Цитаты из книги «Тени в раю»

– А я несчастна. И в душе у меня пусто! И я сентиментальна. И все время обжигаюсь. Вам это непонятно? – Понятно. – Это случается и с немцами? – Случалось. Раньше. – И с вами тоже? К столу подошел официант. – Шофер спрашивает, может ли он заказать порцию мороженого, ванильного и шоколадного. – Две порции, – сказал я. – Все из вас надо вытягивать, – нетерпеливо произнесла Наташа. – Можем мы, наконец, поговорить разумно? Вы тоже несчастны? – Не знаю. Счастье – это такое расплывчатое понятие.

– А как вы думаете избежать этого? – спросил я. – Уйти в монастырь? Она сделала нетерпеливый жест. – От самой себя не убежишь.

Я посмотрел на нее: – Думаю, вы не очень нуждаетесь в советах. – Мне их нужно бесконечно много. Но они для меня бесполезны. Я делаю все наоборот. Я не хочу быть несчастной и тем не менее я несчастна. Я не хочу быть одинокой и тем не менее я одинока. Теперь вы смеетесь. Думаете, что у меня много знакомых. Это правда. Но и другое тоже правда.

Я обнял ее и поцеловал, ожидая, что она с гневом оттолкнет меня. Но этого не произошло. Она только посмотрела на меня странным, спокойным взглядом, постояла немного и молча вошла в дом.

– Правда? Это не вызывает у вас печальных воспоминаний? – Видите ли, многое зависит от индивидуального восприятия. В конце концов, все воспоминания печальны, ибо они связаны с прошлым.

В Наташе было что-то кошачье-веселое и вместе с тем печальное. И личико у нее было маленькое, с серыми глазами под густой копной волос. – Давайте сразу и начнем, – сказала она. – У меня несчастная любовь, я во всем разочарована, одинока, нуждаюсь в утешении, ни о чем не хочу больше слышать и не знаю, для чего живу. Хватит для начала. – Она сделала большой глоток и выжидающе посмотрела на меня.

После того как улетучивается первое, поверхностное чувство защищенности и ты перестаешь играть сам с собою в прятки и вести страусову политику, тебя настигает опасность. Она тем больше, чем защищенней чувствует себя человек. Завидую тем, кто, подобно неунывающим муравьям, сразу же после грозы начинает строить заново, вить гнездышко, строить собственное дело, семью, будущее. Самой большой опасности подвергаются люди, которые ждут.

имя и живу по паспорту умершего. Напротив, это казалось в порядке вещей.

Призывы, брошенные в пустоту, да к тому же в годы тотального безразличия, вслед за которыми настала эпоха полной бесчеловечности – война, когда и гестапо, и полиция, а нередко и жандармы делали общее дело: охотились за нами, изгоями.

– Нет, – сказал Кан спокойно. – Так считалось до восемнадцатого года. С тридцать третьего известно, что это не так. Культура – тонкий пласт, ее может смыть обыкновенный дождик. Этому научил нас немецкий народ – народ поэтов и мыслителей. Он считался высокоцивилизованным. И сумел перещеголять Аттилу и Чингисхана, с упоением совершив мгновенный поворот к варварству.