– Я лишь не хочу, чтобы тебе стало хуже. Дело не в жалости, а в волнении.

– А ты не волнуйся. Я ведь не настолько слабая, чтобы умереть от бешеной скорости в сорок километров в час. Это, конечно, очень жутко и опасно. Но я переживу.

Максим усмехается и смотрит на меня как-то по-новому. Наконец я замечаю в его темно-синих глазах уважение. И мне льстит это. Ужасно льстит.

– И куда ты, Чужачка, хочешь, чтобы мы поехали?

– Ты прав насчет моего внешнего вида, – признаюсь я и стягиваю волосы в тугой хвост. – Выгляжу я так, словно только что восстала из мертвых. Пугать людей в кафе не стоит, так что обойдемся без еды.

– Я так не думаю.

– Не думаешь, что я плохо выгляжу, или не думаешь, что стоит обойтись без еды?

– Оба твои варианта. – Он подмигивает мне. – Я что-нибудь придумаю.

– И что же? Тут стоять нельзя, – умничаю я.

– Я ненадолго. – Макс паркуется и глушит двигатель.

– Ты куда? – произношу вопрос я в воздух. Максим выходит из машины, закрывает за собой дверь и скрывается за поворотом. – Отлично.

Выдыхаю и оглядываюсь: в салоне чисто, я бы даже сказала – пусто. На панели лежат диски, и я внимательно изучаю их: Nirvana, Radiohead, «Би-2». Отмечаю, что вкус у парня отменный. Будь у меня машина, музыка бы в ней играла такая же. Неожиданно я замечаю еще один диск. Он лежит дальше всех, со стороны водителя. Отстегиваю ремень и тянусь к нему. Диск нелицензионный. Наверняка выборка любимых треков. Я открываю коробку и вижу надпись: Бесстрашному.

Мной овладевает интерес, и, убедившись, что Макса еще нет рядом, я вставляю диск в проигрыватель. Через пару секунд из колонок доносится музыка. Я застываю, вслушиваясь в ноты. Мелодия кажется мне знакомой, но я никак не могу вспомнить, где я ее слышала. Напрягаюсь и чувствую легкое раздражение. Мне всегда сложно вспоминать подобные вещи, но едва начинаются слова, на меня снисходит озарение. В конце припева я очарованно повторяю за певицей:

– Такая любовь убьет мир.

«Маша и Медведи». Задумчиво смотрю перед собой и не знаю, радоваться ли мне очередному восстановлению памяти. Такое чувство, что эта песня когда-то много значила для меня, но ее грустные слова не позволяют ощутить вкус счастья.

Я переключаю трек.

С первых же аккордов узнаю Земфиру. Переключаю. В начале словосочетание: большие города, и я уже знаю, что играет «Би-2».

Данное времяпровождение очень увлекает меня. Мне так нравится угадывать мелодии, восстанавливать в каком-то смысле свои воспоминания.

В предвкушении включаю дальше и неожиданно для самой себя замираю. Почему-то ком застревает где-то в горле, а ладони мгновенно становятся мокрыми. Я недоуменно делаю громче. Еще громче. Начало песни гремит в машине, давит на меня со всех сторон, но я делаю еще громче! Еще! Внутри что-то растет, что-то пульсирует. Сердце неистово бьется, отдает во всем теле, и я придавливаю рукой грудь: боюсь, что оно вот-вот выпрыгнет. Начинается куплет, но я до сих пор не могу понять, кто поет. Слова странные: знакомые и чужие одновременно. Я напрягаюсь. Буквально слышу, как в голове вертятся мысли. Почему-то становится не по себе. Да и дышать трудно, и тело наливается свинцом. Я испуганно понимаю, что ощущаю себя загнанной в клетку. Эта машина – тюрьма, этот запах – прошлое, схватившее меня в свои когтистые пальцы. Страх. Мне вдруг становится страшно. Я обхватываю себя руками и закрываю глаза. Что происходит, что происходит?

– Хочешь оглохнуть? – В машине неожиданно появляется Максим, и я испуганно подпрыгиваю. Смеясь, он убавляет звук, и вся атмосфера безумства испаряется. Закрыв за собой дверь, парень протягивает мне бумажный пакет из «Макдоналдса». – Ужин подан.

– Вообще-то обед, – дрожащим голосом подмечаю я и растерянно киваю: – Спасибо.

– Нашла мои диски?

– Они лежали на панели, я не сдержалась и решила прослушать.

– И как?

– Ну, довольно-таки неплохо. – Мне все еще не по себе. – На диске, который я только что слушала, написано «Бесстрашному». Это ты у нас Бесстрашный?

– Да. Это прозвище мне дали в стае. Но я не люблю, когда меня так называют.

– Почему же?

– Давай договоримся: вопросы только во время трапезы. – Парень откладывает свой пакет на заднее сиденье и заводит машину. – Предлагаю остановиться в парке, здесь меня в любой момент могут оштрафовать.

– Как скажешь. – Я с любопытством смотрю на Максима и замечаю татуировку на его шее. Кобра. Хочется спросить, откуда она, но я сдерживаюсь.

На самом деле это первый человек, который отложил разговор на несколько минут, а не на несколько месяцев. Поэтому я слушаюсь и еду молча вплоть до парка. Когда мы приезжаем, Макс паркуется под огромным деревом, выключает ближний свет и глушит двигатель. Отодвинув свое сиденье чуть назад, он берет пакет с едой и принимает положение полулежа. Я бы хотела сесть так же, но мне не позволяет больная спина. Выдохнув, я прижимаю к себе ноги и откидываю назад голову.

– Не думала, что проведу выходные в твоей компании, – признаюсь я. – Очень интересный исход дня.

– Я тоже так не думал, – говорит парень и достает огромный гамбургер. – Но жизнь – вещь непредсказуемая.

– Сожалеешь?

– Это не тот случай, чтобы сожалеть.

– А какой же должен быть случай?

– Два вопроса подряд, Чужачка. – Максим жадно откусывает гамбургер и невнятно произносит: – Так не по правилам. Будем спрашивать по очереди.

– Ладно. – Открываю свой пакет и счастливо улыбаюсь. Картошка фри, чикенбургер, кусочки мяса: голова идет кругом. – Максим – ты мой герой.

– Я знал, что тебе понравится.

Я искренне улыбаюсь и пробую картошку – какое блаженство.

– Задавай вопрос, потому что я хочу задать свой. Ну же!

– Хорошо. – Парень хмурится, а затем протягивает: – Только давай договоримся: ответ не в два предложения, а полный.

– Договорились.

– Тогда вот мой вопрос: когда мы были под мостом, ты сказала, что не помнишь, как на твоем запястье появилась татуировка. Это последствия бурной вечеринки или что-то другое?

Я усмехаюсь.

– Вообще-то, я потеряла память. – Гамбургер в руках парня застывает. – Прошлым летом я упала с крыши пятиэтажного здания, а очнувшись, поняла, что не помню целый год. Врачи сказали, у меня амнезия.

– Эм. Прости. Я не знал. Наверное, с этим трудно смириться.

– Да уж. Я до сих пор не смирилась. – Почему-то меня не смутил его вопрос. Даже наоборот, стало легче, после того как я ответила. – Что ж, не все в жизни так гладко, как хочется.

– Мне жаль.

– Разве мы разговариваем для того, чтобы пожалеть друг друга? Я ведь выжила, так что жалеть меня незачем.

– Ты права. Незачем.

Я киваю и увлеченно прикусываю губу. Хочется спросить о самом важном, но я начинаю издалека:

– Как ты попал в стаю и когда это произошло?

– Чуть больше года назад, мы с братом наткнулись на группу подростков. Они развлекались, прыгая с моста в реку. Полное безумие. – Максим улыбается. – Парни привязывали себя к железному бортику и ныряли в тридцатиметровую пропасть. На удивление, мне захотелось попробовать.

– Ты просто псих! – восклицаю я. – Это же опасно!

– Я стал Бесстрашным не потому, что раздавал всем цветы, Чужачка. Естественно, было опасно, но разве меня это волновало? Я настолько полюбил такие развлечения, что собрал с братом свою собственную компанию, где люди могли совершать безумные поступки и получать от этого удовольствие. А главное – получать удовольствие без последствий.

– Шестнадцать погибших подростков – разве это не последствия? – осуждающе спрашиваю я.

– Ты ничего не знаешь, так что, прошу тебя, не делай скоропалительных выводов.

– Подожди, – меня вдруг озаряет, – ты сказал, собрал стаю с братом. Получается…

– Да. – Макс откусывает гамбургер и пожимает плечами. – Шрам, или говоря человеческим языком – Стас, мой родной брат.

Я ошеломленно выдыхаю и только сейчас осознаю, какой была слепой. Сходство в их внешности очевидно: острые скулы, прямой нос, черные угольные волосы, смугловатая кожа. Лишь глаза разные, но я уверена: присмотревшись, я бы и там нашла нечто единое. Возможно, в заблуждение меня ввела рана на лице предводителя. Она изменила не только внешний облик парня, но и внутренний. И все же, как я могла так облажаться?

– Что ж, моя очередь. – Максим не ждет, пока я приду в себя, спрашивает. – Почему тебя так интересует стая? В чем подвох?

– Подвоха нет. Я наткнулась на вас случайно, потому что хотела спасти сестру. – Я серьезно смотрю на парня. – Что ж, на самом деле ваше сборище представлялось мне рассадником отморозков, которым наплевать на свою жизнь и на общепринятые правила. Вы делаете что хотите, когда хотите и где хотите. Я считаю это аморальным образом жизни. Точней, я так считала. Но сейчас, – мне приходится придвинуться чуть ближе к Максиму, потому что сказанные мной слова являются страшной тайной, – но сейчас я понимаю, что ошибалась. Мое мнение насчет того, что в ваших телах вместо крови течет адреналин, не изменилось, но я вижу что-то еще, что-то, что жутко влечет меня. И пока я не пойму, что это, я никуда от вас не денусь.

Макс улыбается.

– Интересный ответ.

– Я хочу говорить честно, чтобы потом не было недопониманий. Скажи мне, стаю основали ты и твой брат. Так почему же бразды правления в его руках? Почему вы не командуете вместе? Возможно, тогда бы удалось избежать многих смертей и трагедий.

– Мне это не нужно.

– А Шраму нужно?

– Пойми, пусть мы и родные братья, у нас совершенно разные жизненные принципы. Я – участник, он – организатор. – Парень выдыхает. – Руководить должен один человек, и я рад, что не мне представилась эта возможность.

– Считаешь, из тебя вышел бы плохой предводитель?

– Я не знаю и даже не хочу об этом думать. Тебе кажется, что Стас – корень зла, что он причина всех наших бед и несчастий. Но ты глубоко ошибаешься. Мой брат готов пожертвовать всем, что у него есть. Он не даст свою стаю в обиду, я знаю это. Если бы у меня был выбор, я бы доверил свою жизнь именно ему, потому что… – Парень громко выдыхает. – Потому что это его призвание! Он так долго не мог найти себя и сейчас наконец нашел. Стас отличный предводитель и верный друг. Я уверен в нем так же, как уверен в самом себе.

Я вспоминаю, как на перроне Шрам отодвигал подростков ближе к центру вокзала, как он предупреждал нас не терять голову во время испытания. Но это кажется такой мелочью по сравнению с тем, когда я просила его помочь освободить Карину из куба, а он стоял и бездействовал. Спорные чувства, и я не могу понять, в состоянии ли я доверить свою жизнь этому человеку так же уверенно, как Максим. Наверное, пока нет.

– Почему ты стояла на рельсах так долго? – неожиданно спрашивает парень, и я растерянно пожимаю плечами. В его глазах отражаются грусть и какая-то безнадега. Мне не понять этого взгляда. Только не сейчас. Может, чуть позже, но не сегодня.

Я не ожидала такого вопроса и поэтому долго думаю, прежде чем ответить.

– Возможно, – колеблюсь, прикусив нижнюю губу, – возможно, мне понравилось ощущать себя свободной.

– Но ты могла погибнуть.

– Я бы успела отпрыгнуть в сторону.

– Вряд ли. – Макс с горечью улыбается. – Ты должна чувствовать разницу между храбростью и безумством, Чужачка. Глупость не поощряется. Большинство страдают только потому, что переоценивают себя.

– И это мне говорит человек, который прыгает с тридцатиметровой высоты в пропасть, вооружившись лишь толстым канатом.

– Я серьезно.

– Я тоже! – с вызовом восклицаю я. – Откуда берется твоя уверенность в себе? Если тебя прозвали Бесстрашным, значит, ты совершил огромное количество безумных поступков, не колеблясь и не дрожа. Чем я хуже?

– Ты ничего обо мне не знаешь. Нельзя перестать бояться. Каждый раз я понимаю, что могу не вернуться домой, что сильно рискую, но на то у меня есть свои причины. Моя уверенность граничит с безысходностью и апатией. Я потерял вкус к жизни и теперь пытаюсь восстановить его, прыгая с обрыва, кидаясь под поезд и разгоняясь до двухсот километров в час. Адреналин спасает меня от живой смерти. Но зачем это тебе? Зачем ты подвергаешь себя такой опасности? – Он недоуменно качает головой. – Кричишь на свою сестру, но делаешь то же самое.

– Тебе не понять.

– Это ты не понимаешь, Лия. – Я поднимаю взгляд на парня и чувствую, как от него исходит волнение. – Не знаю, чего ты хочешь добиться, но это явно не стоит твоей жизни.

– Следующий вопрос, – раздраженно отрезаю я. – Итак…

– Мы еще не закончили.

– Закончили. Я и так сказала тебе слишком много, так что теперь твоя очередь. – Парень громко выдыхает, а я задаю главный вопрос, который волнует меня больше всего вышесказанного. – Разумней было бы спросить: страдаешь ли ты раздвоением личности? Но я не стану оскорблять тебя и поставлю вопрос по-другому: зачем сначала избивать меня, а потом спасать жизнь? Причем неоднократно.

– Чужачка, – протягивает Максим. – Это глупо!

– Ответь.

– Сама подумай.

– Макс, ты нарушаешь правила. Я задала вопрос – отвечай на него.

– Неужели это не очевидно? – Я качаю головой, и парень громко выдыхает. – Я помогаю тебе, потому что нахожусь в нужное время в нужном месте.

– Что за чушь? – возмущаюсь я. – Хочешь сказать, ты побил меня, потому что находился в нужное время в нужном месте? Тогда это как минимум странно.

– Правила стаи просты – чужаков мы не терпим. Ты – чужая. У тебя не было вариантов: в любом случае ты бы пострадала. Вот только есть одно «но». Пострадать от гематомы на плече или от сломанных ребер? – Глаза Максима становятся яркими, и я невольно засматриваюсь в них, осознавая, что даже в этом отвратительном поступке просвечивается нотка героизма. – Поединок с Костей в лучшем случае закончился бы переломом. Я сделал так, что ты смогла ходить на следующий день. Чувствуешь разницу?

– Но зачем ты помогаешь мне?

– Это уже следующий вопрос.

– Нет. Ты не сказал главного. Почему ты спасаешь меня? Какая тут для тебя выгода?

– Лия, – Макс пожимает плечами, – я не могу по-другому.

– Но почему?!

– Потому что не могу!