XVI

Я сидел на пляже, наблюдая, как заходит солнце. Пат со мной не пошла. Она весь день чувствовала себя неважно.

Когда стемнело, я поднялся, чтобы идти домой. И тут увидел, что со стороны леса бежит служанка. Она что-то кричала и размахивала руками. Я не мог разобрать ни слова – ветер и море слишком шумели. Я помахал ей, жестами давая понять, чтобы она остановилась и ждала меня. Но она продолжала бежать, то и дело всплескивая руками. «Ваша жена… – донеслось до меня, – быстрее…»

Я побежал ей навстречу.

– Что случилось?

Она хватала ртом воздух.

– Быстрее – ваша жена – несчастье…

Я полетел во весь дух по песчаной дорожке через лес к дому. Деревянная калитка не поддавалась, я перепрыгнул через забор и вбежал в комнату. Пат лежала на постели, заломив руки; кровь, бежавшая у нее изо рта, заливала ей грудь. Рядом с ней стояла фройляйн Мюллер с полотенцами и тазом с водой.

– Что случилось? – крикнул я, отодвигая ее в сторону.

Она что-то сказала.

– Принесите бинт и вату! – потребовал я. – Где рана?

Она посмотрела на меня.

– Это не рана, – проговорила она дрожащим голосом.

Я выпрямился.

– Кровотечение, – сказала она.

Меня словно обухом ударило по голове.

– Кровотечение? – Я подскочил к ней и вырвал из ее рук тазик с водой. – Принесите же льда, принесите поскорее немного льда.

Я намочил полотенце в тазу с водой и положил его на грудь Пат.

– У нас в доме нет льда, – сказала фройляйн Мюллер.

Я резко повернулся к ней. Она отпрянула.

– Ради Бога, добудьте льда, пошлите в ближайший трактир и немедленно позвоните врачу!

– Но у нас нет телефона…

– Проклятие! А где ближайший телефон?

– У Масманна.

– Бегите к нему. Побыстрее. И немедленно позвоните ближайшему врачу. Как его зовут? Где он живет?

Она еще не успела ответить, как я вытолкал ее за дверь.

– Быстрее, да быстрее же! Бегом! Далеко это?

– В трех минутах! – крикнула женщина, убегая.

– И не забудьте про лед! – крикнул я ей вслед.

Она кивнула на бегу.

Я принес еще воды и снова намочил полотенце. Я не решался трогать Пат. Я не знал, так ли она лежит, как надо, и был в отчаянии из-за того, что не знаю этого, не знаю даже, надо ли ей лежать повыше или лучше вынуть подушку из-под головы.

Она захрипела, потом резко изогнулась дугой, и изо рта у нее снова хлынула кровь. Она часто и ужасно дышала, в глазах застыл нечеловеческий ужас, она давилась и кашляла, и снова хлестала кровь. Я поддерживал ее сзади, время от времени давая ей опуститься на подушки, вместе с ней ощущал все содрогания ее несчастного, измученного нескончаемыми страданиями тела… Наконец, совершенно обессиленная, она откинулась назад.

Вошла фройляйн Мюллер. Она посмотрела на меня как на привидение.

– Что же нам делать?! – выкрикнул я.

– Врач сейчас придет, – прошептала она. – Лед – на грудь, и если она в состоянии, то и в рот…

– А лежать лучше высоко или низко? Да отвечайте же быстрее, черт вас подери…

– Оставьте так – он сейчас придет…

Я стал выкладывать куски льда Пат на грудь с чувством облегчения оттого, что могу что-то делать; я раздробил лед для компресса, наложил его, неотрывно глядя на эти прелестные, любимые, искривленные губы, на эти единственные, окровавленные…

Подъехал велосипед. Я вскочил. Врач.

– Я могу вам помочь? – спросил я.

Он покачал головой и стал раскладывать свой саквояж. Я стоял рядом с ним, вцепившись руками в спинку кровати. Он поднял на меня глаза. Я отошел на шаг, пристально глядя на него. Он простукивал ребра Пат. Она стонала.

– Это опасно? – спросил я.

– Где лечилась ваша жена? – ответил он вопросом на вопрос.

– Где – что? – пробормотал я.

– У какого врача? – нетерпеливо спросил он.

– Не знаю… – ответил я. – Нет, ничего не знаю… Я не знал…

Он посмотрел на меня.

– Это вы должны были бы знать…

– Но я не знаю. Она мне никогда об этом не говорила.

Он склонился к Пат и спросил ее. Она хотела ответить, но опять стала кашлять кровью. Врач подхватил ее. Она хватала воздух ртом и дышала с присвистом.

– Жаффе! – проклокотало наконец у нее в горле.

– Феликс Жаффе? Профессор Феликс Жаффе? – спросил врач. Она кивнула одними глазами. Он обернулся ко мне. – Вы можете ему позвонить? Было бы лучше всего спросить у него.

– Да, конечно, – ответил я. – Я сделаю это сейчас же. А потом заеду за вами! Жаффе?

– Феликс Жаффе, – сказал врач. – Номер узнайте в справочной.

– Ничего страшного не случится? – спросил я.

– Кровотечение должно прекратиться, – ответил врач.

Я схватил служанку за руку, и мы побежали с ней по дороге. Она показала мне дом, в котором был телефон. Я нажал кнопку звонка. В доме сидело небольшое общество за пивом и кофе. Я окинул их взглядом, не понимая, как могут они пить, когда Пат истекает кровью. Я заказал срочный разговор и стал ждать у аппарата. Прислушиваясь к далекому гулу в трубке, я то смутно, то с предельной отчетливостью видел сквозь просвет между портьерами часть смежной комнаты. Видел покачивающуюся, в желтых бликах лысину, видел брошку на черном бархате платья, перетянутого шнурами, и двойной подбородок, и пенсне, и пышную прическу над ним; видел костистую старую руку с набухшими венами, барабанившую по столу… Я не хотел ничего этого видеть, но был беззащитен против этих видений, все это застило мне глаза, как слишком яркий свет.

Наконец меня соединили с нужным номером. Я попросил профессора.

– Сожалею, – сказала сестра. – Профессор Жаффе уже ушел.

На минуту сердце мое перестало биться, а потом вдруг застучало, как молот под рукой кузнеца.

– А где он? Мне срочно нужно поговорить с ним.

– Я не знаю, куда он пошел. Может быть, снова в клинику.

– Пожалуйста, позвоните туда. Я подожду. У вас ведь есть другой аппарат.

– Минутку.

Снова врубился гул в беспросветной тьме, прорезаемой тонким металлическим звуком. Я вздрогнул: совсем рядом, в накрытой клетке, вдруг защелкала канарейка. Снова послышался голос сестры:

– Профессор Жаффе уже ушел из клиники.

– Куда?

– Сударь, этого я не знаю.

Это конец. Я прислонился к стене.

– Алло! – произнесла сестра. – Вы еще здесь?

– Да. Послушайте, сестра, вы не знаете, когда он вернется?

– Этого не знает никто.

– Разве он этого не сообщает? А должен бы. Ведь если что случится и он срочно понадобится…

– В его клинике всегда есть дежурный врач.

– А вы не могли бы позвать… – Нет, это не имело смысла, ведь он ничего не знает. – Ладно, сестра, – сказал я, чувствуя смертельную усталость, – если придет профессор Жаффе, попросите его немедленно позвонить сюда. – Я назвал номер. – Только прошу вас, сестра, пусть позвонит сразу же!

– Сударь, можете на меня положиться. – Она повторила номер и повесила трубку.

Я остался один. Покачивающиеся головы, лысина, брошка, вся комната рядом превратилась в блестящий резиновый шар, который раскачивался, как маятник. Я сбросил оцепенение. Делать здесь больше нечего. Надо только сказать этим людям, чтобы меня позвали, когда позвонят. Но я все не решался выпустить из рук телефон. Он был для меня теперь как спасательный круг. И вдруг меня осенило. Я снова поднял трубку и назвал номер Кестера. Он должен быть дома. Ведь иного выхода не было.

И вот из густого варева ночи выплыл спокойный голос Кестера. Я и сам сразу успокоился и рассказал ему все. Я чувствовал, что, слушая, он записывает.

– Хорошо, – сказал он, – я немедленно выезжаю на поиски. Я позвоню. Не волнуйся. Я найду его.

Пронесло. Пронесло ли? Но мир успокоился. Призрак исчез. Я побежал обратно.

– Ну как? – спросил врач. – Дозвонились?

– Нет, – ответил я, – но я дозвонился до Кестера.

– Кестер? Его я не знаю. Что он сказал? Как он ее лечил?

– Лечил? Нет, он ее не лечил. Кестер его ищет.

– Кого?

– Жаффе.

– Мой Бог. А кто этот Кестер?

– Ах да, простите. Кестер – мой друг. Он ищет профессора Жаффе. До которого я не дозвонился.

– Жаль, – сказал врач и снова повернулся к Пат.

– Он его найдет, – сказал я. – Если только он жив, он его найдет.

Врач посмотрел на меня так, как будто я спятил. И пожал плечами.

Тусклый свет лампы рассеивался по комнате. Я спросил, не могу ли помочь. Врач покачал головой. Я выглянул в окно. Пат захрипела. Я закрыл окно и стал в дверях. Я наблюдал за дорогой.

Вдруг раздались крики:

– Телефон! Телефон!

Я повернулся к врачу.

– Телефон. Пойти мне?

Врач вскочил.

– Нет, я пойду сам. Я расспрошу его лучше. Останьтесь здесь. Ничего не предпринимайте. Я сразу вернусь.

Я сел к Пат на постель.

– Пат, – тихо сказал я. – Мы с тобой. Мы сделаем все. С тобой ничего не случится. Не может ничего случиться. Профессор уже позвонил. Сейчас он нам все скажет. А завтра наверняка приедет и сам. Он тебе поможет. И ты выздоровеешь. Почему же ты никогда не говорила мне о том, что еще больна? А кровь – это не страшно, Пат. Мы дадим тебе новую. Кестер разыскал профессора. Теперь все в порядке, Пат.

Врач вернулся.

– Это был не профессор…

Я встал.

– Это был ваш друг. Ленц.

– Кестер его не нашел?

– Нашел. Жаффе дал ему указания. Ленц продиктовал мне их по телефону. Совершенно чисто, без единой ошибки. Он что, врач, ваш друг Ленц?

– Нет. Но хотел стать врачом. А что же Кестер?

Врач посмотрел на меня.

– Ленц сказал, что Кестер несколько минут назад выехал сюда. Вместе с профессором.

Я прислонился к стене.

– Отто! – только и смог я сказать.

– Да, – добавил врач, – это единственное, в чем ваш друг ошибся. Он сказал, что через два часа они будут здесь. Я знаю эту трассу. При самой быстрой езде им понадобится не меньше трех часов. Никак не меньше…

– Доктор, – ответил я. – В этом вы можете не сомневаться. Если он сказал два часа, то через два часа он будет здесь.

– Это невозможно. Дорога часто петляет, а сейчас ночь.

– Вот увидите, – сказал я.

– Как бы там ни было… если он все-таки будет здесь… это самое лучшее.

Изнемогая от нетерпения, я вышел на улицу. Стлался туман. Вдали шумело море. С деревьев капало. Я огляделся. И вдруг почувствовал, что я больше не одинок. Где-то на юге, за горизонтом, гудел мотор. За туманами по бледно мерцающим дорогам мчалась помощь, фары выбрасывали снопы света, шины свистели, а две руки железной хваткой держали баранку, два глаза буравили темноту, то были холодные, уверенные глаза, глаза моего друга…

* * *

Потом Жаффе рассказал мне, как все было.

Сразу после разговора со мной Кестер позвонил Ленцу и сказал, чтобы тот был наготове. Потом он слетал в мастерскую за «Карлом» и помчался с Ленцем в клинику. Дежурная сестра высказала предположение, что профессор отправился ужинать. Она назвала Кестеру несколько ресторанов, в которых он мог быть. Кестер отправился на поиски. Он носился по городу, не обращая внимания на дорожные знаки, а также на трели полицейских. «Карл» метался в потоке машин, как норовистый конь. В четвертом по счету ресторане Кестер отыскал профессора. Жаффе сразу все понял. Оставив ужин, он вышел с Кестером. Они поехали к нему на квартиру, чтобы взять нужные вещи. Это был единственный участок пути, который Кестер преодолел хотя и быстро, но не в сумасшедшем темпе. Он не хотел пугать врача прежде времени. По дороге профессор спросил, где Пат находится. Кестер назвал местечко километрах в сорока. Важно было не выпустить профессора из машины. Остальное уж как-нибудь уладится. Собирая свой саквояж, Жаффе объяснял Ленцу, что нужно передать по телефону. Затем он сел с Кестером в машину.

– Это опасно? – спросил Кестер.

– Да, – сказал Жаффе.

И в то же мгновение «Карл» превратился в белый призрак, вихрем полетевший по дороге. Он обгонял всех, вылетая подчас двумя колесами на тротуары, мчась в поисках кратчайшего пути из города в запрещенном направлении по улицам с односторонним движением.

– Да вы с ума сошли! – воскликнул профессор, когда Кестер метнулся наперерез автобусу, едва не задев его высокий бампер. На мгновение Отто сбавил газ, но потом мотор опять взревел на полную мощь.

– Да не гоните вы так машину, – вскричал врач, – что это нам даст, если мы попадем в аварию?

– Мы не попадем в аварию.

– Если вы не сбавите скорость, это случится через две минуты.

Кестер бросил машину в обгон трамвая с левой стороны.

– Мы не попадем в аварию.

Впереди была длинная прямая улица. Кестер посмотрел на врача.

– Я и сам отлично понимаю, что должен доставить вас целым и невредимым. Положитесь на меня, все будет в порядке.

– Но к чему эта бешеная гонка? Так мы выиграем лишь несколько минут.

– Нет, – сказал Кестер, увильнув от груженного камнем грузовика, – нам предстоит проделать еще двести сорок километров.

– Что?

– Да, двести сорок. – «Карл» прошмыгнул между почтовой машиной и автобусом. – Я не хотел говорить вам этого сразу.

– Это не имело значения, – проворчал Жаффе, – я не отмеряю свою помощь по километровому счетчику. Поезжайте на вокзал. По железной дороге мы доберемся скорее.

– Нет. – Кестер уже выскочил в предместье, и ветер срывал слова с его губ. – Я узнавал… Поезд идет слишком поздно…

Он снова посмотрел на Жаффе, и, видимо, врач прочел на его лице что-то такое, что заставило его сказать:

– Ну, помогай вам Бог… Ваша приятельница?

Кестер покачал головой. Он не произнес больше ни слова. Он уже миновал огороды с садовыми домиками и вырвался на шоссе. Теперь можно было развить предельную скорость. Врач съежился на сиденье. Кестер протянул ему свой кожаный шлем.

«Карл» непрерывно сигналил. Леса отбрасывали назад его рев. Даже в деревнях Кестер сбавлял скорость только при крайней необходимости. Грохот не стесненного глушителем мотора ударялся в стены проносившихся мимо домов, громко хлопавших в ответ, как полотнища на ветру; обдав их на миг мертвенным светом фар, машина летела дальше в ночь, выхватывая из тьмы новые дали.

Шины визжали, шипели, выли, свистели – мотор отдавал теперь все, на что был способен. Кестер весь вытянулся вперед, его тело превратилось в одно огромное ухо, в некий фильтр, просеивающий и грохот, и посвист внутри и снаружи, чутко улавливающий малейший шорох, любой подозрительный скрежет и скрип, чреватый аварией, смертью.

На глинистом и размокшем участке дороги машина заюлила, стала раскачиваться. Кестер вынужден был сбавить темп. Зато он еще более круто стал нырять в повороты. Он вел машину уже не головой, а одним голым инстинктом. Фары высвечивали повороты только наполовину. Нырять поэтому приходилось в кромешную тьму. Кестер включил прожектор-искатель, но его луч был узковат. Врач помалкивал. Внезапно воздух перед фарами стал двоиться, расслаиваться, окрашиваться в бледно-серебристый цвет, окутываться дымкой. То был единственный раз за весь путь, когда Жаффе услышал, что Кестер выругался. Минуту спустя они окунулись в густой туман.

Кестер переключил фары на ближний свет. Словно обернутые ватой, они теперь плавали в сплошном молоке, где как призраки мелькали расплывчатые очертания столбов и деревьев; от шоссе ничего не осталось, на нем царили его величество авось и случай, да еще отчаянный рев мотора и то набегавшие, то исчезавшие тени.

Когда они минут через десять выбрались из этой полосы, Кестера было не узнать: он осунулся на глазах. Взглянув на Жаффе, он что-то пробормотал. Потом снова дал полный газ и снова прильнул к рулю, вглядываясь вперед холодными и уверенными глазами…

Как свинец плавилась в воздухе липкая духота.

– Еще не прекратилось? – спросил я.

– Нет, – ответил врач.

Пат взглянула в мою сторону. Я постарался улыбнуться ей. Получилась гримаса.

– Еще полчаса, – сказал я.

Врач поднял глаза.

– Еще полтора часа, а то и все два. Дождь идет.

Капли дождя с тихим звоном стучали по листьям кустов и деревьев. Я смотрел в сад ничего не видящими глазами. Давно ли мы вставали с Пат ночью, забирались в резеду и левкои, и Пат напевала детские песенки. Давно ли Пат проворным зверьком бегала здесь меж кустов по белеющей от луны дорожке…

Я в сотый раз вышел в сад. Делать там было нечего, и я знал это, но так ожидание становилось менее невыносимым. В воздухе висел туман. Я проклинал его, я знал, каково приходится Кестеру. В белом мареве вскрикнула птица.