Меня охватывает крайнее удивление. Серьезно, именно ему пришло в голову поинтересоваться?

– Ну, я завтракала, конечно, но это было довольно давно.

На его губах появляется легкая улыбка.

– Джим, надо раздобыть еды.

– Да, конечно. – Тот поворачивается к Пейсли. – Принеси нам всего и побольше из кафе напротив.

Появляется возможность выйти на свежий воздух и вырваться отсюда хоть ненадолго.

– Я схожу с ней.

Мне совершенно не хочется оставаться здесь в одиночестве.

– Нет, нам нужно твое присутствие, – говорит Джим.

– Извини, – говорю я своей сестре. Неловко, что ей придется меня обслуживать.

Пейсли смеется:

– Глупенькая, это и есть моя работа! Я скоро вернусь.

Она радостно выскакивает за дверь, а я смотрю ей вслед, жалея, что не могу пойти с ней вместе. На противоположной стороне стола Окли откидывается на спинку кресла и складывает руки на груди с таким видом, словно только что избавил от голода всю планету.

– Ну?

– Что «ну»?

– Ты не собираешься меня поблагодарить?

– За что? Пейсли же пошла за едой.

– Но без меня ее бы туда не отправили.

Я показываю на часы.

– Я сижу в этой переговорке уже пять часов. Даже с заключенными в тюрьме строгого режима лучше обращаются. И если бы не ты, я была бы сейчас на пляже и перечитывала «Рассказ служанки», сытая и довольная. Но, конечно, спасибо тебе за то, что побеспокоил своего менеджера, а он в свою очередь послал мою сестру принести мне еды.

Он не оценил остроумности моего ответа:

– Сейчас слишком холодно, чтобы купаться.

– А я и не говорила, что собираюсь купаться, – говорю я ему тем же тоном, каким разговариваю с братьями, когда они не понимают очевидных вещей.

– Тогда зачем вообще идти на пляж?

Я делаю круглые глаза:

– Как это «зачем идти на пляж»? Потому что это круто!

– Ну, как скажешь, – говорит Окли, но самодовольство, которым он лучился перед этим, немного меркнет – словно мои причины идти на пляж заслуживают если не уважения, то хотя бы интереса. Ну, или, может, ему просто непонятно, почему я предпочла бы оказаться там, а не сидеть здесь, созерцая его священную персону.

Но я ничего не собираюсь ему объяснять.

Вместо этого я допиваю колу, ставлю банку на стол с чуть более громким звуком, чем могла бы, и откидываюсь в кресле, всем видом показывая, что разговор окончен.

Глупо? Ребячливо?

Да, безусловно.

Но чертовски приятно.

5

ОН

Джим затаскивает меня в свой кабинет раньше, чем я успеваю скрыться в лифте. Мои охранники Большой Ди и Тайрис остаются снаружи, но им прекрасно видно все происходящее, потому что кабинет представляет собой большой стеклянный куб. Я понятия не имею, как он умудряется здесь хоть чем-то заниматься, при том что любой желающий может спокойно на него пялиться.

Моя жизнь похожа на этот кабинет. Я даже не могу вспомнить, когда вообще в последний раз оставался один.

– Не вздумай ее спугнуть, – резко заявляет мне Джим.

– Кого?

– Вонн Беннетт. Она идеально подходит на роль твоей девушки. Она нам необходима.

– Угу, примерно так же, как мне необходима клизма. Ты что, не заметил, как она остра на язык?

– Я тебя предупредил.

– О чем? – Я закатываю глаза и шумно плюхаюсь в его большое кожаное кресло возле огромного стола. И Джим не говорит ни слова по этому поводу. Потому что я – гребаный Окли Форд.

– Во-первых, – говорит Джим, – не заигрывай с ней…

– А разве не для этого все затеяно? Мы же вроде как встречаемся.

– Все затеяно, чтобы восстановить твой имидж. Вонн, конечно, сыграет в этом ключевую роль, и это подводит меня ко второму пункту: не ругайся с ней.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не воскликнуть: «Но она же первая начала!» Но это звучало бы так, будто я пятилетний ребенок. А вообще-то все так и есть – эта девчонка мне все время хамила. А я всего лишь сказал, что никнейм ее парня звучит, как будто он пафосный кретин. Не мои проблемы, что не все люди умеют спокойно реагировать на горькую правду.

– Вот что тебе мешало найти кого-то менее стервозного? – бурчу я.

– Ты хочешь сказать, кого-то более восторженного?

Его снисходительная улыбка действует мне на нервы. Ну ладно, возможно, меня действительно раздражает полное отсутствие у Вонн… уважения? Ну, в конце концов, она могла хотя бы похвалить мою музыку. Или поздравить с получением «Грэмми».

Что она вообще о себе возомнила? Сидела с таким видом, словно оказывает мне честь одним своим появлением. Я – Окли Форд.

– Я правильно понимаю, что ты больше не хочешь работать с Кингом? – говорит Джим.

Я в бешенстве смотрю на него:

– Должен быть какой-то другой способ. Давай позвоним ему еще раз.

– Давай. – Джим достает телефон и толкает его по столу в мою сторону. – Звони. Номер десять в списке избранных.

Это выглядит как вызов. Я хватаю телефон и нажимаю кнопку звонка, но тут понимаю, что на экране – список последних набранных. И примерно каждый пятый звонок – Кингу. Я поднимаю глаза, встречаю взгляд Джима, но то, что я в нем вижу, заставляет меня похолодеть. Смесь сожаления и отчаяния.

Он опускает голову:

– Я много раз звонил. Он не берет трубку. Ты должен показать ему, что ты не очередной маленький нахал, который только и делает, что тусуется с девицами в клубах, вместо того чтобы писать музыку. Если у тебя есть идеи получше, я тебя внимательно слушаю, но если ты не собираешься запереть его в комнате и пытать, он с тобой работать не будет.

Я отвожу глаза, потому что других идей у меня нет. Потираю шею, задумавшись о том, когда успел растерять свое обаяние.

Если для того, чтобы его вернуть, достаточно притвориться парнем девчонки, которую я не знаю и которая меня терпеть не может, я сделаю все, что в моих силах, и буду лучшим ухажером, на которого она может рассчитывать.

Вряд ли это сложно, если учитывать, что ее нынешнего бойфренда зовут УУ.

______

Через час я прихожу домой и обнаруживаю полуодетую парочку на своей кровати. Мгновение стою в дверях, пытаясь сообразить, что вообще происходит, но тут тощая блондинка на огромной кровати замечает меня и издает душераздирающий вопль:

– О! Боже! Это! Же! Сам! Окли! Форд!

И затем, одетая только в короткую юбку и узкий лифчик, слетает с кровати и бросается ко мне. Тайрис появляется словно из ниоткуда и преграждает ей дорогу.

Внутри меня кипят гнев и раздражение, и я внимательно изучаю парня на кровати. Мне кажется, я его знаю – вроде бы это кто-то из друзей Люка. Но тут-то он что делает?

Парень, похоже, то ли пьян, то ли что похуже. Он слезает с кровати и, застегивая штаны, бормочет:

– Окли, бро, ты уже пришел. А Люк сказал, ты вернешься только часа через два.

Как будто это как-то оправдывает то, что он целовался со своей девчонкой на моей кровати!

Мне так противно, что я теряю дар речи. Просто киваю Тайрису, и он одной своей огромной лапищей хватает девчонку за руку, а другую кладет парню на плечо.

– Вам пора, ребята, – рычит он своим низким голосом.

– Нет, подождите! – ноет девчонка. – Я хочу сфотографироваться с Окли! Окли, я обожаю твою музыку! И тебя! Можно мне…

Но ее вопли стихают, когда Тайрис тащит их обоих вниз по огромной мраморной лестнице.

Я слышу, как открывается дверь. Одна из горничных выходит из гостевой комнаты.

– Все в порядке, мистер Форд? – невозмутимо спрашивает она.

– Да, все хорошо. – Я показываю большим пальцем на свою кровать. – Сожгите это белье.

Бросив ей эту фразу, я несусь мимо в западное крыло, где последние несколько дней ночует Люк.

Распахиваю дверь его комнаты без стука:

– Выметайся отсюда.

Люк валяется на кровати и смотрит телик, но при моем появлении вскакивает на ноги и испуганно глядит на меня.

– Окли, – жалким голосом говорит он. – Ты сегодня рано.

– Ага, – огрызаюсь я. – И теперь тебе пора.

– Но… – Он хватает ртом воздух. – Окли, братишка, я же тебе говорил, у меня дома проводят дезинсекцию и мне некуда идти!

– Не мои проблемы.

– Окли…

– Какого черта те ребята делали в моей комнате, Люк? Мы же договорились. Я разрешаю тебе тут жить, а ты не водишь гостей без моего ведома.

– Знаю, знаю. Прости. Просто девчонка Чарли – твоя фанатка, у нее день рождения и он хотел показать ей твою комнату. Ну, знаешь, как подарок, – бормочет он.

Я смотрю на него, раскрыв рот от изумления. Он что, всерьез ожидает, что я поведусь на это?

– Сколько ты с них взял? И как часто так делаешь? – бесцветным голосом спрашиваю я.

Он снова начинает задыхаться:

– Ч-что?

– Сколько они тебе заплатили за возможность позаниматься сексом в комнате Окли Форда? И как часто ты это проделывал?

У него краснеют уши, и я понимаю, что угадал. Теперь все отвращение, которое я чувствовал, я испытываю к себе самому. Можно было догадаться, что рано или поздно Люк меня подставит. Они всегда так делают.

Я познакомился с ним пару лет назад в студии. Репетировал с тамошней группой, а он играл на басу, и мы как-то сразу подружились – слушали одну и ту же музыку, играли в одни и те же игры, ну, и все остальное тоже. Одно время мы вместе выступали в клубах, и с огромным успехом. Потом я пригласил его поехать со мной в тур. Но за последние месяцы он превратился в какого-то паразита. Вечно клянчит деньги, продает в интернете шмотки с моим автографом…

А теперь еще и это. Думаю, наша «дружба» себя исчерпала.

– Ладно, забудь, – бормочу я. – Просто собирай свои вещи и проваливай.

– Ну зачем ты так, брат…

Мое терпение лопается.

– Ди, – зову я.

Из-за моей спины появляется Большой Ди, складывает огромные руки на необъятной груди и яростно сверлит Люка взглядом. Тот, наконец, вздыхает, признавая свое поражение, и начинает собираться.

Раз уж Ди все равно с этим разбирается, я выхожу и поднимаюсь по лестнице, шагая через две ступеньки. Этот день все хуже и хуже. Началось со встречи с моей новой подставной девушкой, которая оказалась острой на язык стервой, а закончилось тем, что очередной человек, которого я считал своим другом, показал свое истинное лицо.

Сочась злобой, я врываюсь в гостиную, напичканную всякой электроникой, и беру из холодильника бутылку пива. Ну да, мне всего девятнадцать – но алкоголь, девушки и другие запрещенные развлечения были к моим услугам, сколько я себя помню.

Я открываю бутылку и плюхаюсь на кожаный диван. Сейчас только пять вечера, но мне совершенно серьезно хочется лечь спать.

В дверях показывается гладко выбритая голова Тайриса.

– Мы обо всем позаботились, Ок.

– Спасибо, Тай. – Я делаю глоток и нажимаю кнопку на пульте.

– Ди идет домой, – говорит он мне.

Днем они оба ходят за мной как приклеенные, но по вечерам, когда я куда-нибудь иду или у меня гости, остается только Тай. У Ди, как ни удивительно, есть жена и ребенок. У Тайриса никого нет.

– Если что-то понадобится, зови.

– Спасибо.

Он исчезает за дверью, я прибавляю звук и некоторое время переключаю каналы, но ничто не привлекает моего интереса. Десять минут смотрю документалку про индонезийских варанов. Пять минут – какой-то дурацкий ситком. Еще пару минут – спортивную передачу. Потом мне попадаются пятичасовые новости, и нескольких секунд хватает, чтобы меня взбесить, так что я снова начинаю переключать каналы.

Я уже было собираюсь выключить телевизор, но тут мое внимание привлекает знакомое лицо: случайно наткнулся на шоу, где два идиота активно комментируют материалы папарацци. На экране высокая стройная блондинка в обтягивающих джинсах и развевающейся голубой блузке выходит из аэропорта Лос-Анджелеса.

Эта блондинка – моя мать.

– …и совершенно не обеспокоена последним скандалом, связанным с ее сыном, – говорит ведущий.

Подождите, какой последний скандал? Я мучительно вспоминаю, что такого делал в последнее время, но ничего не приходит на ум.

На записи звучит хорошо знакомый мне мелодичный смех:

– Ах, ну подумаешь! Мой сын – здоровый молодой человек из плоти и крови. И если с вашей точки зрения поцелуи с красивой и вполне совершеннолетней девушкой возле клуба – это преступление…

А. Этот скандал.

– Тогда вам следует посадить за решетку половину парней в этом городе! – говорит мать. Затем надевает огромные солнцезащитные очки и элегантно садится в ожидающий ее лимузин.

– Возможно, Окли просто следует примеру мамочки, – комментирует ведущая со стоящими торчком розовыми волосами. – Потому что сама Катрина Форд явно не стесняется демонстрировать свои похождения в ночных клубах. Этот снимок был сделан в Лондоне прошлой ночью.

На экране появляется фотография моей матери, которая целуется с каким-то красавчиком средних лет. Я выключаю телевизор, не дожидаясь комментариев. И похождения моей матери в Лондоне беспокоят меня гораздо меньше, чем тот факт, что она приехала в ЛА. И даже не удосужилась мне позвонить!

Хотя погодите-ка…

Вот черт! Я проверяю телефон и обнаруживаю там пропущенный вызов с ее местного номера. Я совсем забыл, что перевел телефон в беззвучный режим ради того собрания в «Даймонд».

Я перезваниваю и затем жду по меньшей мере гудков десять, пока, наконец, жизнерадостный голос матери не раздается у меня в ухе:

– Привет, малыш!

– Привет, мам. Когда ты приехала?

– Сегодня утром.

В трубке фоном слышатся громкий стук и нечто похожее на жужжание инструментов.

– Подожди минутку, котик. Поднимусь наверх, а то здесь ничего не слышно. Я затеяла ремонт.

Опять? Честное слово, эта женщина каждые два месяца делает ремонт в своем пляжном доме в Малибу.

– Так, теперь я тебя слышу. В общем, хотела напомнить про то благотворительное мероприятие, которое студия организует в эти выходные.

Я стискиваю зубы. Ну да, надеяться на то, что она звонила, чтобы со мной поговорить, было довольно наивно.

– А что за мероприятие? – бесцветным голосом спрашиваю я.

– Хм, не помню. Что-то про жестокое обращение с животными? Нет, кажется, про исследование рака… – Она на мгновение умолкает. – Нет, не то. Все-таки там точно было что-то про животных.

Я не совру, если скажу, что моя мать – совершеннейшая пустышка.

При этом она вовсе не глупая. Она может за день выучить сценарий в сотню страниц. А если она чем-то увлечена, то всей душой и сердцем отдается этому делу. Проблема в том, что она увлекается каким-то невероятно тупым дерьмом. Обувью. Бесконечным ремонтом своего дорогущего дома, который получила при разводе. Очередной новомодной диетой.

Катрина Форд с ее ошеломляющей красотой и живым весельем стала королевой романтических комедий. Но дело в том, что в ней нет никакого внутреннего содержания. И она была не самой лучшей матерью, хотя я привык жить на задворках ее эгоцентризма.

Мой отец ничуть не лучше. Она-то хоть иногда вспоминает обо мне и звонит. А Дастин Форд слишком занят получением «Оскаров», чтобы помнить о том, что у него есть сын.

– А, да, и пожалуйста, приходи один, – добавляет мама. – Если ты появишься с какой-нибудь девушкой, то все внимание прессы будет вокруг тебя, а не того фонда, для которого мы пытаемся собрать деньги.

Фонда, название и род занятий которого она даже не помнит.

– Скажу Битси, чтобы она написала тебе подробности. Я рассчитываю минимум на час твоего времени.

– Конечно, как скажешь, мама.

– Вот умница! – Она на мгновение замолкает. – Ты с отцом не разговаривал?

– Последние несколько месяцев нет, – неохотно сообщаю я. – Последнее, что я о нем слышал, – он на Гавайях с Хлоей.

– Хлоя – это которая? С надутыми сиськами или с неудачным ботоксом?

– Честно говоря, не помню.

После развода, который случился два года назад, в жизни отца появилась бесконечная вереница женщин, улучшенных с помощью достижений пластической хирургии. Хотя, впрочем, и раньше все было точно так же.

Отсюда и развод.

– Ну, когда в следующий раз будешь с ним говорить, передай, что коробка с его вещами стоит в шкафу в прихожей уже год. И если он кого-нибудь за ней не пришлет, я сожгу ее на заднем дворе.

– А почему ты сама ему не скажешь? – ворчу я.

– Ну, солнышко, ты же знаешь, что мы общаемся только через наших адвокатов, а мой сейчас в отъезде. – Ее голос на секунду становится приглушенным: – Так что будь хорошим мальчиком и передай Дасти то, что я сказала. – Ни в коем случае! – кричит она явно не мне, а куда-то в сторону. – Эту облицовку нужно сохранить! – Ее снова становится хорошо слышно: – Окли, солнышко, мне пора. Эти рабочие сейчас уничтожат мой дом! Увидимся в выходные.

И она, не прощаясь, вешает трубку.

Просто прекрасно. Теперь я пытаюсь побороть одиночество, включив телевизор на полную громкость. Бездумно смотрю какие-то сериалы один за другим, пока, наконец, не устаю от наигранных эмоций. Видимо, наболело. Я беру телефон и вожу пальцем по экрану. Можно попросить Тайриса позвонить одной из тех девчонок, которые мечтают хотя бы одним пальцем прикоснуться к Окли Форду. На часок-другой это могло бы меня развлечь. Или напиться до бессознательного состояния. Или просто лечь спать. В конце концов, я ведь начинаю новую страницу своей жизни, как обещал Джиму, так что ни один из предыдущих вариантов не подходит.

Я выключаю телевизор. В соседней комнате в огромном кресле сидит Тайрис и что-то листает в своем телефоне.

– Я спать, – говорю я.

– Серьезно? – Он поднимает голову в удивлении. – Сейчас только десять. Один?

– Ну да. Я ведь теперь должен быть хорошим мальчиком. Нельзя же приглашать девиц на ночь, если я планирую влюбиться, верно?

– Не знаю, – пожимает плечами Тайрис. – Это же Ди у нас примерный семьянин, а не я.

Мы оба знаем, где сейчас Большой Ди. Дома с семьей, а вовсе не пытается склеить какую-нибудь красотку в ночном клубе.

– До завтра.

– Спокойной ночи, дружище.

– Спокойной ночи.

6

ОНА

На следующее утро я вскакиваю на рассвете, хотя почти не спала. На кухне сидит Пейсли в своем обычном утреннем зомби-состоянии – не успела выпить кофе. На столе перед ней намазанный маслом бублик, а в руке – полупустой кофейник. Пока Пейсли не выпила кофе, она совершенно не соображает.

После того как умерли наши родители, я тоже пристрастилась к этой пагубной жидкости. Но я всегда разбавляю его молоком. Пейсли зовет мой кофе «серединка на половинку», потому что в нем всегда половина кофе, половина молока.

– Я слышала, в три ты еще не спала, – сонно бормочет она, занимая свое место за стеклянным столом. – Все в порядке?

– Не могла уснуть.

Я выливаю из кофейника воду из-под крана и достаю кувшин с водой из холодильника.

– Слушай, ты правда думаешь, что это хорошая идея? – спрашиваю я, наливая свежей воды в кофеварку и засыпая в нее зерна. – Я всю ночь об этом думала, и меня смущают даже не сами отношения – ты же знаешь, я отлично умею притворяться, – а длительность контракта. Целый год, Пейсли!

Сажусь рядом с ней и отламываю кусочек от ее бублика.

– Я понимаю, это довольно долго. Но нет никакого смысла вообще что-то затевать, не притворяясь, что это серьезно, – говорит она устало. – Ты не обязана, если не хочешь. Обойдемся без этих денег.

Я слышу нотку безнадежности в ее голосе, и меня охватывает чувство вины. Пейсли смогла сохранить нашу семью в целости и сохранности практически на чистой силе воли. Социальные службы хотели отправить близнецов в приемную семью, но Пейсли этого не допустила. Она училась как сумасшедшая – я даже не знала, что разрешено сдавать столько курсов за один семестр, – и закончила университет за три года вместо четырех. Работала на двух работах, пока не нашла эту, в «Даймонд». А я вела хозяйство – готовила, убирала и старалась сделать так, чтобы жизнь братьев была максимально стабильной и предсказуемой.

Но, несмотря на все наши усилия, все висит на волоске.

И один год – ничто по сравнению с тем, чем пришлось пожертвовать Пейсли.

– Я не отступлю, – твердо говорю я. – Поэтому и встала в три – чтобы подписать бумаги.