Отзывы на книги автора «Эрих Мария Ремарк»

Вот уж не думала, что назову этот роман лучшим у Эриха Ремарка. Но он лучший. Даже пронзительнейшая работа «На Западном фронте без перемен», невообразимо трогательные «Три товарища» и печальная «Триумфальная арка» не могут сравниться с силой и глубиной «Искры жизни». Это, можно сказать, вершина творчества писателя.

Ремарк, в принципе, не самый гостеприимный и добрый автор. Но в «Искре жизни», кажется, он просто ненавидит своих читателей. Он всячески старался, чтобы благополучный читатель мучился – и читатель действительно мучается, ибо невозможно иначе читать подробнейшие (до тошноты) описания лагерного голода, унижений и издевательств. Эту книгу ни в коем случае нельзя читать, если у вас депрессия, так как обещанная «искра» окажется скорее миражом и даже долгожданный хеппи-энд не оставляет после себя ничего, кроме бессильной тоски по убежавшим в неизвестное годам.

Ремарк решил рассказать о старейших узниках нацистских концлагерей. Хотя события «Искры…» развиваются весной 1945 г., т.е. накануне падения нацистского режима, в главных героях у Ремарка люди, которые провели в лагерях по 8-10, а то и все 12 лет. Это самые первые жертвы тоталитарного режима. К сожалению, Ремарк лишь вскользь касается их прошлого, так как прошлое в самом лагере перестало что-либо значить. Не касается он и того, как выживали эти люди в самые тяжелые годы, как вообще умудрились дожить до своего освобождения. Человек, конечно, та еще скотинка и привыкает к самым отвратительным условиям, но десятилетнее выживание в нацистском лагере… это почти на грани фантастики.

А сейчас немножко истории и статистики.

Лагеря в Германии успешно работали аж с 1933 г. Первый лагерь, Дахау, появился уже через несколько месяцев после прихода Гитлера к власти. Обычным гражданам объясняли, что лагеря эти – для перевоспитания «неблагонадежных элементов» (и что там хорошо кормят, не бьют и вообще почти курорт). Но оказаться на «бесплатном курорте» мало кто хотел. Тем не менее, если взглянуть на статистику по германским лагерям, то можно обнаружить впечатляющие цифры. С 1933 по 1945 гг. через концлагеря прошло 3,5 миллионов немецких граждан (без учета немецких евреев). Около 80% заключенных были политическими (антифашисты разного оттенка), остальные – пацифисты, религиозные деятели, гомосексуалы, меньше – уголовники. Это 4,6% от всего германского (и австрийского) населения. Из них погибло более 500 тысяч, но большинство смогло пережить годы заключения и попасть в мирную послевоенную жизнь.

«Живучесть» немецких заключенных объясняется, в первую очередь, тем, что не было плана на их полное уничтожение. Газовые камеры и крематории и так были загружены, нужно было поскорее уничтожить всех евреев. Оттого своих, немцев, нацисты отодвинули на неопределенный срок. Но условия заключения у немцев не отличались от условий узников иных национальностей. Собственно, «Искра жизни» именно о том, как несчастных заключенных-немцев уничтожали их же соотечественники.

Героев много, но главный – Фридрих Коллер, он же Пятьсот девятый. Один из старейших узников. До Гитлера он был редактором антифашистской газеты, за что и загремел на десять лет в лагерь. Его окружают такие же замученные «старики», которые озабочены только поиском пропитания и выживанием. Работают они на износ, кормят их от случая к случаю. Через находчивого, как все евреи, Лео Лебенталя они получают дополнительную еду, но и Лебенталь не всесилен (честно, я восхищаюсь способностью этих людей договариваться и даже дружить в таких условиях). Эсэсовцам, в принципе, нечем заняться, оттого они вечно творят какую-то дичь. Наделенные полномочиями заключенные тоже звереют и, позабыв о солидарности, измываются над остальными узниками. Все настолько отвратительно, что просто не понимаешь, как герои не свихнулись от такой жизни.

Надеждой они загораются, узнав, что нацисты проигрывают войну и вот-вот их освободят союзники. Долго жившие животной жизнью, от одного куска хлеба до другого, они словно бы просыпаются. Впервые за десять лет начинаются разговоры о свободе и человеческом достоинстве. А затем зреет решение: дать отпор своим мучителям, самим освободить лагерь и так уже ждать союзников.

Поскольку все знают историю Второй мировой, «Искру жизни» невозможно проспойлерить. Начиная читать, ты уже знаешь, что все закончится хорошо. И все же, пока доберешься до этого «хорошо»… Жестокость Ремарка местами просто поражает. К смертям и издевательствам в его книге не привыкаешь. Ужасы наслаиваются друг на друга, но в финале все равно станет максимально больно. Ремарк умудряется «бить» тебя даже безобидными сценами со свиданиями возлюбленных через проволоку. Добавляет и пессимизм Ремарка: человечество он считает испорченным, необъяснимо злым, даже жертвы репрессий не учатся на чужих ошибках. Так, примечателен разговор главного героя с коммунистом-заключенным:

«– Дело в том, что ты все еще опасен. Но пытать тебя мы бы не стали.
…
– Мы посадили бы тебя в тюрьму и заставили работать. Или поставили бы к стенке.
– Это утешительно. Именно так я всегда представлял себе ваш золотой век.
– Зря иронизируешь. Ты же знаешь, что без принуждения никак нельзя. Поначалу принуждение – это оборона. Позже необходимость в нем отпадет.
– Не думаю, – возразил Пятьсот девятый. – В нем нуждается любая тирания. И с каждым годом все больше, не меньше. Такова ее судьба. И неизменный крах… И вас постигнет такая же судьба...
– Свои войны мы не проиграем. Мы их ведем по-другому. Изнутри».

Столько испытавший в лагере человек искренне готов поддержать схожее насилие – но уже против других невинных, которых отчего-то считает своими антагонистами. Таких ничто не исправит, считает Ремарк.

Писатель хочет быть добрым к своим героям. Но Ремарк не может удержаться от честности (а нужна ли она в такой момент?). Нацистский режим пал. Заключенные обрели свободу. Но идти им некуда. Их дома ограблены и разрушены, близкие убиты, в этом послевоенном мире они никому не нужны. Свобода всегда лучше неволи. Но уходят бывшие узники в пустоту. У них осталась только память – ничего больше. И это действительно страшно.

«…Мы не вправе забывать. Однако мы не должны делать из этого культ. Иначе мы навсегда останемся в тени этих проклятых сторожевых башен».

В очередном прочитанном мной романе автора «Возлюби ближнего своего» говорится о тяжелом послевоенном времени, когда власть Германии сменилась и начались гонения евреев. Кто, если не Ремарк, может описать события тех лет с таким надрывом, с такой искренностью? (Конечно же, с учетом художественности данного произведения).
⠀
Очень реалистично показана атмосфера того времени. Евреи перестают быть людьми: их выгоняют с работы, лишают всех прав, высылают в другие страны, отбирают документы, кроме того насмехаются и издеваются над ними. На каждом шагу опасность, доносы, предательства.
⠀
Что оставалось людям? Конечно же эмигрировать! Менять страны, как перчатки, желая вновь почувствовать себя людьми. С правами и возможностями.
⠀
Ремарк не был бы Ремарком, если бы среди всемирного хаоса не показал людей, не утративших способность любить и дружить, верить и надеяться, бороться и побеждать. А сколько добра в этой книге. Взаимовыручка и сострадание людей вызвала море восхищения.
⠀
Из всего прочитанного мной у автора, эта книга оставила пока самое светлое впечатление.

Это был уже шестой роман Ремарка в моем читательском багаже, и первый, которому я поставил не традиционную "пятерку", а на балл меньше. Причина не столько в Ремарке, сколько во мне самом, в моём восприятии, просто мне показалось, что автор в какой-то степени повторяется, теперь уже на новом витке той же самой спирали.

Два самых харизматичных писателя середины ХХ века - Ремарк и Хемингуэй - стали самыми пронзительными исследователями темы жизни и смерти, и сопровождающей их любви. Хэм был брутальнее, Ремарк - изысканнее, я даже не могу сказать, чье видение мне ближе, наверное, моё собственное восприятие плавает где-то посередине, временами подплывая к американскому берегу, временами к немецкому. И все же, чаще это немецкий берег - берег Ремарка.

Но "Жизнь взаймы" мне, как я уже сказал выше, показалась вариацией уже когда-то сказанного автором, здесь есть отзвуки "Трех товарищей" и "Триумфальной арки", и "Время жить и время умирать" тоже в какой то степени. Но, может это и правильно, автор остается верен себе и продолжает все глубже исследовать волнующую его тему.

Не буду рассуждать о перипетиях сюжета, о них много сказано в отзывах других рецензентов, скажу о том, что, как мне показалось, главное в этом романе. Ремарк исследует отношение к жизни, я увидел четырех носителей разного отношения.

Восьмидесятилетний дядюшка Лилиан - Гастон - носитель самого пресного и часто встречающегося стиля жизни, а следовательно и отношения к ней. Он никогда не наслаждался жизнью, она всегда представала для него в каком-то варианте завтрашнего дня - завтра я устроюсь на новую работу, завтра вырастут дети, завтра я накоплю нужную мне сумму, и начну жить. А не получается, потому что главное - не то, на что он настраивается, а само отношение к жизни, как к чему-то, что никогда не кончится, что имеет завтрашний и послезавтрашний день. Недаром он самый старый из выделенной мной четверки, и именно у него впереди больше дней, чем у остальных. Это тусклые и неяркие дни, дни без ощущения того, что живешь, дни существования ради дальнейшего существования, и когда придет смерть, а она придет в любом случае, Гастон осознает, если успеет, что он так и не начал жить.

Второй - наш соотечественник Борис Волков, это человек знающий что такое жизнь, умеющий получать удовольствие, но и умеющий пережидать трудные времена, отказываясь от яркой и сочной стороны жизни ради спасения и выживания. Он в большей степени стратег, он пытается привить свое отношение и Лилиан, но его прагматизм и душевная черствость, может быть, последняя - в первую очередь, заставляют её искать более созвучного её отношению партнера, и она находит его в случайно заехавшем в санаторий гонщике Клерфэ.

У Клерфэ свое отношение к жизни, это - жизнь сегодняшним днем, получая всё здесь и сейчас - эмоции и ощущения, но в режиме той же обманчивой "бесконечности", в которой существует дядюшка Гастон. Клерфэ здоров, силен, уверен в себе, нуждается в мощном притоке адреналина, постоянно удовлетворяя эту свою потребность. Он, в отличие от Бориса, готов рисковать, потому что уверен, что удача на его стороне, и он везунчик. Показательна в этом отношении сцена в казино, и показательно, что нечто подобное за несколько лет до того происходило в этом же казино с Борисом, который тоже мог похвалиться невероятным везением. Это говорит о том, что Борис когда-то тоже жил сегодняшним днем, когда жизнь казалась ему бесконечной, но когда он серьезно заболел, отношение изменилось.

Наконец, главная героиня - Лилиан. Она носительница самого яркого отношения к жизни - ощущение каждого дня как последнего; если ты что-то упустишь сегодня, ты упустишь это навсегда, поэтому нужно всё успеть и всё попробовать, потому что завтра просто может не наступить. Производить впечатление, фальшивить, манерничать - на это у неё нет ни времени, ни желания. Близкая и неизбежная смерть позволяет ей отбросить мишуру повседневности и оставаться естественной, жадно впитывая эмоции, ощущения и события. Выбирая между Волковым и Клерфэ, она выбрала последнего, потому что он мог помочь ей насытиться бытием, приобщить к настоящей жизни, провести через тоннель, который "сдирал" с Лилиан прошлое.

Неожиданная, на первый взгляд, смерть Клерфэ не выглядит таковой в контексте романа, есть ощущение, что нечто подобное должно было случиться неизбежно. Смерть не подчиняется отношению человека к ней, будучи проявлением неисповедимости путей Господних, она приходит и к тем, кто готовится к ней, и к тем, кто её не ждёт. В этом отношении смерть и любовь на равных, как пелось в старой песне: "любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждешь", также и смерть, какой-либо справедливостью здесь даже не пахнет.

Смерть Клерфэ должна была бы только усилить стремление Лилиан наслаждаться новыми проявлениями жизни, но она успела по-настоящему полюбить брутального гонщика, До какого-то момента она сама не понимала, что любит, но теперь к ней пришло осознание, что жизнь имеет настоящую ценность только, если в ней присутствует любовь. Потеряв любимого человека, она возвращается в санаторий, чтобы тихо угаснуть, зато зная теперь, что такое жизнь и любовь.

Это был уже шестой роман Ремарка в моем читательском багаже, и первый, которому я поставил не традиционную "пятерку", а на балл меньше. Причина не столько в Ремарке, сколько во мне самом, в моём восприятии, просто мне показалось, что автор в какой-то степени повторяется, теперь уже на новом витке той же самой спирали.

Два самых харизматичных писателя середины ХХ века - Ремарк и Хемингуэй - стали самыми пронзительными исследователями темы жизни и смерти, и сопровождающей их любви. Хэм был брутальнее, Ремарк - изысканнее, я даже не могу сказать, чье видение мне ближе, наверное, моё собственное восприятие плавает где-то посередине, временами подплывая к американскому берегу, временами к немецкому. И все же, чаще это немецкий берег - берег Ремарка.

Но "Жизнь взаймы" мне, как я уже сказал выше, показалась вариацией уже когда-то сказанного автором, здесь есть отзвуки "Трех товарищей" и "Триумфальной арки", и "Время жить и время умирать" тоже в какой то степени. Но, может это и правильно, автор остается верен себе и продолжает все глубже исследовать волнующую его тему.

Не буду рассуждать о перипетиях сюжета, о них много сказано в отзывах других рецензентов, скажу о том, что, как мне показалось, главное в этом романе. Ремарк исследует отношение к жизни, я увидел четырех носителей разного отношения.

Восьмидесятилетний дядюшка Лилиан - Гастон - носитель самого пресного и часто встречающегося стиля жизни, а следовательно и отношения к ней. Он никогда не наслаждался жизнью, она всегда представала для него в каком-то варианте завтрашнего дня - завтра я устроюсь на новую работу, завтра вырастут дети, завтра я накоплю нужную мне сумму, и начну жить. А не получается, потому что главное - не то, на что он настраивается, а само отношение к жизни, как к чему-то, что никогда не кончится, что имеет завтрашний и послезавтрашний день. Недаром он самый старый из выделенной мной четверки, и именно у него впереди больше дней, чем у остальных. Это тусклые и неяркие дни, дни без ощущения того, что живешь, дни существования ради дальнейшего существования, и когда придет смерть, а она придет в любом случае, Гастон осознает, если успеет, что он так и не начал жить.

Второй - наш соотечественник Борис Волков, это человек знающий что такое жизнь, умеющий получать удовольствие, но и умеющий пережидать трудные времена, отказываясь от яркой и сочной стороны жизни ради спасения и выживания. Он в большей степени стратег, он пытается привить свое отношение и Лилиан, но его прагматизм и душевная черствость, может быть, последняя - в первую очередь, заставляют её искать более созвучного её отношению партнера, и она находит его в случайно заехавшем в санаторий гонщике Клерфэ.

У Клерфэ свое отношение к жизни, это - жизнь сегодняшним днем, получая всё здесь и сейчас - эмоции и ощущения, но в режиме той же обманчивой "бесконечности", в которой существует дядюшка Гастон. Клерфэ здоров, силен, уверен в себе, нуждается в мощном притоке адреналина, постоянно удовлетворяя эту свою потребность. Он, в отличие от Бориса, готов рисковать, потому что уверен, что удача на его стороне, и он везунчик. Показательна в этом отношении сцена в казино, и показательно, что нечто подобное за несколько лет до того происходило в этом же казино с Борисом, который тоже мог похвалиться невероятным везением. Это говорит о том, что Борис когда-то тоже жил сегодняшним днем, когда жизнь казалась ему бесконечной, но когда он серьезно заболел, отношение изменилось.

Наконец, главная героиня - Лилиан. Она носительница самого яркого отношения к жизни - ощущение каждого дня как последнего; если ты что-то упустишь сегодня, ты упустишь это навсегда, поэтому нужно всё успеть и всё попробовать, потому что завтра просто может не наступить. Производить впечатление, фальшивить, манерничать - на это у неё нет ни времени, ни желания. Близкая и неизбежная смерть позволяет ей отбросить мишуру повседневности и оставаться естественной, жадно впитывая эмоции, ощущения и события. Выбирая между Волковым и Клерфэ, она выбрала последнего, потому что он мог помочь ей насытиться бытием, приобщить к настоящей жизни, провести через тоннель, который "сдирал" с Лилиан прошлое.

Неожиданная, на первый взгляд, смерть Клерфэ не выглядит таковой в контексте романа, есть ощущение, что нечто подобное должно было случиться неизбежно. Смерть не подчиняется отношению человека к ней, будучи проявлением неисповедимости путей Господних, она приходит и к тем, кто готовится к ней, и к тем, кто её не ждёт. В этом отношении смерть и любовь на равных, как пелось в старой песне: "любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждешь", также и смерть, какой-либо справедливостью здесь даже не пахнет.

Смерть Клерфэ должна была бы только усилить стремление Лилиан наслаждаться новыми проявлениями жизни, но она успела по-настоящему полюбить брутального гонщика, До какого-то момента она сама не понимала, что любит, но теперь к ней пришло осознание, что жизнь имеет настоящую ценность только, если в ней присутствует любовь. Потеряв любимого человека, она возвращается в санаторий, чтобы тихо угаснуть, зато зная теперь, что такое жизнь и любовь.

Безнадежность. Невероятная безнадежность охватывает, когда читаешь эту книгу. Доходишь почти до депрессии, так что хочется лечь носом в стенку и ни о чём не думать.
Я понимаю, почему Ремарка нужно читать в молодости. Когда многого ещё не знаешь о людях, о жизни и об истории. Тогда финал кажется светлым, и можно радоваться за единицы уцелевших, а не скорбеть по миллионам погибших. А так читаешь, и разве что волосы на голове не шевелятся от ужаса: если в тридцать пятом всё было настолько плохо, то что же было дальше? То есть, что было, как раз известно: печи Освенцима, и от того ужас становится почти животным. Как во сне, когда тебя вот-вот захлестнёт огромная волна, и спастись нет никакой возможности.
Понятно, что пафос Ремарка прямо противоположный: жизнь продолжается несмотря ни на что. В этой жизни время от времени встречаются хорошие люди и происходят удивительные совпадения. И всегда есть шанс на спасение. По-своему Ремарк сказочник и оптимист не меньший, чем, скажем, Фэнни Флэгг. Отчего же так нехорошо на душе? Не от того ли, что национальная карта всё чаще разыгрывается в нашей стране, «стране, победившей фашизм»? Всё чаще я слышу пресловутое «понаехали» от внешне вполне вменяемых людей, всё противнее читать предвыборные программы некоторых кандидатов, да о чём говорить, полугода не прошло, как у меня на глазах на человека напали в метро вооруженные ублюдки только потому, что их не устроила его национальность.
Эта книга – крик. Эта книга – предупреждение. Только роль Кассандры неблагодарна, и, боюсь, предупреждение опять не будет услышано. На дворе двадцать первый век. В России опять ищут врагов. Кавказцы, геи, кто следующий?

Это был уже шестой роман Ремарка в моем читательском багаже, и первый, которому я поставил не традиционную "пятерку", а на балл меньше. Причина не столько в Ремарке, сколько во мне самом, в моём восприятии, просто мне показалось, что автор в какой-то степени повторяется, теперь уже на новом витке той же самой спирали.

Два самых харизматичных писателя середины ХХ века - Ремарк и Хемингуэй - стали самыми пронзительными исследователями темы жизни и смерти, и сопровождающей их любви. Хэм был брутальнее, Ремарк - изысканнее, я даже не могу сказать, чье видение мне ближе, наверное, моё собственное восприятие плавает где-то посередине, временами подплывая к американскому берегу, временами к немецкому. И все же, чаще это немецкий берег - берег Ремарка.

Но "Жизнь взаймы" мне, как я уже сказал выше, показалась вариацией уже когда-то сказанного автором, здесь есть отзвуки "Трех товарищей" и "Триумфальной арки", и "Время жить и время умирать" тоже в какой то степени. Но, может это и правильно, автор остается верен себе и продолжает все глубже исследовать волнующую его тему.

Не буду рассуждать о перипетиях сюжета, о них много сказано в отзывах других рецензентов, скажу о том, что, как мне показалось, главное в этом романе. Ремарк исследует отношение к жизни, я увидел четырех носителей разного отношения.

Восьмидесятилетний дядюшка Лилиан - Гастон - носитель самого пресного и часто встречающегося стиля жизни, а следовательно и отношения к ней. Он никогда не наслаждался жизнью, она всегда представала для него в каком-то варианте завтрашнего дня - завтра я устроюсь на новую работу, завтра вырастут дети, завтра я накоплю нужную мне сумму, и начну жить. А не получается, потому что главное - не то, на что он настраивается, а само отношение к жизни, как к чему-то, что никогда не кончится, что имеет завтрашний и послезавтрашний день. Недаром он самый старый из выделенной мной четверки, и именно у него впереди больше дней, чем у остальных. Это тусклые и неяркие дни, дни без ощущения того, что живешь, дни существования ради дальнейшего существования, и когда придет смерть, а она придет в любом случае, Гастон осознает, если успеет, что он так и не начал жить.

Второй - наш соотечественник Борис Волков, это человек знающий что такое жизнь, умеющий получать удовольствие, но и умеющий пережидать трудные времена, отказываясь от яркой и сочной стороны жизни ради спасения и выживания. Он в большей степени стратег, он пытается привить свое отношение и Лилиан, но его прагматизм и душевная черствость, может быть, последняя - в первую очередь, заставляют её искать более созвучного её отношению партнера, и она находит его в случайно заехавшем в санаторий гонщике Клерфэ.

У Клерфэ свое отношение к жизни, это - жизнь сегодняшним днем, получая всё здесь и сейчас - эмоции и ощущения, но в режиме той же обманчивой "бесконечности", в которой существует дядюшка Гастон. Клерфэ здоров, силен, уверен в себе, нуждается в мощном притоке адреналина, постоянно удовлетворяя эту свою потребность. Он, в отличие от Бориса, готов рисковать, потому что уверен, что удача на его стороне, и он везунчик. Показательна в этом отношении сцена в казино, и показательно, что нечто подобное за несколько лет до того происходило в этом же казино с Борисом, который тоже мог похвалиться невероятным везением. Это говорит о том, что Борис когда-то тоже жил сегодняшним днем, когда жизнь казалась ему бесконечной, но когда он серьезно заболел, отношение изменилось.

Наконец, главная героиня - Лилиан. Она носительница самого яркого отношения к жизни - ощущение каждого дня как последнего; если ты что-то упустишь сегодня, ты упустишь это навсегда, поэтому нужно всё успеть и всё попробовать, потому что завтра просто может не наступить. Производить впечатление, фальшивить, манерничать - на это у неё нет ни времени, ни желания. Близкая и неизбежная смерть позволяет ей отбросить мишуру повседневности и оставаться естественной, жадно впитывая эмоции, ощущения и события. Выбирая между Волковым и Клерфэ, она выбрала последнего, потому что он мог помочь ей насытиться бытием, приобщить к настоящей жизни, провести через тоннель, который "сдирал" с Лилиан прошлое.

Неожиданная, на первый взгляд, смерть Клерфэ не выглядит таковой в контексте романа, есть ощущение, что нечто подобное должно было случиться неизбежно. Смерть не подчиняется отношению человека к ней, будучи проявлением неисповедимости путей Господних, она приходит и к тем, кто готовится к ней, и к тем, кто её не ждёт. В этом отношении смерть и любовь на равных, как пелось в старой песне: "любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждешь", также и смерть, какой-либо справедливостью здесь даже не пахнет.

Смерть Клерфэ должна была бы только усилить стремление Лилиан наслаждаться новыми проявлениями жизни, но она успела по-настоящему полюбить брутального гонщика, До какого-то момента она сама не понимала, что любит, но теперь к ней пришло осознание, что жизнь имеет настоящую ценность только, если в ней присутствует любовь. Потеряв любимого человека, она возвращается в санаторий, чтобы тихо угаснуть, зато зная теперь, что такое жизнь и любовь.

Людвиг работает в конторе по продаже и установке могильных памятников вместе со своим другом Георгом Кролем. Больше, чем другом - бывшим однополчанином. В их саду есть небольшая выставка надгробий и один уродливый черный обелиск, который не удается продать уже двум поколениям Кролей. Неудачное вложение и символ времени, в котором они живут. Живут, любят, теряют, дерутся, пьют, пишут стихи. Поколение, чья жизнь попала между жерновами двух войн. Людвигу всего 25, но он чувствует себя глубоким старцем. Его юность была убита на фронте.

Из их окна виден соседний дом, там живет Лиза. Лиза – «знойная женщина, мечта поэта», жена мясника и шалунья. Рядом с этими окнами часто проходит гробовщик Вильке. Он иногда спит на рабочем месте (если повезет, то и не один), непосредственно в гробу, а с двенадцати до часу ночи боится призраков. Друзья помогают ему пережить этот час за разговорами и бутылкой пива. Ночью мимо промарширует старик Кнопф, его ежедневный обход пивных неизменно завершается около обелиска, от своей традиции его не отпугнет и кара господня, что уж говорить о людях. Утреннее солнце, заглядывая в окно Людвига, видит старый рояль и книжную полку. Кажется, что ему хочется задержаться здесь чуть подольше, только бы не видеть всего того, что готовит новый день: толпы истощенных инфляцией и голодом людей, нацистов, самоубийц, умерших от гриппа детей.

Ремарк велик и уникален.
«Черный обелиск» заключил в себе реквием по жизни и гимн ей же.

- Тогда почему ее не оставят в покое?
- Да, вот почему? - задумчиво повторяет Вернике. - Я тоже задаю себе нередко этот вопрос. Почему все же оперируют больных, о которых известно, что операция им не поможет? Вы хотели бы составить список этих почему? Он был бы очень велик, среди них будет и вопрос: почему вы не допиваете свой стакан и, наконец, не заткнетесь? И почему вы не ощущаете этой ночи, а лишь свой незрелый ум? Почему рассуждаете о жизни вместо того, чтобы ощущать её?

Это был уже шестой роман Ремарка в моем читательском багаже, и первый, которому я поставил не традиционную "пятерку", а на балл меньше. Причина не столько в Ремарке, сколько во мне самом, в моём восприятии, просто мне показалось, что автор в какой-то степени повторяется, теперь уже на новом витке той же самой спирали.

Два самых харизматичных писателя середины ХХ века - Ремарк и Хемингуэй - стали самыми пронзительными исследователями темы жизни и смерти, и сопровождающей их любви. Хэм был брутальнее, Ремарк - изысканнее, я даже не могу сказать, чье видение мне ближе, наверное, моё собственное восприятие плавает где-то посередине, временами подплывая к американскому берегу, временами к немецкому. И все же, чаще это немецкий берег - берег Ремарка.

Но "Жизнь взаймы" мне, как я уже сказал выше, показалась вариацией уже когда-то сказанного автором, здесь есть отзвуки "Трех товарищей" и "Триумфальной арки", и "Время жить и время умирать" тоже в какой то степени. Но, может это и правильно, автор остается верен себе и продолжает все глубже исследовать волнующую его тему.

Не буду рассуждать о перипетиях сюжета, о них много сказано в отзывах других рецензентов, скажу о том, что, как мне показалось, главное в этом романе. Ремарк исследует отношение к жизни, я увидел четырех носителей разного отношения.

Восьмидесятилетний дядюшка Лилиан - Гастон - носитель самого пресного и часто встречающегося стиля жизни, а следовательно и отношения к ней. Он никогда не наслаждался жизнью, она всегда представала для него в каком-то варианте завтрашнего дня - завтра я устроюсь на новую работу, завтра вырастут дети, завтра я накоплю нужную мне сумму, и начну жить. А не получается, потому что главное - не то, на что он настраивается, а само отношение к жизни, как к чему-то, что никогда не кончится, что имеет завтрашний и послезавтрашний день. Недаром он самый старый из выделенной мной четверки, и именно у него впереди больше дней, чем у остальных. Это тусклые и неяркие дни, дни без ощущения того, что живешь, дни существования ради дальнейшего существования, и когда придет смерть, а она придет в любом случае, Гастон осознает, если успеет, что он так и не начал жить.

Второй - наш соотечественник Борис Волков, это человек знающий что такое жизнь, умеющий получать удовольствие, но и умеющий пережидать трудные времена, отказываясь от яркой и сочной стороны жизни ради спасения и выживания. Он в большей степени стратег, он пытается привить свое отношение и Лилиан, но его прагматизм и душевная черствость, может быть, последняя - в первую очередь, заставляют её искать более созвучного её отношению партнера, и она находит его в случайно заехавшем в санаторий гонщике Клерфэ.

У Клерфэ свое отношение к жизни, это - жизнь сегодняшним днем, получая всё здесь и сейчас - эмоции и ощущения, но в режиме той же обманчивой "бесконечности", в которой существует дядюшка Гастон. Клерфэ здоров, силен, уверен в себе, нуждается в мощном притоке адреналина, постоянно удовлетворяя эту свою потребность. Он, в отличие от Бориса, готов рисковать, потому что уверен, что удача на его стороне, и он везунчик. Показательна в этом отношении сцена в казино, и показательно, что нечто подобное за несколько лет до того происходило в этом же казино с Борисом, который тоже мог похвалиться невероятным везением. Это говорит о том, что Борис когда-то тоже жил сегодняшним днем, когда жизнь казалась ему бесконечной, но когда он серьезно заболел, отношение изменилось.

Наконец, главная героиня - Лилиан. Она носительница самого яркого отношения к жизни - ощущение каждого дня как последнего; если ты что-то упустишь сегодня, ты упустишь это навсегда, поэтому нужно всё успеть и всё попробовать, потому что завтра просто может не наступить. Производить впечатление, фальшивить, манерничать - на это у неё нет ни времени, ни желания. Близкая и неизбежная смерть позволяет ей отбросить мишуру повседневности и оставаться естественной, жадно впитывая эмоции, ощущения и события. Выбирая между Волковым и Клерфэ, она выбрала последнего, потому что он мог помочь ей насытиться бытием, приобщить к настоящей жизни, провести через тоннель, который "сдирал" с Лилиан прошлое.

Неожиданная, на первый взгляд, смерть Клерфэ не выглядит таковой в контексте романа, есть ощущение, что нечто подобное должно было случиться неизбежно. Смерть не подчиняется отношению человека к ней, будучи проявлением неисповедимости путей Господних, она приходит и к тем, кто готовится к ней, и к тем, кто её не ждёт. В этом отношении смерть и любовь на равных, как пелось в старой песне: "любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждешь", также и смерть, какой-либо справедливостью здесь даже не пахнет.

Смерть Клерфэ должна была бы только усилить стремление Лилиан наслаждаться новыми проявлениями жизни, но она успела по-настоящему полюбить брутального гонщика, До какого-то момента она сама не понимала, что любит, но теперь к ней пришло осознание, что жизнь имеет настоящую ценность только, если в ней присутствует любовь. Потеряв любимого человека, она возвращается в санаторий, чтобы тихо угаснуть, зато зная теперь, что такое жизнь и любовь.

На волне нынешней пандемии все тут дружно ринулись читать и смотреть книги и фильмы на тему апокалипсисов. А я читаю Ремарка. И честно говоря, не знаю более апокалиптичного чтива. Это такая жуткая жуть, что и представить сложно. Всю книгу провела со вздыбившимся волосяным покровом. Настоящие GotterDammerung, сумерки богов, где богами были мы, люди. Закат эпохи. Междувременье, которого так страшатся китайцы и я.

История о немецких эмигрантах, мыкающихся по Европе накануне 1939го. История их началась задолго до этого года, после прихода к власти фашистов в Германии. Несогласные с новой политикой бежали из страны в соседние Австрию, Швейцарию, реже Францию. Изгнанные, преследуемые. И как много стали значить для них бумажки. Документы. Честно говоря, у эмигрантов только и разговоров, что о паспортах и визах. Вот всю книгу паспорт, паспорт, нужен паспорт, без паспорта я умру, поддельный паспорт, виза, как я буду жить с фальшивым именем. И столько в этом Ремарк развёл философии, про жизнь под чужим именем, столько боли от этого. Возможно, но мне трудно это понять, когда на кону жизнь. Нехай я всю жизнь побуду Матреной, зато живой Матреной.

История развернулась одной ночью в Лиссабоне. Один эмигрант мечтает об Америке, второй эмигрант этой мечты почти достиг, паспорт и виза и билеты у него на руках, одно лишь но. Он туда не поедет. И вот Шварц рассказывает про всю свою неприкаянную жизнь случайно встреченного незнакомцу. И мне. А я ему верю. Верю в эту полуоборванную жизнь, верю, что от всей нормальной жизни у него и его Элен были лишь отрывки, часы, дни, недели. Блин, они счастливые. У них были даже месяцы. Я, наверное, богохульствую и вообще, но я и сейчас то не чувствую, что у меня есть годы. Экзистенциальный ужас.

Прекрасная история любви Шварца и Елены. 4 года обыденности, которую они и сами воспринимают как рутину. Пфуй. Годы разлуки, где никто никого не ждал, но в глубине души надеялся. И новый опыт любви в изгнании, в лагерях, в съемных потайных домах, на полу забегаловок. «Люби», скрывайся и таи, и мысли и мечты свои. Да была бы их любовь такой яркой, такой напряженной, если бы не ежедневная угроза потерять друг друга? Конечно, нет. Они и сами это знают. Елена прямо говорит ему. Иосифу. Его настоящее имя Иосиф. Ведь даже я мысленно называю его Шварцем. Хотела бы я такой истории? Яркой - да. На заплёванном полу паба - нет. (На чистом полу паба - хммм, а где наша только не пропадала, почему бы и не да))) И как автор интересно показывает "а что было бы если" - если бы Шварц и Елена доплыли бы до своей Америки? Он рассказывает об их субститутах, о встреченном в лиссабоннском порту собеседнике. Тот доплыл. И развелся через полгода со своей Рут. А потому что все. Все закончилось. Нет больше постоянного стресса, нет больше яркого. Нужно вести нормальную человеческую жизнь. Обыденную. А они больше не умеют этого.

Черт собери мои мысли, Ремарк создал настоящий Омут памяти, пусть даже фальшивых воспоминаний, куда меня погрузило, и никак не выплыть. Где моя бутылка рома и грустный собеседник, готовый раз за разом выслушивать печальные сентенции? Возможно, именно сейчас вся эта культура ночных ремарковских кабачков (баклажан, блин), да баров, баров, будет как никогда актуальной. Послушай, друже, вот мои билеты в Питер. Но я никуда не лечу. Выслушай мою историю...

На волне нынешней пандемии все тут дружно ринулись читать и смотреть книги и фильмы на тему апокалипсисов. А я читаю Ремарка. И честно говоря, не знаю более апокалиптичного чтива. Это такая жуткая жуть, что и представить сложно. Всю книгу провела со вздыбившимся волосяным покровом. Настоящие GotterDammerung, сумерки богов, где богами были мы, люди. Закат эпохи. Междувременье, которого так страшатся китайцы и я.

История о немецких эмигрантах, мыкающихся по Европе накануне 1939го. История их началась задолго до этого года, после прихода к власти фашистов в Германии. Несогласные с новой политикой бежали из страны в соседние Австрию, Швейцарию, реже Францию. Изгнанные, преследуемые. И как много стали значить для них бумажки. Документы. Честно говоря, у эмигрантов только и разговоров, что о паспортах и визах. Вот всю книгу паспорт, паспорт, нужен паспорт, без паспорта я умру, поддельный паспорт, виза, как я буду жить с фальшивым именем. И столько в этом Ремарк развёл философии, про жизнь под чужим именем, столько боли от этого. Возможно, но мне трудно это понять, когда на кону жизнь. Нехай я всю жизнь побуду Матреной, зато живой Матреной.

История развернулась одной ночью в Лиссабоне. Один эмигрант мечтает об Америке, второй эмигрант этой мечты почти достиг, паспорт и виза и билеты у него на руках, одно лишь но. Он туда не поедет. И вот Шварц рассказывает про всю свою неприкаянную жизнь случайно встреченного незнакомцу. И мне. А я ему верю. Верю в эту полуоборванную жизнь, верю, что от всей нормальной жизни у него и его Элен были лишь отрывки, часы, дни, недели. Блин, они счастливые. У них были даже месяцы. Я, наверное, богохульствую и вообще, но я и сейчас то не чувствую, что у меня есть годы. Экзистенциальный ужас.

Прекрасная история любви Шварца и Елены. 4 года обыденности, которую они и сами воспринимают как рутину. Пфуй. Годы разлуки, где никто никого не ждал, но в глубине души надеялся. И новый опыт любви в изгнании, в лагерях, в съемных потайных домах, на полу забегаловок. «Люби», скрывайся и таи, и мысли и мечты свои. Да была бы их любовь такой яркой, такой напряженной, если бы не ежедневная угроза потерять друг друга? Конечно, нет. Они и сами это знают. Елена прямо говорит ему. Иосифу. Его настоящее имя Иосиф. Ведь даже я мысленно называю его Шварцем. Хотела бы я такой истории? Яркой - да. На заплёванном полу паба - нет. (На чистом полу паба - хммм, а где наша только не пропадала, почему бы и не да))) И как автор интересно показывает "а что было бы если" - если бы Шварц и Елена доплыли бы до своей Америки? Он рассказывает об их субститутах, о встреченном в лиссабоннском порту собеседнике. Тот доплыл. И развелся через полгода со своей Рут. А потому что все. Все закончилось. Нет больше постоянного стресса, нет больше яркого. Нужно вести нормальную человеческую жизнь. Обыденную. А они больше не умеют этого.

Черт собери мои мысли, Ремарк создал настоящий Омут памяти, пусть даже фальшивых воспоминаний, куда меня погрузило, и никак не выплыть. Где моя бутылка рома и грустный собеседник, готовый раз за разом выслушивать печальные сентенции? Возможно, именно сейчас вся эта культура ночных ремарковских кабачков (баклажан, блин), да баров, баров, будет как никогда актуальной. Послушай, друже, вот мои билеты в Питер. Но я никуда не лечу. Выслушай мою историю...