Джон смутился. Такого шага доброй воли он от меня не ждал, но как раз в тот момент, когда он, кажется, собирался что-то сказать, дверь открылась и в дом вошел Мейсон.

– Привет! – приветствовал Джон сына, когда тот появился на кухне.

Мейсон встал в дверном проеме, сосредоточенно глядя на Джона.

– Что случилось? – спросил он, уловив напряжение в глазах отца.

– Позвонили с работы. Назначили важную встречу на эти выходные, поэтому я должен уехать на пару дней. Клиент резко изменил планы.

– И? – уточнил Мейсон.

– Лечу в Феникс.

– Надеюсь, они не ждут, что ты поедешь один?

– Нет, – заверил Джон, – от офиса будут еще Фросберг с О’Доннелом. Но дело не в этом. Поменять место и время сделки в последнюю минуту – со стороны клиента странное решение, согласись? М-да, ничего не поделаешь. Сегодня пятница, а значит, я должен уехать завтра…

– Если с тобой поедут остальные, то не вижу проблемы, – заявил Мейсон.

На мгновение он показался мне взрослым, а Джон – ребенком, сидящим на стуле и не желающим идти в школу.

– Я за вас беспокоюсь. По закону я не должен оставлять двух несовершеннолетних одних дома…

В момент, когда Джон произнес эти слова, меня пронзила мысль, которая, я уверена, отразилась и в глазах Мейсона, устремленных на меня.

Черт, нам придется оставаться в этом доме наедине целых два дня…

Джон уехал рано утром.

На прощание сообщил, что холодильник забит до отказа, что молоко для меня – в нижнем отделении. Он купил, какое мне нравилось: натуральное, без сахара и ароматизаторов. Напомнил мне о всяких мерах предосторожности и просил звонить ему по любому поводу.

Я проводила его до двери и наблюдала за тем, как он идет к такси, как кладет маленький чемодан на колесиках в багажник, улыбается водителю и, прежде чем захлопнуть дверцу машины, оглядывается на меня. Непонятно почему, но я испытывала странное ощущение.

Он поднял руку, и я помахала в ответ. Потом машина исчезла за воротами.

Вернувшись в дом, я решила принять душ, затем взяла блокнот для рисования и спустилась вниз позавтракать.

Я не видела Мейсона до полудня.

Когда он вышел на террасу, наконец-то почтив мир своим присутствием, я сидела там в плетеном кресле.

Я не подняла глаз от листа, но Мейсон, видимо, решил, что пришла пора в очередной раз продемонстрировать высокомерие.

– Это приглашение для вора?

Я подняла голову. Он уперся рукой в ребро открытой двери и угрюмо смотрел на меня.

– Я не захотела ее запирать, – объяснила я. – К тому же я никуда не ушла, сижу здесь.

– Тогда нам повезло, – резко ответил он, прошел мимо и двинулся к гаражу.

Вскоре Мейсон появился на своей машине, и на этот раз я даже не посмотрела в его сторону. Подумала, может, ополоснуть его дурацкую чашку скипидаром, чтобы у него появился нормальный повод плеваться ядом.

На обед он домой не пришел, что замечательно. Я чем-то перекусила, выпила апельсинового сока и на десерт украла парочку шоколадных бисквитов, тех, что Мейсон ел каждое утро, смакуя их с огромным удовольствием.

Когда во второй половине дня я села за стол позаниматься, вдруг вспомнила, что где-то в доме есть комната, которую надо покрасить, а точнее, раскрасить, разрисовать, Джон предложил мне поучаствовать. Я думала об огромных деревьях и ярко-голубом небе, и, возможно, включив кондиционер и капнув на шею каплю хвойного геля, я с легкостью представила бы себя где-нибудь на открытом воздухе за много-много миль отсюда…

Что-то заставило меня открыть глаза.

Ошеломленная, я подняла голову. Листок бумаги оторвался от моей щеки и упал на стол. Я заснула?

Прежде чем я окончательно очнулась, тишину разорвал оглушительный грохот.

Я резко выпрямилась.

– Черт… Что там такое? – пробормотала я.

Еще один «бум», и я вскочила. Сердце подпрыгнуло к горлу. Я попыталась порассуждать: либо это Мейсон сносил нижний этаж, либо… кто-то другой.

В приступе ужаса вспомнилось его едкое замечание о ворах, о приглашении войти в дом, и никогда так сильно, чем в этот момент, я не надеялась, что он не прав.

В Канаде, оставив дверь открытой, ты рисковал только тем, что в дом проберутся лиса или енот, привлеченные запахом еды, и достаточно помахать метлой, чтобы увидеть, как они убегают. Если совсем не везло, то во дворе можно было наткнуться на черного медведя, но настолько неуклюжего, что он даже не мог подняться по лесенке на крыльцо, и в этом случае приходилось ждать, пока он уйдет сам.

Но воры – никогда!

Нервно сглотнув, я решила подойти к двери. Приложила ухо и прислушалась.

Снизу доносились мужские и женские голоса, шум и… смех? После некоторого замешательства я вышла в коридор и направилась к лестнице. Спустившись, привлеченная этим шумом, я поняла, что голосов здесь больше, чем я предполагала.

На первом этаже обнаружилась всего пара изменений в пространстве: первое – бесчисленное количество ящиков пива у стены, упаковки со снеками и чипсами размером с меня; второе – куча разгуливающих по дому незнакомцев.

Парни и девушки были повсюду: кто-то болтал, кто-то тащил пакеты с продуктами и складывал их на диван или сразу запихивал в холодильник. Трэвис с каким-то парнем пытался протиснуть в дверной проем гостиной стереосистему размером со слона.

– Осторожно! – пропыхтел парень, и они снова задели притолоку.

Значит, не Мейсон разрушал дом.

Я стояла и наблюдала за этим вторжением, пока мимо меня проносили наполненные льдом ведерки, а один парень с надувным кругом в форме острова с пальмой прокричал мне на ухо:

– Разреши-ка пройти!

Я еще не успела посторониться, когда увидела Мейсона, который шел прямиком ко мне. Он схватил меня за руку и рывком потащил за собой в коридор, так что я чуть не шлепнулась на пол.

– Иди наверх!

Я отступила на шаг, чтобы лучше видеть его в полумраке: он стоял передо мной во всем своем величии, глаза блестят, темные волосы обрамляют сердитое лицо.

– Что ты тут устроил? – спросила я, вглядываясь в очертания его лица.

– Ничего, это тебя не касается, – сухо ответил он. – Иди давай!

– В доме вечеринка, – так же сухо заметила я, – объясни, почему это не должно меня касаться?

– Ты все-таки чего-то не понимаешь… – Он шагнул ближе, нависнув надо мной с явным намерением казаться более грозным. – То, что происходит в этом доме, не твое дело. Я ясно выразился?

Я смотрела на него очень сердито, чувствуя, что закипаю. Да как он смеет? Как он может так со мной разговаривать?

Все это время он только и делал, что унижал меня, подавлял, как будто хотел прогнуть меня под себя, подчинить своей власти. Постоянно издевался надо мной. Я, конечно, человек терпеливый, но любому хамству есть предел.

Он понятия не имел, кто перед ним. Он мог доминировать надо мной, царапать меня каждым словом, но он никогда меня не запугает.

– Интересно, что об этом скажет Джон, – злобно сказала я. – Передам ему от тебя привет.

Я достала телефон и собралась набрать номер, но не успела. Я почувствовала движение воздуха, а в следующую секунду отлетела назад и ударилась спиной об стену. Я не сразу поняла, что произошло. Дыхание перехватило, носом я чуть ли не утыкалась в грудь Мейсона.

Я подняла лицо и уставилась на него широко раскрытыми глазами. Лезвие света пронзило его лицо, уголок пухлых губ остался в тени. Я ощущала его дыхание у себя на лице и чувствовала, что оно чуть ли не душит меня, как ядовитый пар. Но это было ничто по сравнению с тем, как он на меня смотрел. Его темные, горящие гневным огнем радужки как будто приковали меня к себе железной цепью.

– Теперь я скажу тебе, как все будет, – процедил он сквозь зубы. – Сейчас ты поднимешься наверх и больше здесь не появишься. Спокойно займешься делами в своей комнате. Я не хочу видеть тебя внизу. Поняла?

Моя гордость дрожала, как зверь в цепях, но я молчала. В другой ситуации я дала бы ему отпор, но когда мои лопатки были прижаты к стене, а его дыхание жгло мне лицо, не оставалось ничего другого, как подчиниться.

Он схватил меня за запястье. Я почувствовала, как под его пальцами стягивается кожа, но, прежде чем я испугалась возможной боли, он отпустил меня, отобрав мобильный.

Пытаться вернуть его было бесполезно: Мейсон крепко держал телефон и смотрел на меня колючими глазами.

– Смотри, чтоб внизу я тебя больше не видел, иначе могу разозлиться.

В общем, я предпочла бы воров.

Стены моей комнаты задрожали, когда я что есть силы хлопнула дверью.

– Иди ты, Мейсон! – прошипела я, сжав кулаки.

Что он о себе думает? Как, черт побери, он смеет так со мной обращаться?

Пинком я отбросила рюкзак и скинула кроссовки, швырнув и их через всю комнату. Затем резко остановилась и ощупала цепочку: когда я ударилась о стену, она перевернулась и кулон оказался на спине, тонкая золотая цепочка по-прежнему сияла на моей бледной коже. Невыразимое облегчение сразу же наполнило грудь: цепочка с кулоном на месте и всегда должны быть там.

Я осторожно прикоснулась к маленькой фигурке из слоновой кости, тонкой, молочно-белой, успокаивающей меня одним своим присутствием. Сжав кулон в ладони, я засунула его обратно под футболку.

Какие-то девушки припарковали велосипеды на заднем дворе, и через окно я слышала, как они хихикают, как птички-лазоревки.

Стуча зубами от злости, я задернула шторы, мысленно снова посылая Мейсона куда подальше.

Как я могла думать, что мы с ним поладим? Как? Глаза б мои его больше не видели!

«Думаю, он тебе очень понравился бы…» Не в этой жизни, Джон, не в этой жизни.

Я села на кровать и всерьез подумала о том, чтобы вылезти в окно и поехать к Джону, чтобы рассказать ему, каким отвратительным был его сын. Или сразу сбежать прямо в Канаду, чтобы больше не пришлось терпеть эту адскую жару, Мейсона и любопытные взгляды в школе.

Внезапно желание уйти стало невыносимым, как сильная жажда. Какого черта я тут делаю, в месте, где я никогда не стремилась оказаться и где меня не хотели?

Достаточно было бы собрать вещи, взять чемоданы и сесть в самолет.

Или только рюкзак, папину фотографию и кепку с лосем. Этого достаточно, чтобы все вернуть на круги своя.

«Неправда, – шептал голос внутри меня, – этого недостаточно».

Я закусила губу, обхватила себя руками, до боли сдавив пальцами предплечья.

Его больше нет.

Я почувствовала, как сжимается горло, каменеет язык. Снова накатило ощущение отчужденности, как будто меня оторвали от самой себя.

Я хотела бы вернуться к себе, к жизни, но мое тело скрючивалось, как сгоревшая спичка. Я пыталась бороться, но снова и снова терпела поражение.

Внезапно я ощутила, что опять падаю в пропасть отчаяния. Вернулась тьма, как старая подруга, чтобы поглотить меня. Я обхватила голову руками и сжала в кулаки трясущиеся руки.

Так хотелось, чтобы кто-нибудь меня понял. Услышал мое молчание. Увидел крики в моих остекленевших глазах. Понял муки сердца, расколовшегося пополам.

Я хотела жить, но в моей груди прочно поселилась смерть. И чем яростнее я пыталась вырвать ее из себя, тем сильнее чувствовала, как она впивается в мою плоть, пускает во мне корни, постепенно разрушает меня день за днем.

Больше не было сил сдерживать боль. Я пыталась заглушить ее, спрятать, но как противостоять чудовищному урагану в душе? Это была не жизнь, а существование по инерции.

Я безумно по нему скучала. Скучала по его объятиям, его запаху, звуку его голоса. По всему, что было с ним связано.

«Будь стойкой!» – шептала боль, нежно обхватив меня, и я сердито ее оттолкнула.

Потерпевшая крах душа, пустая оболочка, жалкое подобие человека, кое-как собравшего себя по частям, но готового развалиться в любой момент, – вот кто я на самом деле.

Тяжело дыша, я тонула в оглушительном отчаянии и не чувствовала ничего, кроме боли и чудовищной пустоты. Я не была живой. Даже не знаю, какой я была…

Внезапно я вздрогнула от резкого шума. Подняла голову, напряглась от испуга, и тут дверь распахнулась. На пороге, шатаясь, стоял Трэвис с идиотским выражением лица.

– Йоу, здесь дубак!

Я торопливо вытерла слезы: не хотелось, чтобы он увидел, в каком я состоянии. Но похоже, этот парень оставил свою трезвость внизу, потому что ему понадобилось много времени, чтобы меня заметить.

– Ой! – Он вошел, растерянно глядя на меня. – Это чё, не ванная?

– Нет, – просветила я его, – тебе в соседнюю дверь.

Он расплылся в глупой улыбке.

– А, да, точно… Я ведь здесь был. Несколько раз ночевал в этом доме…

– Прекрасно, – перебила его я, – тебе, кажется, надо в ванную.

Но Трэвис не позволил так быстро себя выпроводить. С радостным видом он принялся расхаживать по комнате.

– Значит, ты сейчас здесь живешь? Получается, ты действительно с ними живешь… А я не поверил… А это правда… С ума сойти… – Он по-идиотски улыбнулся, потом моргнул пару раз. – Кстати, а чего ты здесь сидишь?

Было бы забавно посмотреть на него, когда я расскажу ему, что Мейсон как минимум сделает из меня отбивную, если я осмелюсь спуститься вниз.

– Не люблю вечеринки, – сказала я, мечтая поскорее избавиться от него, – слишком шумно для меня.

– Да брось! Приходи, и увидишь, как это весело!

– Нет, спасибо, – сказала я и увидела, что Трэвис двинулся ко мне, шатаясь. – Лучше лягу спать.

– «Лучше лягу спать», – передразнил Трэвис и снова захихикал. – Ты не кузина Мейсона, какая-то ты слишком занудная…

Попал в самое яблочко!

– Какая есть, – сухо ответила я, – я просто хочу…

– …сидеть здесь тихо, как мышка?

– Слушай, – прорычала я, – вниз я не пойду. Понятно или повторить? А теперь уходи из моей комнаты!

Я посмотрела на него сурово, нахмурилась и указала на дверь.

– Вперед! Выходи из моей…

Я не смогла договорить, потому что все вдруг перевернулось, закружилось, и в одно мгновение я оказалась вверх тормашками, с волосами на глазах и с болтающимися в воздухе руками.

– Ха-ха! – рассмеялся Трэвис. – Ты ваще ничё не весишь!

Судьба явно издевалась надо мной.

И пока я стучала кулаками по спине Трэвиса, обсыпая его ругательствами, он, напевая и пошатываясь, направился туда, где я меньше всего на свете хотела оказаться.