– Я забыл завести часы, – небрежно пояснил мистер Партридж. – И весь день гадал, который час.

Он установил на своих часах точное время. И глубоко вздохнул, осознав, что стал теперь другим человеком.

Наконец-то он стал Великим Харрисоном Партриджем.

– В чем дело? – спросила Фейт. – Вы выглядите немного странно. Сделать вам чаю?

– Нет, спасибо. Со мной все в порядке.

Мистер Партридж обошел Фейт сзади и посмотрел через ее плечо на грациозную обнаженную женщину, «выходившую» из своего заточения в куске мыла.

– Изысканно, моя дорогая, – произнес он. – Изысканно.

– Я рада, что вам нравится. У меня раньше не получалась обнаженная женская фигура, и не думаю, что у других женщин-скульпторов выходило лучше. Но мне захотелось попробовать.

Мистер Партридж провел сухим горячим пальцем по передней части намыленной нимфы.

– Восхитительная текстура, – заметил он. – Почти такая же восхитительная, как…

Он не закончил фразу, но его рука как бы завершила мысль, проведя по прохладной шее и щеке Фейт.

– К чему это, мистер Партридж? – Она рассмеялась. Слишком громко.

Никто не должен смеяться над Великим Харрисоном Партриджем, путешественником во времени и идеальным убийцей. Он вовсе не планировал то, что последовало дальше. Но что-то, выходившее за рамки любых планов, заставило его опуститься на колени, обхватить руками гибкое тело Фейт и произнести пылкие сумбурные слова непривычными к этому губами.

В ее глазах мелькнул страх. Рука инстинктивно дернулась, защищаясь, и мистер Партридж вырвал у нее нож. Затем его собственные глаза блеснули, когда он посмотрел на нож. Он был маленьким, совсем маленьким. Такой не проткнет спину человека. Но нож был острым – как раз для горла, для артерии на запястье…

Его мышцы на мгновение расслабились. В этот момент утраты бдительности Фейт вырвалась на свободу. Она не оглядывалась назад. Он услышал топот ее шагов вниз по лестнице, и на мгновение Великий Харрисон Партридж исчез, а мистер Партридж сам ощутил страх. Если теперь Фейт возненавидит его, если не подтвердит его алиби… Страх вскоре исчез. Мистер Партридж знал, что никакая враждебность не заставит Фейт поклясться в чем-либо, кроме правды. Она была честной. И сама враждебность исчезнет, когда Фейт поймет, какой человек выбрал ее для себя.

Дверь Фейт открыл не дворецкий, а полицейский. Он спросил:

– Что вам здесь нужно?

– Мне надо увидеть Саймона… Мистера Эша.

Выражение лица офицера изменилось.

– Пройдите! – И он провел ее по длинному коридору.

Высокий молодой человек в штатском произнес:

– Меня зовут Джексон. Не хотите ли присесть? Может, закурить?

Фейт лишь нервно отмахнулась.

– Хинкль сказал, что вы хотели поговорить с мистером Эшем?

– Да, я…

– Вы мисс Престон? Его невеста?

– Да. – Ее глаза округлились. – Как вы… Что-нибудь случилось с Саймоном?

Молодой офицер выглядел удрученным.

– Боюсь, что-то случилось. Хотя сейчас он в полной безопасности. Видите ли, он… Черт возьми, я никогда не умел сообщать подобные новости тактично.

Вмешался офицер в форме:

– Они отвезли его в главное полицейское управление, мисс. Видите ли, похоже на то, что он прикончил своего босса.

Фейт не упала в обморок, но обстановка вокруг несколько минут казалась ей расплывчатой. Она почти не слышала объяснений лейтенанта Джексона или утешительное сообщение, которое оставил ей Саймон. Фейт просто крепко держалась за стул, пока к вещам не вернулись их обычные очертания, и она смогла сглотнуть.

– Саймон невиновен, – твердо заявила она.

– Надеюсь, что так и есть. – Джексон говорил искренне. – Мне никогда не нравилось арестовывать таких приличных на вид молодых людей, как ваш жених. Но дело, боюсь, слишком ясное. Если он невиновен, ему придется предоставить более правдоподобную версию, чем его первая. Истории об убийцах, которые нажимают на переключатель и исчезают в воздухе, не очень ценятся большинством жюри.

Фейт поднялась. Мир снова стал четким, и один факт был очевиден.

– Саймон невиновен, – повторила она. – И я собираюсь это доказать. Не подскажете, где мне найти детектива?

Офицер рассмеялся. Джексон неуверенно улыбнулся.

– Знаете, мисс Престон, город платит мне жалованье за то, что я являюсь таковым. Но я понимаю, что вы имеете в виду. Вы хотите свободного сыщика, кому не помешают такие соображения, как официальная позиция или даже факты дела. Что ж, это ваше право.

– Спасибо. И как мне такого найти?

– Действовать в качестве агентства по трудоустройству не в моих правилах. Но, чтобы вы не связались с каким-нибудь пройдохой, я порекомендую человека, с которым или против которого я работал на полудюжине дел. Думаю, что вы смело можете обратиться к нему. Ему нравятся безнадежные дела.

– Безнадежные? – Какое унылое слово.

– Справедливости ради, иногда с его помощью они становятся небезнадежными. Его зовут О’Брин, Фергус О’Брин.

В тот вечер мистер Партридж ужинал не дома: просто не силах был противостоять ядовитому языку Агаты. После ужина он прошелся по барам на Стрипе, играя сам с собой в приятную игру «Если бы они только знали, кто сидит рядом с ними». Он чувствовал себя арабским халифом Харун-аль-Рашидом и наслаждался насыщенностью переживаемых эмоций.

По пути домой мистер Партридж купил утреннюю «Таймс» на перекрестке и подъехал к обочине, чтобы просмотреть газету. Он надеялся увидеть сенсационные заголовки о таинственном убийстве, совершенно сбившем полицию с толку. Вместо этого он прочитал:

«СЕКРЕТАРЬ УБИЛ СВОЕГО РАБОТОДАТЕЛЯ».

После мгновения шока Великий Харрисон Партридж снова стал собой. Он не хотел этого. Он не решился бы сознательно причинять кому-либо ненужную боль. Но маленькие люди, препятствующие планам великих, сами подвергают себя риску.

Успокоившись, мистер Партридж направился домой. Он хотел провести ночь на раскладушке в своей лаборатории, чтобы не встречаться с Агатой. Мистер Партридж включил свет в кабинете и замер.

У машины времени стоял человек. У настоящей, большой машины. Возросшая до небес самоуверенность мистера Партриджа сразу начала сдуваться, как проколотый воздушный шар. На секунду он подумал об ученом, работающем на полицию, который вычислил его метод, выследил его и обнаружил изобретение.

Затем человек повернулся.

Ужас охватил мистера Партриджа. В этом человеке он узнал самого себя. На один кошмарный миг в голове мелькнули мысли о двойнике, о Вильяме Вильсоне у Эдгара По, о раздвоении личности, о докторе Джекиле и мистере Хайде. И тут второй мистер Партридж громко вскрикнул и выбежал из комнаты.

А первый рухнул как подкошенный.

За все надо платить. И на смену недавнему восторгу мистера Партриджа неумолимо надвинулась чернота. Удачное убийство, страсть к Фейт, вечер в образе Харун-аль-Рашида – все исчезло. Он услышал ужасные звуки в комнате и только через несколько минут осознал, что это – его собственные рыдания.

Наконец мистер Партридж поднялся, умыл лицо холодной водой из раковины, но ужас не отступал. Только одна вещь могла его сейчас успокоить. Лишь одно могло убедить его, что он остается Великим Харрисоном Партриджем. Его благородная машина.

Он прикасался к ней, гладил ее, словно это был его нежно любимый конь.

Мистер Партридж нервничал и к тому же выпил за вечер больше обычного. Его рука коснулась кнопки включения. Он поднял голову и увидел самого себя в дверях. Тот, голося, поспешно покидал комнату.

В прохладном ночном воздухе мистер Партридж постепенно все понял. Он случайно отослал себя назад к тому времени, когда входил в комнату, так что, зайдя, увидел себя. Вот и все. Но он сделал мысленную отметку на будущее: всегда проявлять осторожность, используя машину, чтобы не вернуться в то время и место, где ты уже есть. Не встречаться с собой. Опасность психологического шока слишком велика.

Теперь мистер Партридж чувствовал себя лучше. Он сам себя испугал, верно? Что ж, не он один будет дрожать от страха перед Великим Харрисоном Партриджем.

Фергус О’Брин, детектив, рекомендованный, если можно это так назвать, лейтенантом полиции, имел офис в обветшалом старом здании на углу Второй авеню и Спринг-стрит. В комнате ожидания перед Фейт сидели двое, очевидно клиенты. Один выглядел как ленивый увалень из трущоб, а элегантная небрежность второго намекала на принадлежность к высшим слоям Голливуда.

Детектив, когда Фейт наконец увидела его, в выборе одежды был ближе ко второму, но он носил спортивную одежду для комфорта и удобства, а не в качестве знака принадлежности к «касте». Это был худощавый молодой человек с резкими чертами лица и ярко-рыжими волосами. Самой его примечательной чертой были глаза – зеленые и живые, глядящие на мир с беспокойным любопытством. Судя по его взгляду, он никогда не заканчивал работу до тех пор, пока это любопытство не бывало удовлетворено.

Детектив молча слушал рассказ Фейт, сидя неподвижно, лишь иногда делая пометки. Он был внимателен и собран, но Фейт пала духом, увидев, как интерес в зеленых глазах сменился выражением безнадежности.

Когда она закончила, О’Брин встал, закурил и начал ходить взад-вперед по своему узкому кабинету.

– Мне так лучше думается, – пояснил он извиняющимся тоном. – Надеюсь, вы не возражаете. Но как мне это понимать? Факты, которые вы мне изложили, для любого присяжного очевиднее признания.

– Саймон невиновен, – возразила Фейт. – Я знаю его, мистер О’Брин. Он не мог совершить ничего подобного.

– Я понимаю, что вы чувствуете. Но с чем нам можно работать помимо ваших чувств? Я не говорю, что они ошибочные; я просто пытаюсь объяснить вам, как на это посмотрят полиция и суд.

– Но у Саймона не имелось никаких причин убивать мистера Харрисона. У него была хорошая работа. Она ему нравилось. Мы собирались пожениться. Сейчас у него нет ни работы, ни… ничего.

– Ясно. – Детектив продолжал ходить по кабинету. – Это единственный ваш козырь – отсутствие мотива. Но многие были осуждены и без мотива. И в основном справедливо. Мотивом может быть что угодно. Самое возмутительное и захватывающее французское убийство со времен Ландрю было совершено, потому что электрический тостер тем утром не работал как надо. Давайте проанализируем мотивы. Мистер Харрисон был богатым человеком; куда пойдут все деньги?

– Саймон помог составить завещание. Все направят в библиотеки и фонды. Немного слугам, конечно…

– «Немного» может изменить ситуацию. А близких родственников нет?

– Его отец еще жив. Он очень старый. Но он так богат сам, что было бы глупо оставлять ему что-либо.

Фергус щелкнул пальцами.

– Макс Харрисон! Старый капиталист, который мог бы, мягко скажем, умереть в любой момент за последние десять лет. И оставить лишь горстку миллионов. Вот и мотив.

– Какой?

– Убийца мог извлечь выгоду из смерти Стэнли Харрисона, не напрямую, если все его деньги направят в фонды, а косвенно – от его отца. Сочетание двух классических мотивов – прибыль и устранение. Кто следующий в очереди за стариком Харрисоном?

– Я знаю двух человек, которые вроде как троюродные брат и сестра или что-то в этом роде. Думаю, они единственные живые родственники. Агата и Харрисон Партридж.

Глаза Фергуса снова заблестели.

– По крайней мере, это зацепка. У Саймона Эша не было мотива, а у некоего Харрисона Партриджа имелся. Что ничего не доказывает, но для начала сгодится.

– Только… – заметила Фейт. – Только мистер Партридж тоже не мог этого совершить.

Фергус остановился.

– Послушайте, мадам. По слову клиента я готов поверить в невиновность одного подозреваемого. В противном случае у меня не было бы клиентов. Но если вы будете безоговорочно верить в чистоту души каждого подходящего…

– Дело не в этом. Не только в этом. Убийство произошло после пяти часов, как утверждает дворецкий. И мистер Партридж находился тогда со мной, а я живу на другом конце города.

– Вы уверены по поводу времени?

– Мы услышали по радио сигнал точного времени, и он завел часы.

Голос Фейт прозвучал тревожно; она старалась не вспоминать ужасную минуту, последовавшую потом.

– Он заострил на этом внимание?

– Ну… мы разговаривали, и он остановился, поднял руку, и мы прослушали сигнал.

– Хм. – Это заявление, казалось, особенно впечатлило детектива. – Ну, есть еще сестра. В любом случае Партриджи дали мне отправную точку, а это то, что нужно.

Фейт посмотрела на него с надеждой:

– Значит, вы возьметесь за дело?

– Да, берусь. Бог знает почему. Не хочу давать вам ложную надежду, потому что, если у меня когда-то и бывал бесперспективный случай, то это вот этот. Но я возьму его. Думаю, потому, что не могу устоять перед удовольствием обставить лейтенанта, наведшего меня на данное дело.

– Брэкет, эта дверь обычно была заперта, когда мистер Харрисон находился в библиотеке?

Не сказать, что дворецкий был сейчас безукоризненно вежлив; он не мог решить, является ли наемный детектив джентльменом или слугой.

– Нет, – ответил он весьма любезно, но без добавления «сэр». – Нет, и это было необычно.

– Была ли она заперта ранее? Может, была, а вы не заметили?

– Нет. Я провел туда посетителя незадолго до… ужасного события.

– Посетителя? – Глаза Фергуса блеснули. Он начал прикидывать, возможно ли запереть дверь снаружи, чтобы она оказалась запертой и изнутри. – А когда это было?

– По-моему, в пять часов. Но этот джентльмен позвонил сегодня, чтобы выразить сочувствие, и когда я упомянул про время, он ответил, что, по его мнению, он приходил раньше.

– А кто этот джентльмен?

– Мистер Харрисон Партридж.

«Черт, – подумал Фергус. – Должен быть другой вариант. Партридж наверняка пришел к Стэнли Харрисону намного раньше, если в пять часов появился у Фейт Престон. И нельзя подделать радиосигналы точного времени так же легко, как передвинуть стрелку часов. Однако…»

– Заметили ли вы что-нибудь странное в мистере Партридже? Например, в его поведении?

– Вчера? Нет, не заметил. Он нес какое-то любопытное приспособление… Я не рассмотрел его. Поагаю, это было последнее его изобретение, которое он хотел показать мистеру Харрисону.

– Он изобретатель, этот Партридж? Но вы сказали «вчера». А сегодня было что-либо странное?

– Не знаю. Это сложно описать. Но в нем было нечто… он как будто изменился, может, вырос.

– Повзрослел?

– Нет. Просто вырос.

– Итак, мистер Эш, этот человек, которого вы, как утверждаете, видели…

– «Утверждаете»! Черт возьми, О’Брин, вы тоже мне не верите?

– Не волнуйтесь так. Главное для вас, что мисс Престон вам верит, и, по-моему, этого достаточно. Вернемся к человеку, которого вы видели. Он вам никого не напомнил?

– Не знаю. Всё думаю об этом. Я его не разглядел, но было что-то знакомое…

– Вы говорите, что у него была какая-то машина?

Саймон Эш внезапно обрадовался:

– Получилось! Вот оно.

– Вы о чем?

– О том, кто это был. Или кто это был, на мой взгляд. Мистер Партридж. Он какой-то там кузен мистера Харрисона. Чокнутый изобретатель.

– Мисс Престон, мне придется задать вам еще несколько вопросов. Слишком много табличек указывают в одну сторону, и даже если это тупик, я должен туда проследовать. Когда мистер Партридж заходил к вам вчера днем, что он с вами сделал?

– Со мной сделал? – Голос Фейт дрогнул. – Что, во имя всего святого, вы имеете в виду?

– По вашему поведению было заметно, что случилась какая-то сцена, о которой вы хотели бы забыть.

– Он… Нет, я не могу. Мне обязательно рассказывать об этом, мистер О’Брин?

– Саймон Эш говорит, что тюрьма не так плоха, как он считал, но все равно…

– Хорошо, я отвечу. Но это было так странно. Я давно уже знала, что мистер Партридж был… ну, можно сказать, влюблен в меня. Он намного старше меня, и он никогда об этом не говорит – ну, не говорил, и я особенно об этом не думала. Но вчера показалось, как будто… как будто он был одержим. Все это разом вырвалось наружу, и он попытался меня схватить. Ужасно, и я просто не могла там оставаться. Я убежала. Вот и все, что произошло. Но это было ужасно.

– На сей раз ты мне удружил, Энди.

Лейтенант Джексон усмехнулся:

– Так и знал, что ты оценишь это, Фергус.

– Слушай, что ты имеешь против Эша, кроме его нахождения в запертой комнате? Старейший штамп в криминальной литературе, но в жизни редко встречается.

– Объясни мне, как все распутать, и твой мистер Эш окажется на свободе.

– Давай пока это отложим. Посмотри на моего подозреваемого, которого мы ради разнообразия назовем X. X., – кроткий, безобидный человек, кому смерть Харрисона принесет несколько миллионов. Он появился в библиотеке незадолго до убийства. Он – сумасшедший изобретатель и принес один из своих приборов. Осознанно создает себе алиби. Старается убедить дворецкого, что приходил с визитом в более ранее время. Демонстративно привлекает внимание свидетеля к сигналу точного времени по радио. А главное, меняется психологически. Перестает быть кротким и безобидным. Пытается применить к девушке физическое насилие. И дворецкий заметил, что он стал другим человеком, мол, он «вырос».

Джексон пододвинул к себе блокнот.

– Твой X. заслуживает как минимум допроса. Но удивляет твоя сдержанность, Фергус. К чему все эти намеки? Почему ты не советуешь мне пойти и арестовать его?

Фергус действительно не проявлял своей обычной уверенности.

– Потому что алиби, о котором я упомянул, – оно действительно убедительное. Я не могу к нему придраться. Оно безупречно.

Лейтенант Джексон отложил блокнот.

– Тогда не морочь мне голову, – устало произнес он.

– Но, с другой стороны, это ведь может быть фальшивкой? – не сдавался Фергус. – Например, он заложил какое-то устройство для воспроизведения этих криков в пять часов, чтобы скрыть истинное время убийства?

Джексон покачал головой:

– Харрисон допил чай около четырех тридцати. Анализ желудка показал, что пища переваривалась около получаса. Нет, он умер в пять часов, это точно.

– Значит, алиби X. безупречно, – повторил Фергус. – Если не… если не… – Он моргнул от внезапной догадки. – Боже мой… – тихо пробормотал он.

Мистер Партридж считал свою жизнь приятной. Конечно, это был лишь переходный этап. Сейчас он находился в переходной стадии между коконом и полностью развитым насекомым. Как это называется – личинка? Имаго? Куколка? Вне сферы его научных интересов мистер Партридж был не слишком эрудирован. Это нужно исправить.

Однако оставим метафоры. Скажем просто: он был сейчас в процессе перехода от кроткого червяка, каким являлся мистер Партридж, в Великого Харрисона Партриджа, который выйдет победителем, когда двоюродный дедушка Макс умрет, а Фейт забудет об этом несчастном, глупом и обреченном юноше.

В приятном состоянии мистер Партридж даже легче переносил Агату, но все равно прочно обосновался в своей лаборатории.

Агата тоже была в приподнятом настроении от перспективы стать наследницей и выразила это, купив роскошный траур по кузену Стэнли – самую дорогую одежду, какую только приобретала за последнее десятилетие. Ее жесткий нрав, казалось, смягчился – или это мистер Патридж все теперь видел в радужном свете? Через приятную дымку, напоминавшую опьянение.

В разгар своих мечтаний мистер Партридж бездельничал в лаборатории, перед ним стоял поднос с непривычным виски со льдом, а в это время по радио объявили результат четвертой гонки в Хайалиа. Он рассеянно отметил, что лошадь Карабали принесла сорок восемь долларов и шестьдесят центов на каждые вложенные два доллара. И уже почти забыл об этом, когда зазвонил телефон.

Мистер Партридж ответил, и раздался недовольный голос:

– Ты заработал на Карабали почти пять штук.