовала тому, что у меня внутри. Это безмолвная битва и кричащий демон, которого я заталкиваю поглубже… Ведь никому не нравятся зануды и нытики.
Никому не нравится, когда толстая девочка говорит о том, как она несчастна или как ее расстраивает, когда над ней смеются.
Как бы ей хотелось быть худой.
Поскольку в глубине души красивые, стройные люди осуждают тебя за то, что ты сама загнала себя в такое положение.
У них в голове проносятся мысли вроде: «Если она так несчастна, то почему ничего с этим не делает?» или «Если бы она перестала лениться, занималась спортом и правильно питалась, она бы похудела». И мое любимое: «Она должна попробовать новую кето-диету или сделать операцию по бандажированию желудка».
Может быть, толстые люди не хотят садиться на новую модную диету или делать операцию.
Может быть, посещение тренажерного зала вызывает у толстяков приступ тревоги и заставляет их сдаться еще до того, как они начнут, потому что половина людей там смотрит на них, словно на выброшенную на берег рыбу. В то время как другая половина гадает, как долго они продержатся, прежде чем сдадутся и направятся в ближайший Макдональдс.
Может быть, толстые люди просто хотят, чтобы их приняли с их недостатками. Как и все остальные люди.
И может быть, только может быть, общество должно перестать осуждать их. Ведь каждый толстый человек может с уверенностью сказать – никто не осуждает нас сильнее, чем мы сами.
Мы точно знаем, что показывает наше отражение.
Каждый лишний фунт, который мы не должны иметь.
Каждую слезу, которую мы тайно пролили в отчаянии и печали.
Все диеты, которые мы пробовали, но в итоге потерпели неудачу.
Каждый страх и неуверенность, что терзают нас.
Все ожидания, которые мы никогда не оправдаем.
И это отстой.
Если бы я могла пожелать что угодно, то после мира во всем мире, истребления бедности и избавления от расистских и гомофобных придурков, я бы хотела быть худой и красивой.
Больше никакого стресса. Никаких обманутых ожиданий. Никакого осуждения.
На этот раз люди будут смотреть на меня, потому что я красивая… вместо того, чтобы глазеть и думать, что я была бы красивой, если бы похудела.
Но желать чего-то подобного бессмысленно… поскольку мечты не сбываются у таких девушек, как я. Нет рыцарей в сверкающих доспехах, которые ждут, чтобы увезти нас в закат, где мы могли бы жить долго и счастливо.
Рыцарям в сияющих доспехах мы не нужны.
Им нужны хорошенькие крошечные чирлидерши вроде Кейси, Морган и Бьянки.
Таким девушкам, как я, приходится копаться глубже и пытаться довольствоваться тем, что общество может нам предложить, учиться получать гораздо меньше, чем мы заслуживаем.
Потому что это все, на что мы годимся.
Я так увлеклась своей вечеринкой самобичевания, что не услышала, как открылась дверь, и высокая мускулистая фигура, пошатываясь, вошла в спальню.
В одиночестве.
Ну, не совсем… учитывая то, что я все еще лежала на кровати и все такое.
– Извини… гм. Занято.
Хорошая работа, Сойер. Ты только что сказала какому-то мистическому парню, что занималась самоудовлетворением.
Он пробормотал что-то бессвязное, но я узнала бы этот голос где угодно.
Коул Ковингтон.
Не успела я прийти в себя, как он упал на кровать. Несколько дюймов вправо, и он бы приземлился на меня, но это не имело значения. Важным было то, почему он вообще оказался здесь.
Лежащим на кровати… со мной. В разгар вечеринки.
– Коул.
– Привет.
Серьезно?
– Привет.
Я наклонила голову, чтобы посмотреть на него, но это была плохая идея, поскольку даже в полумраке он так великолепен, что это должно быть противозаконно.
– Ты в порядке?
– Нет, – промямлил он.
Что ж, дерьмово.
– Хочешь поговорить об этом?
– Нет.
Окей.
Никто не произнес больше ни слова. Казалось, что пока мы пялились в потолок, прошла уже целая вечность.
Я попыталась придумать хоть какую-то зацепку, как ему помочь, но это было почти невозможно, ведь я понятия не имела, в чем дело.
Все пройдет. Моя бабушка говорила так всякий раз, когда я переживала тяжелые времена.
Однако у меня не выдалось возможности сказать ему об этом, потому что он проговорил:
– Сегодня мой день рождения… Кажется. – Коул прерывисто вздохнул. – Уже двадцать первое?
Я недоумевала, почему он так расстроен из-за того, что ему исполнилось восемнадцать, и почему его день рождения в августе, а не в ноябре, как я всегда думала, но потом я вспомнила, что его брат-близнец умер некоторое время назад.
Я посмотрела на часы на прикроватном столике. Полночь. Я бы поздравила его с днем рождения, но я не бессердечная.
– Мне жаль, – вместо этого прошептала я.
Честно говоря, я не знала, что еще сказать. И вообще не была уверена, можно ли сказать хоть что-то в подобной ситуации.
Он фыркнул:
– Хах, наверное, только тебе.
Я понятия не имела, о чем он, но не хотела давить, поэтому помалкивала.
У нас с Коулом всегда были странные… отношения.
Ни для кого не секрет, что мы не совсем друзья, но он пошел дальше, флиртуя со мной и говоря вещи, которые, как он прекрасно знал, действовали мне на нервы. Коул был настолько убедителен, что в прошлом году я даже подумала, будто действительно ему понравилась… но потом появилась Кейси.
Кейси – капитан группы поддержки и новая «главная» стерва, отвечающая за всю Королевскую Академию. А еще она та девушка, которую я избила на вечеринке в прошлом году за то, что та назвала меня толстой.
Вообще-то, «толстая» было бы предпочтительнее. Она сказала настолько мерзкие, отвратительные вещи, что я не уверена, мог бы хоть кто-то столько молиться, чтобы спасти ее мерзкую душонку.
Коул был там, когда это случилось, и по его виду было ясно, что он не одобрял ее слова. На самом деле, он выглядел так, словно не хотел больше иметь с ней дела.
Буквально на мгновение мне показалось, будто я смогла разглядеть что-то в нем… что-то благородное и праведное.
Но потом он начал меня игнорировать и встречаться с ней.
С тех пор мы практически не общались. До сегодняшнего дня, очевидно.
– Это чушь, – пробормотал он в темноту.
Не густо, но хоть что-то.
– Что чушь?
– Все.
В одном этом слове было столько боли, что мое сердце пропустило удар. Мне было жаль, что я не знаю слов, способных облегчить его боль. Но, опять-таки, может, Коулу и не нужен был тот, кто разберется с его проблемами.
Возможно, он просто нуждался в том, кто выслушает его.
Не обращая внимания на тоненький голосок в голове, который вопил, мол, я собираюсь сделать нечто, равносильное тому, чтобы засунуть голову в пасть льву, который вполне может разорвать меня на кусочки… Я потянулась к руке Коула.
В тот момент, когда мы соприкоснулись, Коул резко выдохнул, но, к моему удивлению, не отстранился. Он сжал мою руку так, словно шел ко дну… а я была его спасательным кругом.
– Все вокруг – не те, кем пытаются казаться.
Оторвав взгляд от потолка, я посмотрела на него.
– Как это?
– Все фальшивые, – пояснил он. – Все ненастоящие. Мы все овцы, которые ходят друг за другом по кругу… и никуда не приходят.
Как бы грустно это не звучало, в этом была доля правды. В мире больше фальшивых людей, чем настоящих.
– Все так чертовски фальшивы, – повторил он. – И я в том числе.
У меня на языке вертелось сказать, что сейчас он настоящий, но от его следующего заявления у меня перехватило дыхание:
– Я знаю только одного человека, который не пытается казаться кем-то еще.
– Кто же он?
Я почувствовала стайку бабочек у себя в животе, когда его губы дернулись, а глубокие зеленые глаза уставились на меня.
– Моя любимая Святоша.
Я разрывалась между желанием врезать ему и желанием улыбнуться, потому что я его любимая… и не важно кто.
– Мудак.
Коул ухмыльнулся, и да поможет мне Бог, ведь я так облажалась.
Я часто закатывала глаза на девушек, которые утверждали, будто не могут контролировать себя в присутствии симпатичных парней и поэтому ведут себя глупо.
Оказывается, карма не всегда сучка. Иногда она дьявольски привлекательный квотербек с такими острыми скулами, что о них можно порезаться; зелеными глазами, такими пронзительными, что вы всерьез задаетесь вопросом, не является ли он наполовину волком, и худым, мускулистым телом, которое заставляет…
Возьми себя в руки, Сойер.
– Я и есть мудак. – Подвинувшись, Коул повернулся ко мне всем телом. – И, если ты хотя бы наполовину такая умная, как я думаю, ты бы прямо сейчас встала с этой кровати и ушла.
Его угрозы меня не пугали.
– Зачем мне это делать?
Его взгляд потемнел.
– Потому что твой драгоценный Бог может в конце концов аннулировать твой билет в Рай, если ты задержишься здесь еще немного.
Оу, что ж.
Во рту у меня пересохло, а ладони начали потеть… а потом я вспомнила. Коул может быть и пьян, переживает тяжелую ночь… но у него все же есть девушка.
Кто-то из нас должен был прекратить то, что происходило, прежде чем Коул сделал бы что-то, о чем потом пожалеет.
– Не думаю, что Кейси, ну, твоей подружке, это понравится.
– Не думаю, что ей есть до этого дело. – Он отвернулся.
Да он пьянее, чем я думала.
– Конечно, ес…
– Я почти уверен, что она мне изменяет.
Кейси – последний человек в мире, которого мне хочется защищать, но я горжусь тем, что даю хорошие советы.
– Тебе не кажется, что ты должен поговорить об этом с ней и спросить ее, прежде чем предпола…
– Не, – горько рассмеялся он. – Мне плевать перед кем она раздвигает ноги.
– Оу.
Это в корне меняет дело.
– Все изменяют. – Я смотрела, как дергается его кадык. – Все лгут. – Еще один горький смешок вырвался наружу. – Даже мой отец изменял матери, а он смотрел на нее так, будто она была для него всем чертовым миром.
Желваки под его кожей задвигались.
– Он увез ее из Индии, забрал подальше от карьеры и семьи, потому что был слишком эгоистичен, не мог вынести мысли о том, чтобы остаться без нее. Потом этот ублюдок изменил ей… А теперь она просто корм для червей, в то время как он все еще живет и дышит. Все еще трахает эту шлюху Надю, которая выглядит, как его мертвая жена, и все еще игнорирует собственных детей. – Ноздри Коула раздуваются из-за сбившегося дыхания. – Это несправедливо.
Вау.
– Я…
– Не надо. Не оправдывай то, что он сделал, и не говори мне, мол, все совершают ошибки. Пусть он захлебнется в своей вине. Он этого заслуживает. – На его лице отразилось смятение, а голос упал до шепота. – Мы оба заслуживаем.
Мое сердце сжалось. Коул не виноват, что его мама умерла. И его отец тоже, даже если он и предал свою жену. Но я не стану даже пытаться говорить нечто подобное.
– Эй. – Я положила ладонь ему на щеку и стала ждать, когда Коул посмотрит на меня. – Это не твоя вина.
Опустив взгляд, он наклонился ко мне.
– Скажи это еще раз.
– Это не твоя вина, – повторила я с еще большей уверенностью.
Он изучал мое лицо, прерывисто дыша.
– Святоша?
Проигнорировав прозвище, я ответила:
– Да?
В его глазах безошибочно читалась агония.
– Почему ложь так прекрасна, а правда всегда так чертовски уродлива?
Господи. До сегодняшнего вечера я никогда не считала Коула человеком, который погряз в рефлексии. Однако, оказывается, то саднящее чувство, что он – больше, чем его внешность, было чертовски точным.
Задумавшись над его вопросом, я сказала ему единственное, что имело для меня смысл:
– В ложь легче поверить, ведь обычно она защищает кого-то или скрывает что-то плохое. – Прикусив нижнюю губу, я добавила: – Или, может быть, потому что правды не существует… Во всяком случае, абсолютной. У каждого из нас своя правда, и это та версия событий, что больше всего сочетается с тем, к чему мы стремимся и во что верим. Даже если это ложь. Я думаю, в конце концов, все сводится к эгоизму.
Я слегка встряхнула головой, когда поняла, каким долгим и запутанным, наверное, был мой ответ.
– Извини, я не совсем ответила на твой вопрос.
На его лице застыло угрюмое выражение.
– Нет, ответила. – Коул провел большим пальцем по костяшкам моей руки. – Расскажи мне о себе что-то, чего я не знал до сегодняшнего вечера. – Его точеное лицо стало серьезным. – Что-то настоящее… что-то, что причиняет боль.
Это… неожиданно и немного нездорово.
С другой стороны, пьяные люди обычно не очень-то разумны.
– Я не знаю. Не уверена, что есть чт…
– Да, есть.
Он прав – я действительно хранила некоторые личные, болезненные вещи при себе и не делилась ими с другими. Но сейчас мне не казалось страшным, если я расскажу ему. К тому же, он так пьян, что, возможно, забудет об этом.
– Мои родители уже два года спят в разных спальнях и почти не разговаривают друг с другом. – А если я в комнате, то они общаются через меня. – Но разводиться они отказываются.
Я ждала какого-нибудь укола или спазма, но ничего не произошло. Это продолжалось так долго, что я уже почти перестала обращать на это внимание.
Или просто оцепенела?
– Почему?
Нет, это не то, чем я хотела бы поделиться с ним. Он и так смеется над тем, что я верю в Бога при каждом удобном случае. Это просто даст ему еще один повод для насмешек.
– Не твое дело.
Ясно, что ему не понравился такой ответ, но он не настаивал.
– Коул – не мое настоящее имя.
Это было неожиданно.
– Не настоящее?
Коул отрицательно покачал головой.
– Технически нет.
Ожидание убивало меня.
– И какое твое настоящее имя?
– Почему твои родители не разводятся?
Даже будучи пьяным, он оставался придурком. Я была почти уверена, что он уже все понял, просто хочет, чтобы я сказала это сама.
Я встречала атеистов и раньше, и большинство из них уважают тех, кто верит. Однако Коул не из их числа. Выглядит так, будто у него свои счеты с Богом, и он использует любой предлог, чтобы высмеять его существование.
– Твой день рождения не в ноябре, – отметила я, сменив тему. – В прошлом году Кристиан устроил тебе вечеринку в честь дня рождения в ноябре.
Он пожал плечами.
– И?
Сейчас август.
– Ты соврал.
Коул ухмыльнулся.
– Как я уже сказал… все врут.
Это меня не устраивало. Особенно после того, как он попросил меня рассказать ему нечто настоящее.
Тем не менее, я была бы лицемеркой, если бы начала упрекать его, учитывая то, что я намеренно уклонялась от его вопроса. Была не была.
– Мои дядя и дедушка – священники. Моя мама – их секретарь и ведет бухгалтерию в церкви. Мы выросли в… – Закрыв глаза, я перешла сразу к делу. То, что я выросла в маленьком южном городке, к делу не относится. – Развод не одобряется.
Я с трудом втянула воздух, когда в груди разорвался пузырь боли. Вот оно.
Мои родители больше не любят друг друга, но наша вера убеждает их, будто расходиться неправильно… хотя я уверена, что Бог не хотел бы, чтобы они оставались несчастными.
Я терпеть не могла эту самодовольную улыбку на лице Коула.
– Потому что вымышленный человек наверху отправит их в Ад?
Я отдернула руку.
– Почему ты так его ненавидишь?
Взгляд, которым он наградил меня, был полон жестокости.
– Я не могу ненавидеть того, кто не существует. – Коул пожал плечами. – Но, между прочим, если бы твой воображаемый человечек в небе и был реальным, можно было бы с уверенностью сказать, что это он начал войну между нами… не я.
Грудную клетку сдавило. В его голове определенно зреет какая-то возмутительная, мерзкая мысль.
Его большой палец коснулся уголка моих губ, застав меня врасплох.
– С ума сойти, как самый искренний человек, которого я когда-либо встречал, мог поверить в такую чертовски очевидную фальшивку.
Не обращай внимания, повторяла я про себя, но мой мозг проигнорировал это.
– С ума сойти, как самый красивый парень, которого я когда-либо видела, может быть настолько безобразным внутри. – Я тихонько выругалась, когда поняла, что сказала это вслух. – Мне жаль. Это было грубо. Я не это имела в виду…
– Именно это. – Коул совсем не выглядел расстроенным или обиженным. Скорее наоборот… почти счастливым. Наверное, это все алкоголь. – Колтон. – Он прищурился. – Если ты расскажешь об этом хоть кому-нибудь, я превращу твою жизнь в настоящий ад. В ад, который будет в десять раз хуже, чем тот, которым тебя пугает твой маленький Бог.
Я стукнула его по руке.
– Ты такой ублюдок.
– Ты и дальше будешь повторять очевидные вещи? – Его взгляд скользнул к двери. – Или поступишь как умная девочка и уйдешь отсюда?
До меня дошло – он проверял меня. Если бы он действительно хотел, чтобы я ушла, то не смотрел бы на меня так, будто ему нужно, чтобы кто-то спас его.
Коул ждал моей реакции, но черта с два он ее увидит.
– Мне и здесь нравится.
– Как хочешь. – Его взгляд упал на мою грудь. – Интересно, понравилось ли бы тебе, если бы я расстегнул твой джемпер и уткнулся лицом в твои сиськи?
Я была так рада, что свет выключен, потому что мои щеки словно вспыхнули.
– Колтон…
– Коул, – поправил он. – Расслабься, Святоша. Если бы я действительно испытывал интерес к твоим сиськам, они бы уже были у меня во рту. То же самое касается и твоей девственной киски.
Да, он определенно испытывал мое терпение, играл на остатке моих нервов, словно это была его личная гитара.
Коул снова потянулся к моей руке, и, да помогут мне небеса, я позволила ему сделать это.
– Я родился двадцать первого августа, но мы празднуем мой день рождения в ноябре.
Это… странно.
– Почему?
Он сильнее сжал мою руку.
– Семья не была готова к тому, чтобы праздновать день, в который родился Лиам после того, как он покончил с собой, поэтому Джейс предложил мне выбрать новую дату. Ту, которая не напоминала бы им о смерти Лиама.
У меня в груди все сжалось. Я едва сдержалась, чтобы не обнять его, ведь что-то мне подсказывало – он решит, будто это жалость, и его дальнейшая реакция не будет приятной.
– Почему ноябрь?
– Седьмое ноября. – Он ухмыльнулся. – И да, ноябрь – лучший месяц в футболе.
Я попыталась понять причину его усмешки, а затем в моей голове пронесся образ Коула на футбольном поле.
– Твой номер на майке. Все называют тебя Счастливой Семеркой.
Он поиграл бровями.
– Потому что так оно и есть.
На мгновение мне показалось, будто он собирается начать разглагольствовать о том, какой потрясающий у него бросок или расскажет о своей статистике, но то, что он сказал дальше, звучало в разы хуже.
– Учитывая, что я – близнец, который пока что жив и все такое.
Вау. Самоуничижение – одно, но это…
Словно его собственная искореженная версия брони.
Как толстая девушка шутит о том, что она тяжелая, прежде чем кто-либо другой сможет это сделать.
Мы поступаем так, чтобы защитить себя, но это только глубже вгоняет нож… Ведь мы признаем, что воспринимаем себя так же, как и все остальные.
Мы признаем, что мы такие же никчемные, какими они заставляют нас себя чувствовать.
Я не могу представить, каково это – быть на месте Коула и потерять своего брата-близнеца, но я знаю, каково использовать кусочки своей личности в качестве щита, чтобы попытаться защитить то, что внутри.
Потому что правда настолько уродлива, что причиняет боль.
– Коул…
– Не надо. – Его голос надломился, словно кончик лезвия. – Не трать свое время, пытаясь исправить меня. Ты только порежешься о мои сраные
О проекте
О подписке