Цитаты из книги «Возлюби ближнего своего»

И опять посыпались слова. Слова о несчастье и горе, об одиночестве и страдании, слова, слишком значительные и большие… Но разве есть маленькие слова для выражения маленьких чувств, гложущих человека, раздирающих его в клочья?

От хорошего адвоката ждут лишь одного – чтобы приговор был полегче.

Веселье – это милое и снисходительное дитя терпимости… В наши дни веселья больше нет. Оно утрачено. Для веселья нужно слишком много – знание, превосходство, скромность и умение спокойно покоряться судьбе. Все это отступило перед диким и нетерпимым казарменным идеализмом, стремящимся исправить нынешний мир. Но все, кто пытались исправлять мир, всегда только ухудшали его, а диктаторы – те и вовсе не бывают веселыми.

О да! Я верю в священный эгоизм! В безжалостность! В ложь! В косность человеческого сердца!

Веселье, – задумчиво проговорил Фогт, будто разговаривая с самим собой. – Веселье – это милое и снисходительное дитя терпимости… В наши дни веселья больше нет. Оно утрачено. Для веселья нужно слишком много – знание, превосходство, скромность и умение спокойно покоряться судьбе. Все это отступило перед диким и нетерпимым казарменным идеализмом, стремящимся исправить нынешний мир. Но все, кто пытались исправлять мир, всегда только ухудшали его, а диктаторы – те и вовсе не бывают веселыми.

Они парят над всем этим во мраке полной безродности, и все, что они могут зажечь, – это только безутешный и негасимый огонек тоски по родине…

Но они хоть не стреляют друг в друга, – сказал Керн, – не занимаются взаимным истреблением. В этом они разумнее нас.

– Безусловно считает! Чем примитивнее человек, тем более высокого он о себе мнения. Как раз об этом и свидетельствуют все эти красноречивые объявления. Они порождены… – Марилл усмехнулся, – какой-то внутренней, я сказал бы, неукротимой силой слепой убежденности! А сомнения и терпимость присущи только подлинно культурному человеку. Из-за них-то он и гибнет всякий раз. Вековечный сизифов труд. Одно из самых сложных уравнений человеческого бытия

– А каково на душе у врача, – сказал Марилл, когда он видит, что изо дня в день появляются все новые бомбардировщики и пушки, но не больницы? Ведь первые только для того и делают, чтобы заполнялись вторые.

слова: «Когда рядом кто-то умирает, ты этого не чувствуешь». Вот в чем все горе жизни! Сострадание еще не боль. Сострадание – скрытое злорадство. Оно как вздох облегчения: ведь мучаешься-то не ты и не тот, кого ты любишь. Он посмотрел на Рут, но не мог разглядеть ее лица в темноте.