Глава вторая
Четсуорт

В 1570 году Марию Стюарт перевезли из Тетбюри в Четсуорт в графстве Дерби. Весь этот год прошел в переговорах; их вела Елизавета с лицемерной целью вернуть Марии Стюарт шотландский трон. Но из этих переговоров ничего не вышло, да сверх того казалось, что и Франция окончательно отступилась от Марии Стюарт.

В это время в Лондоне разразилась чума, которая проникла также и в Тауэр, где томился в заключении Норфолк.

Он и Мария ухитрялись и из тюрьмы продолжать начатую еще ранее переписку: когда Мария Стюарт увидела, что Франция отказалась помогать ей, то она обратилась с просьбой о помощи к Филиппу Второму Испанскому, и Норфолк знал об этом.

Но об этом знала и Елизавета. Она приказала ввиду чумы выпустить Норфолка из Тауэра, но сослала его в замок Линн, где он должен был жить безвыездно под надзором двух агентов «Звездной палаты». Кроме того, пред своим отъездом из Лондона он должен был обещать, что не станет впредь поддерживать с Марией Стюарт никаких сношений; он поклялся в этом своим честным словом и, кроме того, дал подписку с приложением своей печати, но в то же время в душе был полон твердого намерения не сдерживать этого обещания. Затем он был отправлен в Линн, куда и прибыл зимой 1570/71 года.

С этого момента и начались те события, намек на которые сделан в предыдущей главе.

В один из пасмурных мартовских дней четверо всадников переезжали границу графства Дерби, направляясь к Четсуорту. Они не торопились, хотя дождь и лил как из ведра.

По внешнему виду этих всадников можно было принять за купцов или торговцев, которые в то время постоянно колесили с дорожным мешком за спиной по всей Англии. Мы же узнали бы в этих всадниках наших старых знакомых – Суррея, Брая, Филли и Джонстона; Филли тоже была в мужском платье, в котором чувствовала себя почти свободнее, чем в женском.

С тех пор как Филли убедилась в подлости Лестера, в ней произошел громадный внутренний переворот. Как когда-то прежде, она была готова на все из-за любви к Лестеру, так теперь из благодарности к Суррею и Браю способна была пожертвовать чем угодно. Ведь она знала, какую жертву принесли ей они, и умела ценить ее.

Суррей, отправившийся после изгнания в Шотландию, нашел случай примириться с Георгом Сейтоном и получил от него разрешение посвататься за Джейн. Теперь, вопреки запрещению королевы Елизаветы, он опять возвращался в Англию, чтобы попытаться сделать все возможное для шотландской королевы и – в случае возможности – также для своего родственника, герцога Норфолка.

Что касается Брая, то было довольно трудно разобраться, чего ради он опять стремился вступить на английскую территорию. Для этого было слишком много оснований, и если принять во внимание силу его привязанности к Филли, то легко согласиться, что она должна была быть главным среди них.

Джонстон рад был новому приключению.

Все четверо отправлялись теперь в Четсуорт, куда и прибыли к вечеру, когда почти уже совершенно стемнело. Там они остановились в харчевне сомнительного вида.

Марию Стюарт стерегли очень строго: она была лишена многих насущнейших удобств, но жестокость в отношении ее не простиралась настолько далеко, чтобы ее лишили возможности сообщаться с кем угодно. В то время относительно этого еще не было отдано специальных распоряжений, а ее стражи чувствовали к ней достаточно уважения, чтобы не принимать более строгих мер, чем те, которые вызывались необходимостью. Поэтому, когда Филли знаками выразила желание предложить лицам свиты и придворным дамам разные безделушки для продажи, то ее желание было сейчас же исполнено, тем более что ее печальный физический недостаток отгонял всякие подозрения. В скором времени молодого немого торговца окружили покупатели и любопытные, среди которых, разумеется, были и лица стражи.

Тем не менее Филли удалось передать Джейн Сейтон три письма, из которых одно было от Суррея к королеве, а остальные оба – ей самой, от Суррея и ее брата.

Как только Филли ушла, Джейн Сейтон поспешила к королеве. Нельзя описать радость последней, когда она узнала, какие лица опять оказались вблизи от нее с готовностью оказать ей помощь. Она торопливо вскрыла письмо Суррея и ответила ему этой же ночью; кроме того, она написала еще два письма – епископу росскому и герцогу Норфолку, оба шифрованные; эти письма Джейн должна была ухитриться передать Филли.

В то время как Мария Стюарт писала письма, возбужденная радостной надеждой, Джейн была задумчива и грустна; но в конце концов и она тоже написала свои письма, и когда Филли появилась на следующий день, то ей было вручено четыре письма, с которыми она и вернулась к своим спутникам.

Суррей получил письма и прочел оба, адресованные ему лично. Королева благодарила его за предложение своих услуг и верность, просила отвезти остальные письма сообразно прилагаемым инструкциям и выражала согласие принять к себе в услужение Тони Ламберт, как это предлагал Суррей.

Джейн же написала, что сочла бы за измену сестре, если бы приняла предложение Суррея вступить с ним в брак, почему и вынуждена самым решительным образом отклонить таковое.

На один момент граф Суррей закрыл свое лицо руками и тяжело вздохнул; но вскоре он уже оправился.

– Сэр Брай, – спокойно сказал он, – мы оба поедем с вами ночью дальше, а Филли и Джонстон останутся здесь; как только Тони прибудет сюда, Филли поведет ее к королеве и вообще постарается поддерживать постоянное сообщение с замком.

Филли утвердительно кивнула головой, и все четверо принялись за ужин. После еды Суррей и Брай сели на лошадей, оставили Четсуорт и поскакали в Лондон, куда прибыли через несколько дней.

Уже в Лондоне Суррей узнал, что герцог Норфолк выпущен из Тауэра и находится в Линне; поэтому он отправился в городской дом Норфолка, отыскал там секретаря герцога, некоего Баркера, открылся ему и узнал подробности о положении Норфолка. По счастливой случайности секретарь, рассказывая, как сторожат герцога, упомянул имя Пельдрама, и хотя Суррей и не мог положительно сказать, что это – непременно тот самый Пельдрам, который служил Лестеру, но, во всяком случае, он отказался от мысли лично отправиться в Линн. Поэтому ему пришлось решиться вручить Баркеру письмо королевы для передачи его Норфолку, и секретарь в тот же день выехал из Лондона.

Герцог был страшно доволен, получив письмо. Он поблагодарил Баркера, приказал ему отдохнуть, пока будет готов ответ, а сам позвал своего старшего секретаря, Гайфорда, которому и приказал расшифровать письмо Марии.

Оказалось, что Мария сообщала ему о предпринятых ею шагах. Она написала испанскому королю, так как считала его помощь безусловно необходимой, но Норфолк должен был дать слово перейти в католичество и написать ей, насколько можно рассчитывать на поддержку английской аристократии. Затем герцог должен был сообщить ей, какое количество вооруженных людей ему необходимо для поддержки. Обо всем этом герцог должен был, кроме того, написать особо епископу росскому.

Норфолк сейчас же приказал Гайфорду написать требуемые письма. Он выразил согласие на переход в католичество и полную уверенность в поддержке большинства представителей английской знати, так как все они придерживаются католической религии. Сам он мог бы выставить 20 тысяч пеших и 3 тысячи конных солдат, а для поддержки ему нужно было бы еще 6 тысяч стрелков, 25 пушек, 2 тысячи кирас, 4 тысячи ружей; если бы оказалось возможным доставить 10 тысяч людей, то это было бы еще лучше. А главное – главное надо было денег, денег и денег!

Затем, приказав сжечь полученные письма, герцог позвал Баркера и вручил ему оба своих ответных письма.

Брай тоже был не менее осторожен, чем Суррей. Он отправился во дворец к графине Гертфорд и попросил ее съездить к епископу росскому, жившему в Лондоне в качестве представителя интересов Марии, и испросить для него аудиенцию. Графиня не встретила в этом никаких затруднений и вскоре явилась с ответом, что епископ ожидает Брая. Последний отправился к нему.

Епископ принял Брая очень любезно, выказал полную готовность пойти навстречу желаниям королевы Марии и попросил Брая еще раз наведаться к нему.

Как только Брай ушел, епископ вышел из своего дома и направился в Сити; здесь он вошел в один из домов, который, судя по вывеске, был банкирской конторой.

Банкир Ридольфи, директор итальянской промышленной компании в Лондоне, флорентиец по рождению и родственник семьи Медичи, был очень богатым человеком. Его главная деятельность заключалась в защите интересов папы, тайным агентом которого он был; Ридольфи состоял кредитором на крупные суммы многих важных особ и таким образом держал их в руках. Он был тоже замешан в заговоре против королевы Елизаветы и долгое время просидел в тюрьме, откуда его выпустили под залог в тысячу фунтов. К этому-то человеку и отправился теперь епископ росский, чтобы поговорить с ним.

Для беседы оба они прошли в потайной кабинет Ридольфи, где епископ первым делом сообщил банкиру содержание письма королевы Марии.

– Необходимо отправить в Испанию верного человека, – продолжал он, – и я выбрал для этого вас!

– А я готов отправиться, – ответил итальянец.

– Хорошо!

От банкира епископ отправился к испанскому посланнику, дону Джеральдо Эспаль, чтобы получить для своего посланца необходимый паспорт и рекомендации. Он получил все требуемое, и теперь все дело было за письмом, которое Ридольфи должен был передать испанскому королю Филиппу Второму.

Баркер вернулся в Лондон и отыскал Суррея в гостинице, где тот остановился.

– Милорд, – сказал он, – герцог Норфолк приказал вам кланяться и благодарить. Мне, разумеется, не надо рекомендовать вам осторожность при выполнении всего этого предприятия?

– О, разумеется, нет, – ответил Суррей. – Ну а что вы привезли?

– Два письма, которые вы должны передать по назначению.

– Давайте их!

– Вот они.

Суррей взял письма, простился с секретарем и отправился с Браем к епископу росскому.

Последний очень любезно принял графа, поблагодарил за содействие и обещал быстро и надежно передать письма по назначению.

Оба вышли из дворца, и Суррей отправил Брая с письмом к королеве Марии. С своей стороны, епископ поспешил отправить своего посланца, и в тот же день итальянец выехал с важным документом из Лондона.

Так закончилось введение к одному из самых важных заговоров против Елизаветы.