Цитаты из книги «Возвращение»

Она сидит в своем углу, маленькая, окутанная сумерками. С какой-то особенной нежностью я чувствую, что роли наши переменились: теперь она – дитя.

Чему же мне учить вас? Рассказать вам, что в двадцать лет вы превратитесь в калек с опустошенными душами, что все ваши свободные устремления будут безжалостно вытравлять, пока вас не доведут до уровня серой посредственности. Рассказать вам, что все образование, вся культура, вся наука – не что иное, как жестокая насмешка, пока люди именем Господа Бога и человечности будут истреблять друг друга ядовитыми газами, железом, порохом и огнем? Чему же мне учить вас, маленькие создания, вас, которые только и остались чистыми в эти ужасные годы? Чему я могу научить вас? Показать вам, как срывают кольцо с ручной гранаты и мечут ее в человека? Показать вам, как закалывают человека штыком, убивают прикладом или саперной лопатой? Показать, как направляют дуло винтовки на такое непостижимое чудо, как дышащая грудь, пульсирующие легкие, бьющееся сердце? Рассказать, что такое столбняк, вскрытый спинной мозг, сорванный череп? Описать вам, как выглядят разбрызганный мозг, размозженные кости, вылезающие наружу внутренности? Изобразить, как стонут, когда пуля попадает в живот, как хрипят, когда прострелены легкие, и какой свист вырывается из горла у раненных в голову? Кроме этого, я ничего не знаю! Кроме этого, я ничему не научился!

Наставники, которым кажется, что они понимают молодежь, – чистейшие мечтатели. Юность вовсе не хочет быть понятой, она хочет одного: оставаться самой собой.

Вилли знает, что ему, как солдату, следует делать. Он долго не размышляет, он действует сразу. После немногословного приглашения тетушки Шомакер Вилли начинает с плюшек. Когда он добирается до сыра, хозяйка, прислонившись к шкафу и широко раскрыв глаза, смотрит на Вилли, как на восьмое чудо света. В восторге тащит она на стол еще большое блюдо с пудингом; Вилли справляется и с ним. – Так, – говорит он, отдуваясь, – а вот теперь я бы с удовольствием как следует поужинал. Этой фразой Вилли навсегда покорил сердце тетушки Шомакер.

К счастью, навстречу идет Тьяден. Он грязен, как половая тряпка. – Послушай-ка, Тьяден, – говорит Вилли, – война-то ведь кончена, не мешало бы и помыться. – Нет, сегодня еще не стоит, – важно отвечает Тьяден, – вот уж в субботу. Тогда я даже искупаюсь. Мы поражены. Тьяден – и купаться? Неужели он еще не оправился от августовской контузии? Вилли с сомнением прикладывает ладонь к уху: – Мне кажется, я ослышался. Что ты собираешься делать в субботу? – Купаться, – гордо говорит Тьяден. – В субботу вечером, видите ли, моя помолвка.

требуют, чтобы мы были героями, но о вшах не хотят ничего знать.

– А что с ним было? – вяло спрашиваю я, отяжелев от непривычного тепла. – Осколком или пулей? – Да что ты, Эрнст, – удивляется отец моему вопросу, – он ведь не солдат! У него было воспаление легких. – Ах, да! – говорю я, выпрямляясь на своем стуле. – Бывает еще и такое.

– От нас пахнет кровью… В этом все дело, – говорит Людвиг Брайер. – Вот помоемся, – мечтает Юпп, – тогда, наверное, и девчонки будут поласковей. – Ах, если бы достаточно было только помыться, – задумчиво откликается Людвиг.

Кому не везет, тот, и в носу ковыряя, сломает палец

удивительно, что самые живые дети сопротивлялись. Но они вынуждены были покориться, ибо хороший ученик – это раз навсегда идеал школы. Но что это за жалкий идеал! Во что превращаются с годами хорошие ученики! В оранжерейной атмосфере школы они цвели коротким цветением пустоцвета и тем вернее погрязали в болоте посредственности и раболепствующей бездарности. Своим движением вперед мир обязан лишь плохим ученикам.