ЧАСТЬ I. ПРОТИВОСТОЯНИЕ ЛЮБВИ И СМЕРТИ

ГЛАВА 1. Рассказывает о жителя Беррингтон-холла

Старинная лесная дорога, уходящая вглубь темных чащ, которой пользовались разве что редкие пассажиры и лесные животные, сейчас громогласно исполняла свои обязанности. Кавалькада, состоящая из двадцати всадников и добротного экипажа, запряженного четверней, без промедления мчалась по узкой тропе, минуя особенно темные участки рощей, что встречались им на пути. Всадники переговаривались между собой, особенно когда выезжали на просветленные участки, бурно выражали свои переживания. Это был обученный наемный отряд, состоящий из проверенных  и надежных патрульных – бывшие солдаты королевской гвардии, отвоевавшие в колониях не один год и усмирявшие отчаянных бирманцев. В число их даже входило несколько сипаев, которые оставив службу в колониальной Индии, перебрались в Англию. Эти восточные воины особенно разговорчивы, вели диалог на своем наречии, когда отвоевывали у леса право двигаться дальше. Экипаж тоже был предназначен для таких выездов:  решетчатые окна, укрепленная дверца и металлический корпус, покрытый черной лаковой краской. Путники знали куда отправлялись и перестраховались заранее. Кучер, восседавший на козлах, находился в подобии кабинки, что укрывала его от нападений сзади и сбоку. Лошади были в специальной упряжке, которая предусматривала параллельное соединение сбруи с вожжами. Чтобы при потере  даже троих животных, карета продолжала двигаться. Вся конструкция была изготовлена под заказ и влетела владельцу в кругленькую сумму по тем временам. Но знатный богач не скупился обезопасить свою жизнь, держа при себе личный отряд военных. Теперь этот самый богач ехал в карете со своим спутником, недовольно оглядываясь на закатные всполохи на небе:

– Мистер Уэнсли, неужели нельзя было подождать до утра, и в утренние часы отправится в столь опасное путешествие?

– Мистер Батлер, не беспокойтесь обо мне, я не боюсь ночных сумерек, уже не боюсь. Но не хочу, чтобы что-то или кто-то помешал мне осуществить задуманное. Если я задержусь у вас на ночь, к утру все будут об этом знать,  а мои друзья довольно быстрые, чтобы достичь пределов вашего имения еще до моего отъезда. Я просто не могу ни с кем объясняться и никого уговаривать. Тем более, что на их стороне будут ваши сыновья.

– Что ж, не скрою, придется иметь дело с вашими друзьями и родственниками, негодующими от того, что я лично везу вас в замок Дарквудских рощ, но я уважаю ваше решение, и пойду на любые переговоры, даже самые эмоциональные. Видит Бог, ваш дядя с меня спросит обо всем, только доберется до городка. С вашей премилой сестрой, я думаю, проблем не будет, но ее компаньонка может на меня наброситься – такая нервная особа.

– Именно ее я не хочу видеть, пусть уважает мое решение, оно продиктовано долгом, а не прихотью. С дядей мы как-нибудь объяснимся, он прекрасно знал, что мне предстоит пройти, так ему и передайте.

Фрай был не настроен сейчас разглагольствовать по этому поводу и дальше, его спутник тут же прекратил всякие разговоры, обдумывая  свое положение. Так они добрались до ворот Беррингтон-холла, бедный сторож побежал открывать своему господину калитку.

– Дальше я сам, – заверил Фрай своего провожатого и вышел из кареты.

– Желаю вам всего наилучшего, я постараюсь следить за вашими делами в замке, через моих людей, но сам туда не пойду. Боюсь, что со мной может случиться помешательство или иное помутнение разума. До встречи, мистер Фрай, надеюсь, мы еще увидимся, и если что понадобится, передавайте весточки через слуг.

Пастор слегка кивнул  в знак согласия и пошел к сторожу, чтобы тот проводил его в имение. При себе Фрай имел небольшой чемоданчик с самыми необходимыми вещами, он не предполагал, что надолго задержится в этих стенах. Экипаж покидал местность так же стремительно, как и прибыл. Фрай с долей сожаления наблюдал за скрывшимся отрядом бравых патрульных и отъездом своего благодетеля – легкая печаль перед свершением грандиозного. Он встряхнул это наваждение и пошел вперед со слугою.

Сторож выглядел седым старичком, немного прихрамывал и постоянно пугливо озирался. Он представился Бирюком и просил только так его и назвать, без каких-либо приставок. В дальнейший разговор не вступал, был угрюм и молчалив. Интересно, что пришлось увидеть этому человеку в своей жизни, да еще прислуживая в столь опасном месте? Но разве не понятно, что здесь даже стены пропитаны смертельной опасностью, хотя замок был великолепен. Ощущалось, как с легкой руки заботливых хозяев, постоянно происходили обновление фасада и внутреннего убранства. Без этого старая кладка обязательно дала бы трещину, но ее поддерживали: Каменные глыбы отшлифовали, упрочнили фундаментные плиты, положили на новый раствор. Вымостили аллею, обсадили карликовыми деревцами, что получили популярность благодаря торговли с новым светом. Это не была многовековая руина, нет, вполне современное здание, что чудесным образом сохранило предание веков и теперешние усовершенствования. Деревянный частокол заменили каменной кладкой, потом и вовсе ее убрали, оставив донжон и прилегающие крепостные сооружения, связанные с замковой стеной. Теперь уже не было надобности оборонять жилище, стены исполняли роль архитектурного экспоната. Небольшие смотровые башенки остались, но они поросли плющом и казались зелеными великанами с огромной несоразмерной головой. Таков был замок, некогда созданный для фортификации западных земель от набегов северных народов, позже – противостояние саксов и норманнов, а также для защиты королевских земель во время противостояния вельможных семейств. Он выстоял многие осады, благодаря внутреннему источнику, что поддерживал сооружение в целостности. Сейчас же, черные рощи отгородили его от остального мира, замок полностью погрузился в молчаливое уединение. Может поэтому молчал Бирюк, когда сопровождал молодого пастора, нет, не до главного входа, он вел джентльмена к отдельному домику, который расположился во внутреннем дворе крепости, примыкающий к донжону. Здесь, по словам сторожа, жила вся прислуга, по вечерам в замке никого не было, очень страшные вещи там происходили. Он вспомнил предыдущего владельца, как тот порой выбегал во двор в ночном халате и колпаке, и орал, что есть силы.

Фрай хотел расспросить детальней, но слуга на многое пожимал плечами, мол – я не знаю или не велено о таком распространятся. Интерес постепенно угасал, правда, пастор здесь и все увидит своими глазами. Они дошли до служебной застройки и их вышел встречать управляющий поместьем. Он представился Теодором Делайлом, ему вручили записку от патрона, с которой тот ознакомился за несколько минут, потом про себя кивнул и обратился к прибывшему пастору:

– Извините, за столь опасливое поведение, но это место не располагает к себе посетителей, к чужакам мы относимся с подозрением, – учтиво пригласил Фрая войти в дом, а сторож поковылял к себе в сторожку, он был единственным отшельником, которому положено было находиться в уединении от иной прислуги:

– Он мрачноват и немного свихнутый. Хотя особой опасности не представляет, но после того, как Бирюк предал сожжению черного кота, мы стараемся держать его подальше от остальных.

Теперь Фрая не удивляло столь неординарное поведение отшельника, от такого он бы и сам держался подальше, неизвестно, как отнесется он к экзорцисту, может принять его за чернопоклонника и тогда предать инквизиторскому суду. Мистер Делайл выглядел вполне нормальным человеком, придерживался той же простоты в одежде, что и преподобный Уэнсли: не щеголял новомодными бордовыми изысками, ограничившись добротным шерстяным сюртуком и высокими сапогами, а также цилиндрической шляпой, которая покоилась на трюмо, неподалеку от входной двери. Он пригласил молодого пастора в свой кабинет на первом этаже, который длинным коридором отделялся от служебных комнат – кухни, людской столовой, личных комнат конюха, лакеев, садовников, плотников и другого мужского населения замка. Женская прислуга спала на третьем этаже, а комнаты для гостей и спальня управляющего находились на втором. В общей сложности проживало здесь около сотни человек, поэтому пристройка исполняла роль многоэтажного густонаселенного приватного дома. Слуги жили по двое и трое в комнате, чтобы обезопасится. Была здесь должность часового патруля, который обходил крепость по утрам, чтобы убедится, что остальным слугам не грозит никакая потусторонняя опасность. Объезжали они также парковую зону и сад. И так каждый день по нескольку раз. Теперь Фрай убедился, что доходы мистера Батлера куда выше, чем ему представлялось до этого, сколько же денег уходит на содержание подобного дома, но он не допускает, чтобы его родовое имение подвергалось упадку.

Они вошли в кабинет управляющего – это было довольно просторное помещение, видимо здесь он проводил собрание наемных рабочих и выплачивал их заработок. Несколько лав, подпертые к стене, подтверждали догадки преподобного пресвитера Уэнсли. В остальном, кабинет отличался простотой и практичностью, здесь была своя небольшая картотека и библиотека, единственным украшением служили красивые часы, что отбивали минуты и часы. Большой циферблат украшали два ангела, что музицировали на флейтах, порхая своими небольшими крылышками, довольно искусная работа, да и стрелки с цифрами отливали золотом, видимо это старинный антиквариат каким-то образом перекочевал из господской гостиной в рабочий кабинет служащего.

– Это подарок, – уточнил мистер Делайл, когда все внимание Фрая было приковано к огромным часам. – Предыдущий виконт пожелал, чтобы у меня были эти часы, как напоминание о верной службе. Нынешний владелец одобрил дядин подарок.

– Видимо, вы заслужили подобное доверие, – уточнил Фрай, любуясь настоящим произведением искусства. Управляющий встал и подошел к молодому пастору, поравнявшись с ним:

– Видите, мистер Уэнсли, я давно прислуживаю роду виконта Беррингтона, меня еще нанял его дядя в достаточно молодом возрасте, мне едва исполнилось двадцать и захотелось помочь своей обедневшей семье. В резюме я указал, что нечувствителен к магии, так оно и есть, все аномальные происшествия проходят мимо меня, я даже этому рад, сохраняю здравость ума. Ваш приезд, считаю в высочайшей степени, героическим поступком, вы, судя по письму патрона, человек обладающий даром, а это означает – они вас будут тревожить. Мистеру Фортрайду я запретил здесь появляться, он тоже владеет этим даром, вспомнить хотя бы при каких странных обстоятельствах умер его дядя. Да еще у меня на руках, очень мрачные воспоминания, скажу я вам.

– Они меня тревожат, стоило мне ступить на эти территории, – уточнил Фрай.

– Но здесь их сосредоточение, впрочем, вы уже приехали, что толку теперь вас отговаривать. Постараемся как-то сдерживать их происки.

– С завтрашнего дня я буду детально исследовать замок, в особенности, его подвалы. Думаю, пригодятся все для моего сопровождения, что вы скажете на это?

– Патрульные к вашим услугам, хотя им порой мерещатся странные вещи, но в основном все сдержанные, кроме Бирюка, его однажды посетило провидение, с того момента как подменили бедолагу.

– Скажите, а странные смерти у вас происходили? – Фрай вспомнил рассказ местных жителей о мистере Виллибже и его похоронах.

– Хм, – нахмурился управляющий. – Загадочных смертей у нас не было давно, с самых похорон виконта, тогда, конечно, времена были темные, но сейчас относительно спокойно. А что, до вас дошли какие-то вопиющие слухи?

– Вспомнилась одна история про местного жителя по фамилии Виллибж, говорят его хватил удар, он работал у вас.

Мистер Делайл снова заложил руки за спину, отвернувшись к окну, он несколько минут молчал, видимо что-то сопоставляя, не хотел делиться этим с наглым гостем, что заявившись без спросу, начинает всем интересоваться. Хотя эти предположения были только в голове пастора, мысли управляющего нам постичь не дано – он не доверился автору сей новеллы, оставив свои раздумья при себе:

– Я же говорил вам, мистер Уэнсли, во время похорон усопшего виконта – дяди нынешнего наследника – в доме творился бардак, но ваш житель умер не оттого, он сам себя приговорил к смерти.

– Каким образом? – удивился Фрай.

– Он сжег себя вместе со своей супругой, – невозмутимо ответил управляющий. – У них был свидетель, который дал показания мировому судье – мистеру Стоксону.

– А вам неизвестно почему он это сделал?

– Не могу знать, преподобный отец. Свидетель предпочел покинуть свою службу после столь впечатляющего события, больше мы про него не слышали. А теперь я приглашаю вас со мной отужинать, предпочитаю пораньше улечься спать, не задерживаться допоздна, – управляющий поклонился своему гостю, приглашая к себе в комнату, где он обычно кушал в одиночку.

Преподобный отец не был противником составить компанию мистеру Делайлу, но не привык ложиться рано, а неприступного собеседника можно было разговорить под действием пары стаканчиков вина. Ужин тоже не предлагал много изысков, только сытное жаркое и оранжерейные дары – молодые овощи из теплицы. Вино вкусное, двадцатилетней выдержки, правда сухое, ибо сладкие сорта винограда тут не пользовались популярностью:

– Я поселю вас рядом со своими апартаментами, одному скучно занимать целый этаж.

Фрай налил себе еще вина, сделал глоток и решил спросить:

– Мистер Делайл, а вы не думали когда-нибудь отсюда уехать, обзавестись семьей? – хмель развязывает язык, да и что было такого противоестественного в этом вопросе, разве может человек не хотеть создать для себя уютное гнездышко?

Управляющий как-то тоскливо вздохнул, как показалось его собеседнику:

– Когда-то хотел, была одна девушка на примете, но она вышла замуж рано, зачем ей дожидаться пока я заработаю достаточно денег, а теперь мое положение вполне стабильно, но нет юношеского запала искать вторую половинку. Здесь меня все устраивает.

– Даже несмотря на то, что замок подобен спящему вулкану? И не говорите, я помню, вы сказали, что нечувствительны к нечисти, но это не означает, что ее нет.

– Тогда кто же будет присматривать за замком, нынешнему виконту нельзя сюда приезжать, как и его сыновьям? Я долгие годы верно тружусь на благо славного рода, и мне кажется, при любой развязке добровольно отсюда не уеду.

– Но если вдруг все закончится и мистер Батлер – то есть, виконт Беррингтон – сможет переселиться сюда, неужели вы никогда не захотите оставить свой пост?

Управляющий неоднозначно пожал плечами, будто он и сам не ведает чего в сущности хочет. Видимо, менять что-то в своей жизни для него сложнее, нежели быть одиноким. Фрай вздохнул, если ему суждено выжить, чего бы он хотел от этой жизни? Хотя об этом стоит подумать потом, когда у него останется эта самая жизнь, а не могильная плита или место в родовом склепе.

Комната уже была готова, служанки исполняли все приказания без промедления, хотя Фрай не наблюдал привычной суеты, не слышал громких разговоров женской прислуги, подобно тем, что творились в отцовском доме. Что ж, тихие служанки на вес золота или им нужно хорошо платить, чтобы они не начинали возмущаться по воле каждого удобного случая. И если бы не балдахин, пастор почувствовал бы обстановку пастората и уснул быстрее, но огромное сооружение маячило у него перед глазами, впрочем, уставший организм смирился с неоднозначной конструкцией и дал глазам отрадный отдых. Надолго ли?

Это чувство появилось, стоило переступить ворота замка, но оно казалось вполне объяснимой опаской перед неизведанным, мало ли где поджидает нечистый, он прибыл в его логово и никакие предостережения его не удержат. Да еще и этот странный сторож, такой нелюдимый, что впору в театре исполнять мрачные роли предвестников сатаны. Разговор с управляющим немного развеял сомнения, но только не упоминание о самосожжении, да еще и с супругой. Неужели призрачная леди отвезла бедную женщину на добровольную казнь? Пока что только вопросы и мало неясных ответов, а еще чувство предостережения, будто кто-то просит помочь, но ты его не слышишь, а ощущаешь неведомым шестым чувством. И если бы сны помогли или призраки, которые могли подсказать, но все молчали, кроме вот этого странного предчувствия, что что-то он еще не сделал или должен сделать. Вот только Фрай не мог разгадать причину своей тревоги. Может нечисть пытается выманить его, но щит, установленный дядей, преграждает любое вмешательство – остается маленькая запредельная черта, с помощью которой на него воздействуют. В скорости все тревоги окутала мягким пледом дремота, а с ней пришел сон, необычный:

Это был красивый луг, усеянный необычными цветами. Настолько яркими, что бросались в глаза, резали взгляд своей красотой. Фрай брел узкой тропкой, вокруг расстилались травы, шелестели деревья, но не от ветра, его здесь не было. Впереди лес,  изнутри излучающий свечение: каждый листик переносит энергию от корней к солнцу, но его тут нет, только необычный диск синеватого света. Будто день встретившись с ночью, поменял солнце на луну, и ее поддерживал лес, отдавая частички солнечных зайчиков. Так необычно и в то же время спокойно, никого нет в округе, никакая опасность не притаилась в кронах деревьев или под сенью вековых стволов, только тишина. И эта тишина материальна, ощутима: мягкая, эластичная, но в то же время, удерживается определенными границами. Уэнсли не хотел этого, чуждый ему мир не привлекал, снова появилось чувство тревоги, снова кто-то бьется сквозь его защиту, пытается поговорить, но тщетно. Он шел мимо деревьев, ветви касались его плеча, но бывало, увесистые кроны сами убирались с его пути, ведь это сон, тут может быть что угодно или кто угодно.

– Ты прав, смертный, во сне вы видите причудливые картинки, но разве они являют лишь плод вашей фантазии, может эти сны принадлежат моему народу и моей стране? – голос был женским, но низким и устрашающим. Фрай остановился, осмотрелся по сторонам, неужели с ним снова заговорили призраки, но ведь они шептались, как небольшие колокольчики, а это был грубый голос, пусть и принадлежал женскому полу:

– Я не имею желания разглагольствовать с тобой, смертный, ты сейчас в моем мире, так что думай поаккуратней, иначе можешь обратно не проснуться! – голос повысили, видимо его размышления разозлили неведомую собеседницу, тогда стоит к ней обратиться:

– Кто вы такая?

– А присмотрись повнимательней, смертный, ты находишься в Прекрасной долине, населенной сказочными существами, а я нахожусь в паре шагов от тебя.