Отзывы на книги автора «Эрнест Хемингуэй»

Я и не думал, что писать рассказы так легко. А ведь Хемингуэй говорит, что рассказы писать очень легко. Нужно только найти одну настоящую фразу и с нее начать. А все остальное напишется само собой. Нужно только начать с одной настоящей фразы.

Когда Хем бросил занятие журналистикой и решил стать писателем, он поставил себе за правило написать по одному рассказу обо всех интересных случаях, которые знал. И каждый день он приходил в парижское кафе, когда еще мыли пол и расставляли стулья, доставал блокнот, карандаш и точилку, заказывал кружку кофе и писал. А заканчивал работу только тогда, когда что-то получалось.

Дождливый парижский день наполнял сыростью Миннесоту в его рассказах, а голод, который он тогда часто испытывал, делал его героев худыми и голодными. Он научился не думать о рассказах между работой, а занимался тем, что читал книги и общался с людьми. Ему было 25 лет, у него красивая была жена и маленький мистер Бамби. Рассказы плохо покупали, Хемингуэи были очень бедны, но счастливы: весь день Хем работал в кафе, вечером они с женой ходили в гости к Гертруде Стайн или Фицджеральдам или гуляли по набережной Сены, а ночью любили друг друга. И все было только впереди.

Почему они жили в Париже? Все просто. Тогда в Париже можно было «неплохо прожить вдвоем на пять долларов в день и даже путешествовать», пишет Хем. Поэтому нет для начинающего писателя места лучше, чем Париж. Сейчас на 5 долларов в Париже можно выпить чашечку хорошего кофе. Или съесть тарелку супа у марокканских братьев. Но тогда в Париж ехали, когда все начиналось. Теперь – в маститой старости, греть старые кости на солнышке открытых кафе.

«Праздник, который всегда с тобой» – светлая книга про счастье, которое возможно только в юности. С высоты своих шестидесяти пяти Хем видит жизнь в Париже чудесной. Первая жена предстает перед нами настоящим ангелом-единомышленником, неизменно нежной и любящей в радости, печали, бедности и скитаниях. Хем был женат пять раз и, наверное, каждый раз было все хуже. А в Париже нет денег на дрова, нет денег на обед, яблоки замерзают в комнате, если на ночь их не положить в карман, туалет на улице, и нет водопровода, но есть счастье.

Наверное, это прозвучит несколько наивно, но Хемингуэй всегда мне подсказывает какие-то очень простые и важные вещи, которые врезаются в память на всю жизнь. В романе «Фиеста» я прочитал, что между мужчиной и женщиной может быть дружба только в том случае, если кто-то тайно влюблен. А в «Празднике» – «Путешествуй только с теми, кого любишь». Это ведь так очевидно. Но надо запомнить, чтобы опять не забыть.

Одним словом, это роман не про Париж. Да и нет того Парижа больше. Это про молодость, надежды, труды и любовь.

То, что я взялся перечитывать книгу, которую впервые открыл еще в студенческую пору., я обязан группе "Читаем классику вместе". Так вот, в первый раз это было в 1987 году, на четвертом курсе. Тогда книга была воспринята, скорее, в романтическом ключе, самое большое впечатление на меня произвела красивая любовь на военном фоне. Это и осталось в памяти.

Новое прочтение заставило меня посмотреть на роман несколько по-иному. Пришло понимание, что он, в первую очередь, о смерти. В принципе, всё творчество Хемингуэя - это эстетика смерти, но "По ком звонит колокол" - несомненный апофеоз этой темы. Хотя, апофеозом через много лет станет самоубийство автора, когда он воплотит свои литературный переживания в жизненном опыте. Это станет окончательной точкой в поисках красоты смерти.

У Хемингуэя смерть не выглядит страшной и ужасной, наоборот, она всегда красива, она наиболее ярко подчеркивает прелесть жизни, обостряя её пульсирующий аромат. Каждый эпизод смерти вплетен в ткань романа, но, в то же время, он представляет самостоятельное законченное произведение. Красиво умирает главный герой - Роберт Джордан, красиво умирают Фернандо и Ансельмо, красиво погибает Глухой и его отряд, красиво гибнет молодой лейтенант-фашист. А как красиво, можно даже сказать - живописно, умирают жители маленького городка, примкнувшие к фашистам,, проходя по очереди через строй своих республиканских земляков .Это и гадко, и мерзко одновременно, и до жути красиво.

Прибавьте к этому взаимоотношения со смертью русского взрывника Кашкина, постоянные рассуждения о смерти героев книги и самого автора - смерть присутствует в книге на каждой странице без исключения.
В концепции Хемингуэя смерть - это и есть сама жизнь. Её постоянное присутствие заставляет героев чувствовать жизнь ярче и ощутимее, время теряет свою власть и три дня превращаются в бесконечно долгую и, опять же, красивую жизнь. Возможно, Хемингуэй даже специально затягивает последние главы книги, чтобы читатель как можно глубже прочувствовал этот эффект, когда три дня могут оказаться равными всей человеческой жизни, такая, своего рода, авторская игра со временем.

Ключ ко всему - название романа, заимствованное из высказывания Джона Донна, взятого автором в эпиграф. Помни постоянно о смерти, каждый, кто умирает сейчас, забирает и частичку тебя, ты постоянно находишься под угрозой смерти. И это заставляет особо ценить жизнь, все её проявления. Постоянно звонящий колокол заставляет дорожить каждым мгновением, каждым чувством, каждой эмоцией, каждым поступком - всё приобретает наивысшую цену и значимость. Все максимально обостряется, отношения между людьми приобретают невероятную насыщенность, , смываются условности, все становится предельно искренним и честным - верность, предательство, товарищество, любовь.

Жизнь превращается в произведение искусства, и герои демонстрируют нам интуитивно проявляющееся в них искусство жить - жить полной жизнью без остатка и без оглядки.
В чем-то здесь Хемингуэй перекликается с нашим Высоцким, с его "Конями привередливыми", - "коль дожить не успел, так, хотя бы, допеть..."

Кроме того, роман представляет интересное свидетельство очевидца о реалиях гражданской войны в Испании. Хотя, эти реалии общие с теми, что бушевали на просторах бывшей Российской империи после революции, и теми, что сотрясают нынешнюю Украину. Самое страшное в этом это то, как люди привыкают к смерти, как она становится повседневной обыденностью, как люди, убивая других, убивают себя, ведь колокол каждый раз звучит и по тебе тоже...

Почему Эрнест Хемингуэй - крутой писатель, а его книга маст рид.
1. Он умеет говорить банальности с таким видом, как будто первый до них додумался

Закончив рассказ, я всегда чувствовал себя опустошенным, мне бывало грустно и радостно, как после близости с женщиной

2. Он невероятно любезен и высоко ценит людей

подруга была не из очень приятных. Картины, пирожные и наливки были по-настоящему хороши.

3. Он всегда рад поделиться с читателем тайнами мастерства

Я учился у него очень многому, но не мог бы внятно объяснить, чему именно. Кроме того, это тайна.

4. Он объяснит вам, зачем нужны книги

когда приходит опустошенность, нужно читать, чтобы не думать и не тревожиться о работе до тех пор, пока не приступишь к ней снова.

5. Он по-настоящему скромен

Ванные, души и теплые уборные я считал удобствами, которые существуют для людей во всех отношениях ниже нас

6. Он научит вас любить спорт

на наших глазах разбился великий Гана и мы слышали хруст черепа под его защитным шлемом, точно на пикнике кто-то разбил о камень крутое яйцо

7. Он заставит вас по-новому взглянуть на живопись

картины становятся яснее, проникновеннее и прекраснее, когда сосет под ложечкой и живот подвело от голода

8. Он отвратит вас от пластической хирургии

Серьезная пластическая операция придает коже почти радужный блеск, – так поблескивает хорошо утрамбованная лыжня

9. Он объяснит, за что же иностранцы так любят Достоевского

– Я все думаю о Достоевском, – сказал я. – Как может человек писать так плохо, так невероятно плохо, и так сильно на тебя воздействовать?

10. К концу книги вы почувствуете себя настоящим оптимистом

Разве вы не знаете, что писатели только и говорят что о своих бедах?

Не так давно я перечитал и принял участие в обсуждении романа Хемингуэя «По кои звонит колокол». Старина Хэм, да простит он мне эту фамильярность, всегда оказывает на меня такое воздействие, что хочется продолжить общение с ним. Поэтому логично, что за историей о Роберте Джордане последовало повторное свидание с Фредериком Генри.

И, хотя «Прощай, оружие!» было написано раньше, чем «По ком звонит колокол», но в моей читательской биографии они поменялись местами, издержки 80-х годов прошлого века (как звучит!), когда за хорошей литературой приходилось охотится, и мы читали то, что попадало в руки.

Вот и рецензии на эти два романа у меня выходят в той же последовательности.

Три кита, на которых стоит творчество Хемингуэя: война, любовь, смерть – в его книгах они слиты воедино. Даже в тех произведениях, где, казалось бы, нет войны, она все равно присутствует, как, например, в «Фиесте», в которой Джейк Барнс воспринимается своего рода реинкарнацией того же Фредерика Генри. Может быть, особняком стоит «Старик и море», но здесь война и смерть предстают в особом статусе, война, как борьба за выживание, смерть же постоянно стоит над старым Сантьяго, и, именно её присутствие заставляет его бороться.

«Прощай, оружие!», на мой взгляд, самая удачная из всех антимилитаристских книг, когда-либо написанных. Хемингуэй честно показывает, что происходит с людьми, затянутыми в чудовищную мясорубку. Война требует жестокости, отстраненности и бездушия. А человек, если он нормальный человек, а не монстр, не может жить без положительных эмоций, человек по своей сути созидатель, как созданный в свое время по образу и подобию, а не разрушитель. И созидательная сторона начинает все упорнее проявлять себя, и тогда человек вступает в непримиримый конфликт с происходящим. И тем быстрее находит гибель во всепоглощающем котле, первыми гибнут – утверждает автор – самые добрые, самые нежные, самые храбрые.

И нет ничего хуже войны, лучше только – проиграть её. Все участники этого апокалипсиса, которых встречает Генри, выглядят смертельно усталыми. И как окончательный диагноз звучат слова, что войну выиграет та армия, которая последней поймет, что она выдохлась.

Итальянцы страшатся дезертирства, потому что за это будут наказаны их родные, оставшиеся в тылу, но смертельно уставшему от войны американцу Генри это не угрожает.

И, когда он понимает, что в образе немного странной, удивительно тонкой и красивой английской медсестры Кэтрин Баркли, к нему пришла настоящая любовь, ему становится ясно, что это спасение. Ведь, Генри считал, что он уже не сможет любить, но фронтовой священник заметил, что душа у него не убита, и он еще научится любить. И вот – это чудо свершилось, среди войны, боли, крови и разрухи, он чувствует, что такое счастье.

И тогда Генри заключает свой сепаратный мир, война для него закончилась. Казалось бы, конфликт разрешен и на этом можно поставить точку, но Хемингуэй не был бы сам собой, если бы позволил себе такой финал. Если на фоне великой мировой трагедии возможно личное счастье, то речь может идти только о частном случае, великие же произведения являются обобщением судеб и чувств представителей описываемой эпохи.

Поэтому, как ни жалко автору было умирающую Кэтрин и остающегося жить, раздавленного и растоптанного Фредерика, он не мог поступить иначе. Он должен был показать читателю, откуда оно взялось – это потерянное поколение.

Эту книгу люблю до обожания и не люблю одновременно. Люблю за подаренный праздник, за чудесный послевоенный Париж двадцатых годов двадцатого века, переданную атмосферу парижских кафе, шум улиц, тишину музеев и художественных выставок, гул скачек, за весну и осень, встречи и расставания, за то, что мне разрешают подглядывать не в замочную скважину, а все двери нараспашку, и там вижу труд и жизнь любимых писателей и просто тех, без кого не представляю литературу и себя.
Не люблю за резкость и холодный тон, с которым Хемингуэй говорит о некоторых людях. Он честно дает себе право не любить, но я то люблю, и такие места в книге для меня и ценны, и драматичны. Ценю правдивость и подозреваю в неправде, потому что злость или раздражение часто не правдивы. Потом тут же оправдываю Хемингуэя, ведь эта его книга была издана уже без его участия стараниями сына и жены. Появилась бы она в таком виде при жизни самого писателя, не знаю. А внук и сын писателя через полвека проделали огромную работу и восстановили подлинный текст рукописи в том виде, в каком он существовал еще при жизни писателя.
Ценю все главы о Скотте Фицджеральде и именно к ним отношусь с недоверием. Сам Фицджеральд в своей книге «Портрет в документах: Письма. Из записных книжек. Воспоминания» Фрэнсис Скотт Фицджеральд иначе рассказывает об этом времени и о дружбе с Хемингуэем.
"Праздник, который всегда с тобой" пьянит меня, как шампанское, как возможно опьянил бы Париж. Это удивительное чувство, что я побывала там и в одно время с теперь уже известными и знаменитыми. Недавно играли с друзьями в игру, спрашивали, где бы мы хотели побывать и в каком времени. Тогда я растерялась и назвала множество мест сразу. Сейчас, перечитав эту книгу, хочу в Париж того времени, посидеть утром в полупустом кафе и присутствовать при разговоре двух незнакомцев, один из которых что-то записывает карандашом в свой блокнот.

Но Париж был очень старый город, а мы – молоды, и все было не просто – ни бедность, ни свалившиеся деньги, ни лунный свет, ни различие между правильным и неправильным, ни дыхание той, что лежала с тобой в лунном свете

Иногда авторов делят по принципу тех, для кого они пишут, на «мужских» и «женских». В таком случае Эрнеста Хемингуэя можно смело отнести к «мужским» авторам. Свирепость и суровость в описании могучей стихии в «Старике и море». И изображение войны такой как она есть в романе «По ком звонит колокол».

События в романе происходят во время Испанской гражданской войны. Главному герою, подрывнику Роберту Джордану, поручают взорвать мост, когда начнется наступление армии. Несколько дней в ожидании наступления он проводит в тылу врага среди партизанского отряда. Здесь же он обретает любовь.

Очень волнующе описана у Хемингуэя описана любовь на фоне войны. Здесь нет ничего неуместного, но есть мечты о будущем и планы. Есть простая искренность сильного внезапного чувства. Любовь описана как раз очень «по-мужски» и в этом заключается сила ее воздействия на читателя.

Прекрасный классический роман, который может понравиться даже тем, кто в целом не любит книг о войне. Жестокость и насилие здесь естественно присутствуют. И есть много размышлений о ценности человеческой жизни и о смерти. Must read.

Предметы безразличны, люди безразличны, Бог безразличен, мир абсурден и жесток. Реальны только две вещи: алкоголь и эта Эшли Брэд, невыносимая аристократка и потаскуха. Первое лечит от абсурдного мира, второе – делает бессмысленным лечение.

Атмосфера романа сравнима с той, когда ты засыпаешь уже похмельным, а просыпаешься еще пьяным, выпиваешь глоток чего-то, и твой тяжелый безысходный полет продолжается. В романе нет ни одной сцены, где бы герои были трезвы. Все или пьяные или очень пьяные. Они сидят, пьют, пьют, курят, говорят, появляются неуместные возгласы, потом эти возгласы начинают повторяться, повторяться… Все становится нестерпимыми. Хемингуэю удается передать то состояние, когда человек, накопивший обиду, решает вдруг за столом выяснять отношения с отвратительным упрямством пьяного дурака. Его коротенькая мысль ходит по кругу, опять и опять вылезая из непослушного рта… Отвращение. Герой «Фиесты» читает Тургенева перед сном, чтобы не тошнило. Что-то из «Записок охотника». Описание природы его трезвит.

А Эшли Бред! Она пьяница, она спит со всеми. Даже с самыми ничтожными ублюдками. У нее нет представлений о нравственности, о долге, всей этой чертовой тучи рациональных схем, которыми забита голова мужчин. Она неразумная неуправляемая стихия, поток. Она поступает, руководствуясь инстинктом и страстным порывом. Как так можно? Сука! Она просто настоящая сука! Но она женщина. И влюбляются в нее за то, что она женщина. Самая прекрасная! На все она говорит свое неизменное: «чушь!» И она права. Потому что мир абсурден и безразличен. Наши нравственные представления о мире не работают. Бейся головой о стену, иди в крестовый поход, хоть сожги себя на площади. Но все, что ты напридумывал будет чушью! Спасибо Эшли Бред.

И главный герой преклоняется перед ней. Он понимает, что если и есть истина, то имя ей Эшли Бред. Он импотент, инвалид войны. Он говорит, дружба между мужчиной и женщиной возможна только в том случае, если кто-то из них тайком влюблен…
Бармен! Еще!

Моё знакомство с творчеством Хемингуэя началось отвратительно, с его знаменитого рассказа “Старик и море”. То, насколько отрицательно я отозвался о нём можно посмотреть в этой рецензии. И я совсем не отказываюсь от своих слов. Но это, люди, это – иное. Знаете, не надо было мне читать роман “Великий Гэтсби” Фицджеральда, не надо было читать “Чёрный обелиск” Ремарка и мучить несчастного “Старика…” Хемингуэя. По край не мере не надо было этого делать до прочтения “Праздника…”.

Эта книга – нечто. Такая приятная, праздничная истома. Эрнест описывает самое лучшее время в своей жизни. У многих авторов это детство, у Эрнеста это зрелость, созерцательность, Париж. Многих читателей может смутить частые названия улиц, кафешек, множество незнакомых имён. А мне это даже понравилось. Эрнест с искренней человеческой любовью описывает город. Он честно, полностью раскрывает свою личность. Он буквально парой художественных мазков передаёт суть выдающихся культурных деятелей эпохи, раскрывает именно их личность. Он честно и субъективно рассуждает о любимых книгах мировой литературы.
Читать роман я начал только ради одного – чтобы боле тесно познакомиться с Гертрудой Стайн и Скоттом Фицджеральдом. Но признаюсь, в процессе чтения эта цель отошла на второй план. Я буквально с головой нырнул в Париж, в замечательную личность Эрнеста, в душу потерянного поколения.
Я не могу тут передать силу этого произведения, его прекрасную атмосферу. Я могу лишь сказать – это та самая книга, с которой мне следовало начать знакомство со знаменитыми представителями потерянного поколения. Эта та самая книга, с которой мне стоило начать знакомство с Хемингуэем. Эту книгу я хочу к себе в бумажном варианте, чтобы периодически перечитывать некоторые моменты. А то и перечитывать её целиком.

Растерянные, уничтоженные, но не сломленные люди. И город, способный лечить.
Прекрасно!

Дабы избежать ненужных разногласий, сразу скажу, что это сугубо субъективный, очень личный отзыв, не претендующий на трезвую оценку произведения. Слишком долго я собиралась прочитать эту книгу, поэтому все нижесказанное – только лишь мои впечатления.
Обычно я стараюсь написать отзыв сразу после прочтения, пока все бурлит и кипит внутри, пока будни не стерли первоначальное впечатление. Потому как считаю, что первое мнение о книге – самое верное, самое искреннее. Все, что появляется потом, не более чем «накрутка». Однако в данном случае все сложилось иначе.
«Прощай, оружие!» я начинала и бросала раз 5, каждый раз говоря себе, что я еще маленькая, неопытная и слишком «голодная» (не знаю, как еще выразить это чувство) для этой книги. Сначала нужно создать почву, утолить тот дикий книжный голод, что пожирал меня изнутри годами, прежде чем опять взять в руки это произведение. И вот мне 25, у меня семья, работа и ремонт в полном разгаре, юношеские мечты лопнули, уступив место более реальным и земным фантазиям… Это ли не самое время для осмысления Хемингуэя? Собравшись с духом, я окунулась в его рваную, пахнущую коньяком и потом книгу.
Вынырнула на поверхность я абсолютно потерявшейся и раздавленной. Никогда в жизни не испытывала такой страшной тоски, мерзкой и липкой, такой ужасной ноющей тупой боли в голове, как после этой книги. Более того, никогда еще я не была так сбита с толку: старина Хем вызвал во мне столь противоречивые чувства, что трудно передать все это словами. На протяжении всего повествования меня тошнило от низости и мягкотелости главного героя. Он образец абсолютной бесхребетности, любитель плыть по течению, беспринципный, ни рыба ни мясо, как говорится. Возможно, эта ненависть и отвращение основаны на том, что в этой амебе я узнала себя, бывшую головной болью для родителей и друзей несколько лет назад. Такое же наплевательское отношение к жизни, боязнь ответственности, привычка топить свои проблемы на дне бутылки, жестокое отношение к тем, кто меня любит … Сейчас все в прошлом, но ощущение хрустящего песка на зубах до сих пор не покидает меня.
Не менее отвратительные эмоции вызвала и эта так называемая женщина. Совершенно без чувства достоинства, без гордости. Она вызывает стойкое желание называть ее только женщиной, но никак не Человеком. Этакий образец идеальной самки: заботиться, ухаживать, любить, но не иметь своего мнения. На моем пути часто попадались подобные экземпляры, поэтому встретив такой же в книге, я испытала очень неприятные ощущения.
Неудивительно, что такие «никакие» герои могли существовать только в таком же «никаком» сюжете. Нет того крючка, который бы зацепил читателя, нет взрыва и брызг. Есть только унылые однообразные действия и мысли.
Но все же одна вещь меня зацепила, заставила дочитать до конца и задуматься. Это язык. Я обожаю необычный, неординарный, красивый слог. Раньше мне казалось, что по-настоящему прекрасным может быть только сложный, витиеватый язык, серпантином разноцветных дорог разливающийся на страницах. Хемингуэй убедил меня, что предельно простые, лаконичные, местами даже сухие слова могут быть атмосфернее самых вычурных фраз. Стоило мне открыть книгу, как я окуналась в мерзкую осень с вечно моросящим дождем, противными холодными струйками стекающими по спине, вокруг все становилось серым, казалось, выхода нет и до конца своих дней я обречена на унылое скитание в тумане воспоминаний. Это были неприятные ощущения, но они были настолько сильны, настолько реальны, что даже не верится. Хемингуэй обычным простым словом менял мое восприятие и эмоции. Это стоит дороже красивых сюжетов и сильных персонажей. Если книга не позволяет тебе хоть на миг окунуться в другой мир, другую жизнь, плохую или хорошую, это неудачная книга. Если после прочтения ты не задумываешься над тем, что же произошло в тебе, пока ты читал, что же перевернулось внутри, что за ниточка лопнула, обнажив самое сокровенное, значит ты зря читал. Если твое настроение до, во время и после книги не меняется, оно одинаковое, значит автор не справился со своей задачей.
Меня Хемингуэй погрузил в вечную слякоть осени, унылую пору жизни, когда ты все потерял, когда ты ничего не любишь и ничего не стоишь. Это были ужасные ощущения, но они были. Без наркотиков, без алкоголя, одними буквами, сложенными в слова, автор изменил мое сознание. И за это я буду бесконечно ему признательна. Отрицательные эмоции тоже имеют право быть, они должны быть, чтобы мы могли ценить то хорошее, что есть в нашей жизни. Благодаря этой книге я поняла, что вовремя свернула с кривой дорожки, взяла себя в руки и начала жить по-настоящему. А разве не это истинное призвание книг, менять жизнь, менять людей в лучшую сторону? :)

И еще. Все, абсолютно все сравнивают Хемингуэя с Ремарком, не в пользу первого как правило. Раз уж я начала говорить о личных ощущениях, то сказу, что это просто глупо. Это равносильно тому дурацкому вопросу, который частенько нам задают «Что ты любишь больше: огурцы или помидоры?». Возможно, неудачное сравнение, но это самая первая ассоциация. Почему люди вечно сравнивают то, что имеет одну природу, но абсолютно разное применение? И огурцы, и помидоры овощи, но у них абсолютно разный вкус, состав, применение, сочетание с другими продуктами. Вы же никогда не будете выбирать из них, правда? Один вы добавите в одно блюдо, подходящее для него, другой – в другое. Так же и с этими авторами. Да, оба пишут о войне. И что? Каждый хорошо по-своему. Их нельзя сравнивать! Толстой и Лермонтов писали о войне 1812 года, но почему-то никому в голову не приходит их сравнивать. Ремарк и Хемингуэй похожи, но тем не менее они разные, нельзя оценивать их одними критериями, это слишком многогранная и сложная литература, слишком сильная по своей эмоциональности, чтобы просто так сказать «Ремарк круче, чем Хем». Другое дело, что кто-то больше тяготеет к одному, кто-то к другому. Это уже на вкус и цвет, как говорится :)

ㅤДо поры до времени с Эрнестом Хемингуэем у меня было не все так гладко. Однако, стоило вынудить меня прочитать «По ком звонит колокол”, я поняла, что им и «Прощай, оружие!» не ограничусь. А «Фиеста» впоследствии укрепила мой интерес к творчеству этого автора.

ㅤРоман «Фиеста» посвящает читателя всецело в суть «потерянного поколения», наиподробнейшим образом показывая жизнь этих людей со всех сторон (хотя, по сути, их не так и много). Главный герой, Джейкоб Барнс, (как и его окружение) прошел через кошмары Первой мировой войны, которая впоследствии обернулась для него потерей каких-либо смыслов, а также обрекла на невозможность иметь связь с женщинами. Для него все имеет слишком четкие черты; он смотрит на мир, словно фотографируя, и не различает каких-либо смыслов, при этом находясь во Франции, полной липового праздника, где в его жизни имеют место быть лишь алкоголь и Брет Эшли, Брет Эшли и алкоголь.

ㅤВ этой книге довольно много всего, и, если честно, я этого не ожидала. Тут и сравнение образов героев, и айсберги, и проведение параллелей между двумя праздниками, и тонкие натуры персонажей, и сущность «потерянного поколения»... Для трехсот страниц слишком много смыслов, которые кроются за каждым словом, вынуждая читателя смотреть между строк. Тем не менее мне понравилось: все написано настолько тонко и замысловато, что я в итоге буквально очарована «Фиестой».

ㅤОбразы героев определенно достойны отдельного упоминания, и с них я, наверное, и начну. Все начинается с биографии Роберта Кона, который толком и не является главным героем. Он неуверен в себе, никогда не получает отдачи от окружающих, просто потому что его никто не замечает; является писателем, который окруженный каким-то таинственным иррациональным ореолом без способности смотреть на мир трезво. Его (да и Джейкоба Барнса тоже) окружение — типичные представители «потерянного поколения», которые смотрят на реальность только с помощью алкоголя, делающим мир более приветливым. Они не способны жить так, чтобы смотреть в глаза абсурду, в распоряжении которого все, что их окружает. И, что примечательно, лишь Роберт Кон имеет какую-то биографию, когда о прошлом остальных упоминается лишь вскользь.

ㅤЧто касается Джейкоба Барнса, то тут все несколько иначе. Он, безусловно, является частью «потерянного поколения», о чем говорит его образ жизни и то, что произошло с ним после Первой мировой. Однако его взгляд на мир несколько иной: «телеграфный» стиль говорит сам за себя. «Я постучал в стекло. Шофер затормозил», «Я на лифте поднялся в редакцию. Роберт Кон ждал меня». Текст написан обрывками; связь есть, но это определенно лишь тонкая нить, именуемая временем. Это отсутствие причинно-следственных связей как раз и говорит о том, что Барнс видит мир отдельными вещами, никак не связанными между собой. И тут уже читателю дается возможность увидеть сравнение между Коном и Барнсом, но этим я рецензию, наверное, обделю.

ㅤОба эпиграфа, к слову, уже что-то дают знать о произведении. Во-первых, что, да, «все вы — потерянное поколение»; во-вторых, все возвращается на круги своя. И снова проведение параллелей: Франция и Испания. Один праздник полон пустой праздности, глупого возвращения в исходного положения, эдакий уроборос. Второй праздник — испанский — представляет собой большую волну, к которой на неделю и приобщаются герои романа. В нем много жизни и энергии, что кардинально отличает ее от французского действа. И то, как Хемингуэй представляет это читателю, выше всяких похвал. Сначала бесконечная бессмысленность Франции, поедающая читателя вынужденно веселой рутиной, будто по-другому и нельзя, а после случается эта жаркая волна, включающая в себя всю энергию мира, что невероятно чарующе.
ㅤ
ㅤВыше всяких похвал в принципе вся книга. Я в чистом восторге от использования художественных приемов, которые в умелых руках Хемингуэя становятся частью потрясающего текста, превращаются в мелкие, но важные детали целого искусства; компании «потерянного поколения», чьи мотивы и ведение такого образа жизни раскрываются в полной мере, позволяя прочувствовать некую катастрофичность их «потерянности»; даже все подтексты, над которыми в какой-то степени ломаешь мозг, становятся объектами восхищения. Эрнест Хемингуэй — поистине искусный писатель, любовь к которому у меня закрепляется с каждой прочитанной книгой.